Побег - Евгений Сухов

Довольный Потап вышел из будки. Здесь все сложилось как нельзя удачно. И человек оказался на месте, и крыша была обеспечена.

Соединения с Москвой пришлось ждать почти два часа. Но Потап терпеливо сидел на продавленном стуле у телефонной будки, раскланивался с посетителями почты – их всех он хорошо знал – кроме самых молодых, многих из которых он крестил при рождении, но которые деда не признавали за давностью лет.

Наконец телефонистка крикнула:

– Токарев! – Он вскочил со стула и бросился в будку.

Потап волновался, так что у него даже руки тряслись. Он впервые звонил этому человеку и не знал наверняка, получится ли разговор – ведь его телефон он получил от Егора давно, года три назад. Человек мог и квартиру поменять, и вообще уехать в далекие края, а может, и вовсе сменить профессию – так что никакой помощи от него теперь и не дождешься… К тому же Егор предупредил его, что тревожить этого человека можно будет только в случае крайней необходимости.

Потапу и на этот раз повезло. Он уже по голосу ответившего – жесткому, уверенному, начальственному – понял, что попал на нужного человека. И начал так, как учил его Егор:

– Вам привет с Северной Печоры. Один ваш старый знакомый дал мне ваш телефон и наказал обращаться за помощью в крайних случаях. – Потап остановился и с трепещущим сердцем стал ждать ответа.

Человек недолго молчал и его неожиданный ответ несказанно удивил старика:

– Вы… Платон? Слушаю вас.

* * *

– Отец Потап! Отзовись, батюшка! – раздался за окном насмешливый крик. Елена выглянула в окно и увидала Карася, Витьку Карасева, известного в Северо-Печерске гуляку и бабника. Он время от времени наведывался к Потапу за травяными горькими настоечками, которые дед делал на зиму. Но визиты Карася имели и еще одну цель – он не оставлял надежды охмурить лесную красавицу недотрогу. Вот и сейчас, завидев Елену, весь расплылся в самодовольной ухмылке.

– Здравствуй, голубушка, как живешь-поживаешь? Дед-то тут? Или одна домовничаешь?

Карась подошел к дому и, на руках подтянувшись к наличнику, заглянул в горенку через раскрытое оконце.

При виде незнакомого мужчины он испуганно встрепенулся и соскочил на землю.

– Ах, извините, барышня, вы заняты-с! – и шутовски раскланявшись, Карась ретировался в лес.

Елена нахмурилась и села за стол с печальным видом.

– Ты что? – спросил Варяг, положив руку ей на локоть.

– Да нехорошо, что Витька тебя видел. Как бы чего не вышло…

– А что?

– Да язык у него без костей, вот что!

К вечеру второго дня приехал отец Потап. У него был усталый вид, и он не сказал ни слова, пока Елена накрывала на стол. Когда она поставила припасенную бутылку водки, точно угадав, что именно сейчас она может пригодиться, Потап удовлетворенно крякнул и, открыв бутылку, налил всем по полстакана.

– Помянем, – сказал он, и они, не чокаясь, выпили за упокой Нестеренко Егора Сергеевича.

Старик закусил водку маринованным белым грибом. Прожевав, сказал:

– Вот что, сынок. Я позвонил кое-кому. Завтра тебя отвезут. За тобой пришлют вертолет и доставят тебя, куда там тебе надо. В Ленинград, говоришь, надо?

Варяг кивнул:

– В Питер.

– Ну, в Питер так в Питер… Есть там кто-нибудь, кому довериться можешь?

– Не знаю. Пока не знаю, – честно ответил Варяг.

– Ну так я дам тебе адрес… Есть у меня парень один, он мне вроде сына. Поможет во всем. Ему можешь доверять. Как мне.

Он посмотрел на Елену, которая молча, с покрасневшими глазами сидела за столом.

– Отец, – неожиданно прервал тягостное молчание Варяг, обратившись к старику с просьбой: – Исповедуй меня! И благослови…

Взгляд Потапа посуровел. Он, видно, чрезвычайно серьезно воспринял эту просьбу.

– Ты и вправду хочешь исповедаться, сын мой?

– Да, отец Потап, – Варяг смиренно склонил голову.

– Хорошо, будь по-твоему. Пошли в часовню.

Варяг удивился, но виду не подал и последовал за стариком в лес. Часовня располагалась шагах в двухстах от дома, была окружена густыми кустарниками, так что ее из окон и видно не было. Потап отомкнул большой черный амбарный замок, висевший на железных петлях, толкнул дверку и пропустил Варяга внутрь.

Пахло сыростью и ладаном. В углу в кромешной тьме теплилась тусклая лампадка. Потап зажег две свечи, осветившие маленькое помещение. На стене Варяг приметил две иконы и большой золоченый крест.

Потап повозился во тьме и вернулся к Варягу облаченным в стихарь. Теперь было видно, что Потап – священник. Старик положил Варягу на голову епитрахиль и вполголоса прочитал разрешительную молитву.

– Слушаю тебя, сын мой.

– Я немало нагрешил в жизни, отче. Я убивал. Из-за меня погибли люди.

– Ты убивал невинных и беззащитных?

– Нет, отче, я убивал, спасая свою жизнь.

– В чем еще заключаются твои грехи?

– Я хотел жить по правде.

– А в чем заключается твоя правда?

– Я не верил, что жизнь избранных заслуженна, и старался сам жить не хуже избранных. Я пытался позволить прочим жить не хуже избранных. Я хотел, чтобы сильные и слабые жили по своим возможностям, а не по прихотям судьбы.

– Ты верующий, сын мой? – Варяг задумался на мгновение.

– Пожалуй, да. Но в церковь не хожу.

– Важно, чтобы господь был у тебя в душе, – наставительно заметил отец Потап. – Но скажи мне, почему же ты не чтишь заповеди Христовы? Одна из них гласит: не укради!

– А разве можно считать за воровство то, что я забираю неправедно заработанное и потом раздаю несчастным и нуждающимся?

– Кому же?

– Своим братьям, попавшим в беду. И к тому же я себе ничего не беру. