Рождение (СИ) - "Мария Птица-Кошка"

— Что именно поставило в тупик? — уточнил терпеливо собеседник. В сломанной конечности неприятно ноет. Должно быть, меняется погода где-то вверху, за пределами естественной крепости, простоявшей тысячи, может и миллионы, лет под поверхностью пустоши Раднаара. Внутри зашевелилось тоскливое раздражение. Беспомощность всегда угнетала бывшего земледельца. Но следует откинуть вредные эмоции, то и дело пробуждающиеся в самых дальних и мрачных глубинах души, чтобы дестабилизировать рассудительность. Повреждение мешает не только физически, но и психологически, вызывая недопустимые нынешнему положению перепады настроения. Лишь врождённая привычка контролировать всё возможное убеждает противостоять непозволительной слабости.

— Я… Я иногда сталкиваюсь с неподдельной паникой, задавая самые невинные вопросы. Например, когда спрашиваю возраст… Что в этом вопросе их так пугает? Почему они готовы провалиться под землю, но не отвечать, однако заставляют себя говорить мне правду. Это ненормально! Это… неестественно! — в карих глазах застыло непонимание. Обыкновенный боец Сопротивления не в силах самостоятельно разобраться с проблемами из-за поручения.

— Этот вопрос задают часто. В зависимости от заказа, требования на партию мяса могут отличаться, вот ответ и не предугадать. К тому же… За ложь наказывают очень жёстко. Отвечать правду вбито с рождения. Всегда можно перепроверить, если что, — Осилзский снял кожаный широкий браслет и протянул внутреннюю сторону запястья. Чуть выше кисти выжжены цифры и буква. — Это клеймо с данными о рождении. Взвешивание производится пару раз на неделе. На самом деле интересует обычно соотношение параметров. Данные о весе на карточке на шее. Теперь их нет ни у кого уже, хотя они ещё помнят последнее измерение — недавно было, изменения минимальны.

— Это… Это же чудовищно! Я и не подозревал! Я не… Но как же быть? — Риул в смятении теребит рыжую шевелюру, стараясь справиться с нахлынувшими мыслями, насколько далёк от правильности в выполнении функций руководителя создающейся группы.

— Спроси у меня, — глухо предложил Ланакэн, исподлобья наблюдая терзания товарища. Как выяснилось, самому сделать такое предложение тоже по-прежнему непросто.

— Что? Но…

— Давай же! — предводитель улыбнулся, стараясь поддержать.

— Сколько тебе лет? — чужими губами произнёс картограф теперь ставший неприятным вопрос.

— Не знаю. Здесь данные, а я не знаю. Не хочу знать, понимаешь? Доверься времени. Вес меняется, а нового взвешивания им не светит. А возраст можно и забыть. Ясно? Наиболее частый возраст отбора: восемнадцать-двадцать лет. Есть параметры, прибавляющие срок, есть — убавляющие. Вот этот знак…

— Буква, — автоматически поправил собеседник, знакомый с грамотой.

— Возможно, я не умею читать, ты ж в курсе. Она означает, что я из отобранных для дальнейшего размножения, что может дать несколько дополнительных лет. Эта цифра — предположительное качество продукта. Склонность к полноте. Характеристика не сильно хорошая — отнимает несколько лет. Вот это — знак экспериментальной группы. В зависимости от успешности соответствия цели эксперимента остальное также может менять своё значение на предстоящие сроки. Есть ещё вопросы? Спрашивай. Я должен помочь тебе в познании фермерских. Или ты провалишь данное мною задание. Смелее! — даже смешно подумать: приходится подбадривать обычно бесцеремонного соратника, старающегося прятать все неприятности от посторонних за видимостью дебошира. Но разговор вызывает настолько противоречивые чувства, что любопытство стирается робостью, несвойственной до агрессивности активному союзнику.

— А… Как же их разводили? Ну… вот ты говоришь, что тебя отобрали… Но ведь ты мог не захотеть… Сказать, ну… что не хочешь…

— «Не хочу»? «Сказать»? — рассказчик не удержался от смеха. — Вообще не проблема! Один укол и всё захочешь, что шевелится, если уж такой избирательный. Ещё вопросы?

— Эмм… А у тебя дети есть? — возник непроизвольно интерес.

