Лиза из Ламбета. Карусель - Сомерсет Уильям Моэм

том же духе.

Фрэнк молчал, поджав губы, с суровым выражением лица. Бэзил разгадал, что за этим кроется молчаливое порицание, и разразился страстной речью:

— О, знаю, мне не следовало поддаваться. Разве ты не понимаешь, что мне пришлось горько сожалеть об этом? Я никогда не думал, что она воспримет это серьезнее, чем я. И в конце концов, я такой же мужчина, как любой другой. У меня есть страсти, как у других. Полагаю, большинство мужчин на моем месте поступили бы так же.

— Я бы не рискнул упрекнуть тебя, Бэзил, — сухо сказал Фрэнк.

— Просто мне хотелось сделать для девушки что-то доброе. Но я впал в уныние. В конце концов, если бы мы все были так же невозмутимы ночью, как бываем поутру…

— …жизнь превратилась бы в воскресную школу, — вставил Фрэнк.

В ту минуту они находились рядом с Вестминстерским мостом, и мимо них проехала коляска. Они увидели, что в ней сидит миссис Мюррей, и она торжественно кивнула им. Бэзил покраснел и отвернулся.

— Интересно, не направляется ли она к мисс Ли.

— Хочешь вернуться и посмотреть? — холодно спросил Фрэнк.

Он внимательно посмотрел на Бэзила, который снова вспыхнул, но тут же отбросил мимолетные сомнения.

— Нет, — твердо ответил он. — Пойдем.

— Это из-за миссис Мюррей ты решил бросить Дженни?

— О, Фрэнк, не думай обо мне слишком плохо! Мне ненавистна уродливая, омерзительная вульгарность интрижек. Я намеревался вести жизнь более благопристойную, чем многие мужчины, из-за моей… Из-за леди Визард. А когда я с Дженни, то противен самому себе. Если бы я и не встретил миссис Мюррей, все равно сделал бы все, чтобы положить конец этим отношениям.

— Ты любишь миссис Мюррей?

— Да, — ответил Бэзил, выдержав короткую паузу.

— Думаешь, ты ей небезразличен?

— Недавно я был в этом уверен, а теперь опять сомневаюсь. О, я так хочу, чтобы она что-то ко мне испытывала! Не могу ничего с этим поделать, Фрэнк. Это совершенно другая любовь: она возвышает меня и поддерживает. Не хочу показаться педантом, но когда я думаю о миссис Мюррей, у меня нет ни одной недостойной мысли. И я этим горжусь, ведь моя любовь к ней почти духовна. Если она действительно небезразлична ко мне и выйдет за меня замуж, то, полагаю, тогда я смогу сделать хоть что-то хорошее в этом мире. Я вообразил, что если уеду на шесть месяцев, Дженни постепенно перестанет обо мне думать. Считаю, лучше потихоньку разойтись, чем разорвать отношения резко и жестоко.

— Разумеется, такой вариант будет менее болезненным для тебя, — заметил Фрэнк.

— А когда я стану свободен, то отправлюсь к миссис Мюррей, расскажу ей обо всем и попрошу ее руки.

Бэзил жил в симпатичном дворе Темпла, которому, несмотря на неизбежные в этом месте отвратительные перебранки, придавали спокойное очарование старые красные дома и лондонские платаны с их зеленой прохладой. Его комнаты на верхнем этаже были обставлены просто, но со вкусом человека, любившего красивые вещи. Леди сэра Питера Лели с их милой искусственной грацией взирали с гравюр меццо-тинто, украшавших обшитые панелями стены, а мебель Шератона придавала изысканную строгость жилищу студента.

Фрэнк набил трубку, но они просидели совсем недолго, когда раздался стук в дверь.

— И кто это, черт возьми, может быть? — удивился Бэзил. — Ко мне не так уж часто приходят посетители днем в субботу.

Он вышел в крошечный коридор и открыл дверь. Фрэнк услышал голос Дженни:

— Можно войти, Бэзил? У тебя кто-то есть?

— Только Фрэнк, — ответил он и проводил ее в комнату.

Дженни нарядилась в воскресную одежду, цвета которой показались доктору немного грубоватыми. Яркий бант на черной шляпке резко контрастировал с желто-коричневым жакетом, но ее красота была такова, что могла затмить нелепость любого костюма. Она была довольно высокого роста, хорошо сложена, с округлыми бедрами и полной грудью страстной женщины. Черты ее лица были выточены с совершенством, присущим греческой статуе, и ни одна герцогиня не могла бы похвастаться более аккуратным ртом или изящным носом. Ее маленькие уши были прекраснее морских раковин, а гладкая кожа имела нежный кремовый оттенок. Но особенно хороши были великолепные пышные волосы и сияющие глаза. Ее лицо носило девически невинное выражение, которое просто завораживало, и после придирчивого осмотра Фрэнк не мог отрицать: стоя с ней рядом, миссис Мюррей померкла бы совершенно, несмотря на все преимущества, которые дают хорошие манеры и изысканный туалет.

— Я думал, сегодня ты отправишься домой, — заметил Бэзил.

— Нет, у меня не получилось. Я пришла сюда сразу же после того, как мы закрылись в три, но тебя не было. Я так боялась, что ты не появишься до шести часов.

Было очевидно, что Дженни хотела поговорить с Бэзилом наедине, и Фрэнк, выбив пепел из трубки, встал, чтобы уйти. Хозяин проводил его вниз.

— Послушай, Бэзил, — сказал Фрэнк. — На твоем месте я воспользовался бы этой возможностью, чтобы сообщить Дженни о своем отъезде.

— Да, я так и собираюсь поступить. Рад, что она пришла. Я хотел написать ей, но думаю, это было бы проявлением трусости. О, ненавижу себя за то, что приходится причинять ей такую боль!

Фрэнк ушел. Сначала, чуть ли не завидуя удаче Бэзила, он проклинал свою судьбу, потому что красивые девушки никогда не влюблялись в него до безумия. Конечно, это было бы скучно, и такое рабское обожание раздражало бы его, но постоянное воздержание отнюдь не льстило его самолюбию. Однако теперь на пути в клуб, не нужный никому, свободный от каких-либо притязаний и привязанностей, он цинично поздравлял себя с тем, что прекрасные леди берегли свои улыбки для господ более обаятельных, чем он.

Когда Бэзил вернулся в комнату, он увидел, что Дженни не сняла шляпку, как обычно, а стояла у окна, глядя на дверь. Он подошел поцеловать ее, но она отстранилась.

— Не сегодня, Бэзил. Мне нужно кое-что сказать тебе.

— Что ж, сначала сними верхнюю одежду и расположись поудобнее.

Ему пришло на ум, что Дженни, вероятно, поссорилась с хозяином «Голден краун» или хотела упрекнуть его, что за последние несколько дней он не приходил повидать ее, и, закурив трубку, он решил отвечать с беспечной веселостью. Он не заметил, что она как-то странно на него смотрит, но когда она заговорила, в ее голосе послышалась такая дикая тоска, что он вздрогнул.

— Не знаю, что бы я делала, если бы не застала тебя дома сегодня.

— Боже правый, Дженни! Что случилось?

Она сорвалась на рыдания:

— Я в беде, Бэзил!

Ее слезы растопили его сердце, и он очень нежно обнял ее, но