Николай I. Освободитель. Книга 4 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Еще чуть больше суток понадобилось чтобы добраться от главных морских ворот королевства до столицы. Немцы, насмотревшись на восточного соседа, начали недавно строить железную дорогу Берлин-Штетин с идеей потом продолжить его до Данцига и Кенигсберга, однако пока дело продвигалось вперед не шатко ни валко. Своих денег не хватало, а пускать к себе в огород англичан или французов Фридрих Вильгельм справедливо опасался.

Встретили нас — я с собой в поездку взял военного министра и министра финансов, ну плюс чиновников помельче и всякой свиты было человек, наверное, тридцать — в Берлине нервно. На въезде в столицу встретил сам король, с конвоем из солдат «моего» 6 кирасирского полка. Будучи шефом прусских кирасир, я не так давно выслал им штампованные хромированные кирасы, поэтому кавалеристы выглядели на фоне остальных гвардейцев просто ослепительно.

Сама встреча нас королем, с какой стороны не посмотри, была немалым нарушением протокола. Я все-таки пока был только наследником, а не императором, а значит в иерархической лестнице стоял ниже Фридриха Вильгельма. Впрочем, когда воздух буквально наэлектризован в ожидании первых раскатов надвигающейся войны, вопросы протокола очевидно отходят на второй план.

— Я рад тебя видеть Николай, — Фридрих Вильгельм пригласил меня к себе в карету и дальше в сторону дворца мы поехали только вдвоем. Видимо король хотел прощупать меня один-на-один, резонно считая меня человеком не столь опытным в международной политике и соответственно потенциально подходящим кандидатом на «продавливание». — Сама новость об отъезде делегации из Петербурга в Берлин немного затормозила Вену. Франц явно не ожидал, что ты откликнешься на наш призыв о помощи так быстро.

«Ну да, не ожидал», — мысленно хмыкнул я. — «Посол фон Фикальмон, которого Меттерних явно не просто так отправил заранее в Питер, очень настойчиво просил об аудиенции и потом пытался выяснить, на каких условиях Россия согласиться закрыть глаза на маленькую победоносную войну, планировавшуюся в Вене».

Австрияк начал намекать на возможность продолжения совместного «курощения» османов, у которых и так дела шли совсем неважно, и даже на возможность поднятия православного креста над Софией. Конечно же я так ему и поверил, ага, держи карман шире. Мы возьмем Царьград тогда, когда сами пожелаем, и разрешения Вены на это Петербургу не требуется. Мой же ответ, что в любом случае Россия не потерпит пересмотра границ, австрийскому послу явно не понравился. В общем, австрияку оказалось банально нечем меня покупать, и даже намеки на возможные территориальные уступки в Галиции в обмен на возврат Австрией Силезии и возможно еще пары «Кемских волостей» меня тоже не соблазнил. Галицию мы тоже возьмем, когда захотим, хоть последнего я послу конечно же и не говорил. Не договорились мы с австрийцами, поэтому они и затормозили в задумчивости.

— Мы, конечно, тоже начали призыв резервистов, но нам остро не хватает оружия. Англичане требуют золото здесь и сейчас, представляешь? Одна надежда на тебя! — Продолжал тем временем пруссак строить из себя бедного родственника.

И с такой простотой это было произнесено, что я даже немного охренел. То есть он еще и жалуется, что сначала побежал покупать штуцера не у меня — хотя я давно предлагал тестю поставить оружие для его армии — а у островитян, а те пользуясь моментом ему заломили невыгодные условия. А Коля-дурачок типа должен по-родственному бесплатно прусскую армию вооружать? И хорошо бы потом про долги вообще забыть? Херня какая-то!

В общем, не стал я ничего тестю отвечать дабы не показать своих истинных намерений, просто сидел, кивал и смотрел в окно. Тревожность в прусской столице была видна даже при беглом взгляде, впрочем, возможно это я уже себя сам накручивал. Но то, что по улицам Берлина туда-сюда сновало множество военных, причем не офицеров, а именно солдатских команд, было видно невооруженным глазом. Во всю шел призыв резервистов.