— Нет. Я прежде сбежал. Одной из причин было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А… Если б поймали?..

— Сделали бы так, чтобы больше не сбежал. Они ж не просто так даже не пытаются! Если очень ценный, то отобрать вдруг, да ещё усталого и не готового к убою… Не станут. А вот лишить возможности бежать — другое дело. Ноги подкоротить, например. Не в переносном смысле. В прямом, — Создатель Убежища заметил: стоящий перед ним человек поперхнулся (нездоровая бледность выдаёт едва ли не предобморочное состояние) и осторожно потрепал по плечу: — Ты в порядке?

— Я?! Да я в раю жил! Просто не знал! Они… Они… Как же ты решился?! Бежать оттуда? — осведомился, борясь с тошнотой, подкатившей к горлу.

— Я, наверное, дошёл до состояния, когда не хотелось продолжать так. Способ прекращения привычного образа жизни не имел значения. Хотя я бежал из последних сил, потом полз… Я никогда столько не бегал. Да и где мне тогда бегать-то было! Потом мне повезло с деревенькой, к которой прибился. Они меня пожалели и выдали за своего. А я долго боялся, что кто-нибудь из заезжих григстанов посмотрит на мои руки. И поймёт. И… вернёт обратно. Наверное, боялся, пока сюда не попал. Хотя прошлое и превратилось уже в тупой злой сон. Но… Они многое пережили, мало знают о нормальной жизни, но ещё не настолько стары, чтобы не суметь приспособиться.

— Думаешь, согласятся? Пойти с призывом? Ведь… Мы им чужие. И боятся всего…

— Доведённых почти до той же грани, как и я когда-то, на самом деле там много. Не у всех хватает мочи пересилить общепринятый образ существования. Да и внешний мир пугает неизвестностью. А нам весьма кстати их знания о правде отношения врага к человечеству. Их словами трудно пренебречь! — непривычная усталость легла на плечи. Побыть бы одному, раз нельзя пойти в тренировочный зал и размяться с клинком, отталкивая тени, которые скопились на задворках памяти, куда сам сослал много лет назад. Шоу искренне поблагодарил, отметив отчуждённость, появившуюся за разговор в товарище прежних походов. Картограф тоже норовит уединиться, продумать всё услышанное, взвесить и постараться стать достаточно спокойным. Вот изложивший ему столь отвратительную информацию может же выглядеть спокойно! А ведь не пересказывает чужую историю — вспоминает биографию! Следовательно, возможно бороться даже с такими страхами. Риул внезапно осознал: уже не сможет не заниматься данным ему делом. Столь непохожие на односельчан люди расшифрованы. Их «язык» перестал быть далёким, как щебет малого дракона на заре. Отпустив проходившей мимо молодой женщине совсем невежливый комплимент, задорно усмехнулся и поторопился уйти от полного ярости взора и брошенной вдогонку назойливому грубияну тряпки. Реакция вольнорождённой немного помогла принять обычный настрой. Фермерские в ответ на скабрезности не оскорблялись, а как-то заискивающе заглядывали в глаза, настороженно пытаясь угадать, что ждать дальше и как спастись от возможной угрозы. Ни одна ещё не сделала попытки взбунтоваться! Ни одна!

Вдруг раздался гомон взволнованных людей. Пришлось отбросить мечту успокоить разгорячённые призраки из прошлого одиночеством. Происшествие собрало уже достаточно большую толпу неподалёку от выхода. Как выяснилось, неожиданно с неба спустился ваммар. Испуг охраны сменился удивлённым восторгом, ибо выяснилось: сидел на нём не григстанский дворянин, а обычный, весьма растерянный человек.

* * *

Вначале, когда спустившийся с неба ваммар стремительно приземлился у тёмного провала пещеры, оттоиров встретила тишина. Охрана настороженно притихла, наблюдая. Но вскоре навстречу бросился дежурный, опознав Сиано. Вторая женщина буквально свалилась на землю и теперь старается отдышаться. Кажется, ей перелёт стоил куда больших сил. Лишь приблизившись, мужчина узнал Силион.

— Надо же… Вроде как григстанка вас всех учить должна, а ты её чуть не на себе приволокла, — веселье сдержать слишком сложно, но бывшая погонщица нгутов смерила настолько гневным взглядом, что слова застряли в глотке.