Утилизация (СИ) - Тараканова Тася

Руки тряслись, когда поднесла соску к губам дочери. Камень свалился с души, когда моя рыбка принялась, причмокивая, беззубым ротиком тянуть смесь из бутылочки. Первое кормление хоть и началось скомкано, продолжилось абсолютным умиротворением при виде сосущего младенца. На головке дочери выступили капельки пота, так усердно она работала.

Экран телефона загорелся вызовом, звукового сигнала не было, потому что я его отключила. Звонила мама, видимо, с новыми напутствиями, как и что я должна делать. Перевернув мобильник, я постаралась отрешиться от мыслей о настойчивом вторжении матери с упрёками, наставлениями и рекомендациями. Я не буду кормить Машу, разговаривая по телефону. Никогда.

И в этот момент раздался звонок от входной двери. Меня нет ни для кого. Только землетрясение или пожар заставит меня открыть дверь.

— Юля, я знаю, ты дома.

От этого голоса пол под ногами покачнулся.

Этот человек осознанно вытирал об меня ноги, рушил моё самоуважение, самоутверждался за мой счёт, и теперь пришёл ко мне, чтобы что? Проникнуть в мою жизнь и снова танцевать на костях? Он убил всё то доброе и светлое, что я пыталась собирать из осколков его кратковременных приступов любви. Потерять себя, растворившись в другом, оказалось просто. Это как вступить в трясину и провалиться с головой. Выдержать собственную тревогу, беспомощность, страх одиночества гораздо сложнее.

— Юля, открой. Нам надо поговорить.

Внутренние диалоги с ним прописались в моей голове, я ловила воду решетом, уже понимая бесполезность каких либо слов. И ещё я боялась его. Он обладал какой-то гипнотической силой, завлекающей одинокую путницу блуждающими огоньками в болото.

— Я хочу видеть свою дочь. Ты одна не справишься. Я буду платить алименты.

Мобильник опять начал светиться. Атака пошла с двух сторон. Машенька не предала меня плачем, я выскользнула в спальню, прикрыв за собой дверь, оставив телефон на столе в кухне. Почувствовав, что я чуть восстановилась, эти двое как акулы рванули на запах крови.

Я держалась за дочь, как за спасательный круг. Руки перестали дрожать, когда я посмотрела на окно, в которое собиралась выйти. Все слова, сотрясающие воздух, бред. Мне не нужны алименты, не нужна так называемая поддержка матери. Просто забудьте обо мне, а я забуду о вас.

***

Сидя на кровати, я покачивала свою малышку, изучая цвет её ещё мутных глазок: то ли синие, то ли серые.

— Теперь мамочка будет с тобой, — шептала я дочери. Дотянулась одной рукой к книжкам – малышкам на прикроватной тумбочке. Раскрыла одну из них перед дочерью. — Смотри какие красивые картинки.

Мурлыкая песенку без слов, перелистывала страницы, старалась выкинуть из головы мысли о том человеке. Он и так занял слишком много места в моей голове, пора было его оттуда изгнать. Думать о себе, о своих желаниях, строить собственные планы оказалось так непривычно, словно я приоткрывала незнакомую дверь, нерешительно выглядывая в образовавшуюся щель, с трепетом изучая неведомое пространство. Страшно, боязно, волнительно, маняще, точно как открыть чистый лист, нажать на клавиши ноутбука, и слово за словом плести новую историю – обыкновенную, но единственную в своём роде.

Новая трель звонка проникла сквозь двери в маленькую квартирку, нервной волной прошлась по телу. Сколько можно!

Слабая, уязвимая, одинокая я хотела сама плести свою судьбу, мужественно или, трясясь от ужаса, обретать опыт на своём пути. Я должна выдержать себя, выдержать этот ненавистный звонок, разрешить себе быть собой, перестать быть удобной, понимающей и бесконечно виноватой.

Он звонил и звонил. Книжки не помогали отвлечься, я встала и принялась ходить от окна до двери с Машенькой на руках. Моя девочка была лёгкой, но я чувствовала себя разбитой, будто одолела километров десять пешком. Прикорнуть бы рядом с дочерью, насладиться её дыханием, закрыть глаза, предать сну уставшее тело и измученную душу.