На острове Шпрееинзель нас встречала построенная ровными рядами гвардия — мне никогда не понять их любовь в шагистике — и кажется весь высший свет Берлина. Появление русского наследника вызвало шквал восторженных криков, реакция была настолько бурная, что я даже немного смутился. Как оказалось — не зря, но это я выяснил чуть позже, пообщавшись на второй день с русским послом в Берлине Давидом Алопеусом. Тестюшко толи случайно то ли специально пустил в газеты слух, что русский регент едет в Берлин для заключения военного союза против Вены. Вероятно, он рассчитывал, что я не смогу после этого обмануть ожидания целого города, и меня будет легче — читай с меньшими потерями для себя — уговорить на союз. Ну или просто на австрийцев давил таким образом.

— Господа, — нас выдернули на первый раунд переговоров буквально через три часа после торжественной встречи, дав время только на то чтобы перекусить, помыться, переодеться и немного прийти в себя после пятидневного пути. Вообще тут так обычно не делали, но ситуация была действительно срочной, поэтому я возмущаться не стал. — Я хочу сразу обозначить позицию России, дабы в дальнейшем между нами не было недопонимания. Мы не видим для себя причин ввязываться в возможный внутригерманский конфликт между Австрией и Пруссией. Безусловно я лично, и император меня в этом поддерживает, против любых войн в принципе, и в данном случае мы предпочли бы сохранить теплые отношения с обоими государствами.

Стартовые позиции для торга были обозначены, а мяч перекинут на поле пруссаков. Теперь Фридриху Вильгельму нужно было что-то предлагать дабы уговорить нас спасти их задницы.

Кроме меня и двух моих министров за переговорным столом находился король с наследником, глава генерального штаба фон Мюффлинг и министр иностранных дел Бернсторф.

— Кхм-кхм, — первым собрал мысли в кучу именно Бернсторф, — прощу прощения, ваше императорское высочество, но как же наш союзный договор от 1817 года?

Поскольку в этом варианте истории после 1812 года Россия так и не вступала в войну с Наполеоном, то и союза аналогичного русско-прусскому от 1813 года той истории тут не было. Зато во время свадебных торжеств в 1817 году между нами был подписан договор о дружбе и сотрудничестве. Полноценным союзом это назвать конечно же было нельзя, поскольку согласно данному договору стороны брали на себя обязательства не по вступлению в войну, буде такая приключится, а только по соблюдению благоприятсвенного нейтралитета. Причем договор был заключен на десять лет, которые как раз пару недель назад истекли. О чем я прусскому министру и напомнил.

— Тем не менее вне зависимости от исхода данных переговоров, мы не отказываемся от взятых на себя обязательств, и готовы, например, поставлять Пруссии оружие, снаряжение, продовольствие по самым выгодным ценам, — я сразу обозначил, что халявы тут не будет. Не смотря на родственные связи, Романовы отлично знают, с какой стороны у бутерброда колбаса. — Можем провести демонстративные маневры в районе западной границы. Яков Петрович, сколько й нас там сейчас сил?

— Вдоль австрийской границы примерно восемьдесят-девяносто тысяч штыков, — тут же откликнулся Кульнев. — Еще тысяч пятнадцать прикрывают дельту Дуная ну и конечно Польский корпус не так далеко.

Вообще корпус, квартирующий в привисленских губерниях, официально назывался Западным. Я во всех официальных документах максимально старался уйти от таких имен собственных как Польша, Литва или, прости Господи, Малороссия. Вместо этого использовались названия губерний, образованные от главного губернского города или по характерным особенностям местности. Украинские губернии делились на Причерноморские, Прикарпатские, Поднепровские и Полесские. Эстляндская губерния была переименована в Ревельскую, Курляндская в Митавскую, а Лифляндская в Рижскую и вместе с Виленской губернией они именовались Прибалтийскими. Однако в разговорной речи старые топонимы все равно проскальзывали. Вот и сейчас Кульнев назвал войска Западного генерал-губернаторства Польскими.