— Уходи, уходи, — шептала я, совсем обессилив. — Уходи. Ты нам не нужен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Невозможно длинный день никак не заканчивался. Тяжёлые веки закрывались сами собой, тело магнитом тянуло на кровать. Очнулась я от голоса дочери, которая завертелась и захныкала рядом со мной. Ребёнок голодный, а я дрыхну. По ощущению проспала несколько часов. Ужас!

Слегка дезориентированная после сна, сняла с дочери тяжелый памперс. Прислушилась. В квартире, кроме звуков, издаваемых Машей, было тихо. Кажется, настойчивый человек всё-таки ушёл. Знание о том, что это не последний его визит, неприятно свербило где-то на подкорке мозга. Заняв себя хлопотами о дочери, гнала от себя душную волну страхов.

Не думать, не тащить в настоящее удавку прошлых мыслей, основательно почистить заросший колодец от тухлой воды, чтобы он наполнился свежей и кристально чистой влагой.

Глава 23. Матчество

Неделя для меня прошла как в тумане. Напряжение, не дававшее отвлечься от дочери, держало стальным капканом. Машеньку беспокоил животик, я прикладывала к нему теплую пеленку, делала массаж и целыми днями носила дочь на руках. Мне кажется, мы не расставались с дочкой ни на минуту, даже ванну, куда я добавляла отвар ромашки, принимали вместе. К концу первой недели я поняла, что дико устала, и что пора пополнить запасы еды.

Одежда болталась на мне как на вешалке, я готовила себе в основном гречку и овсянку на воде, молоко давно закончилось. Ещё выручал чай, запасы которого подходили к концу.

Телефон разрядился, и я благополучно забыла про него, поэтому неожиданностью стал визит матери. Она появилась через три дня, до крайности возмущённая моим «отвратительным» поведением. Вполне приемлемым, по её мнению, было то, что она явилась с пустыми руками, не принесла даже булку хлеба, не говоря о подарках для внучки.

— Ты пустоголовая! — заявила мать с порога. — На что ты собираешься жить? Мы сейчас не можем помогать, у нас ипотека.

Ну, да, всё правильно. Булка хлеба с пакетом молока легли бы неимоверным бременем на их семью.

Ипотеку мать с отчимом выплачивали за квартиру, купленную для сестры. Как объяснила мама, мне досталась квартира бабушки, а сестре тоже вскоре понадобиться отдельное жильё. Будучи школьницей и студенткой, я всегда была на остаточном финансировании. Мать считала, что живя на пенсию бабушки, школьница и пенсионерка могут себе ни в чём не отказывать, поэтому в финансовых вопросах я давно научилась полагаться на себя.

— Отец ребёнка звонил, сказал, ты не хочешь с ним общаться. Ты в своём уме? Он обязан вас содержать!

Уснувшая после кормления дочь лежала в слинге, а бабушка совсем не торопилась познакомиться с ней.

— Прекращай ерепениться, переезжай к мужу, а квартиру сдавай. Будут дополнительные деньги. Ремонта здесь нет, квартирку не жалко. Думаю, за двадцать пять вполне можно сдать.

— Пожалуйста, тише, Машенька недавно уснула.

Мать, выплеснув фонтан возмущения, притормозила.

— Зачем ты таскаешь её на себе. Положи в кроватку, пусть спит самостоятельно. Нечего ребёнка баловать, потом вообще с рук не слезет. — Мама подошла ближе, заглянула в лицо своей внучки, в этот момент Машенька пошевелила тонкими длинными пальчиками. — Как из фильма ужаса, — прокомментировала бабушка. — Сколько она родилась?

— Два с половиной.

Маша ещё не дотянула до этого веса, но рассказывать правду, чтобы выслушать ещё тонну негатива, я не готова. Привычка молчать о своих проблемах, похоже, образовалась у меня ещё в младенческом возрасте. Мать рассказывала, что не брала меня на руки, когда я плакала, потому что это было неправильно.

— Ты кормишь грудью?

— Нет. Молоко пропало.

— Понятно, почему ребёнок такой худой.

Мать зашла на кухню, проследовала в спальню, проинспектировав моё хозяйство.

— Кроватку не купила?

— Ещё нет.

— Пусть твой почешется, скажи ему.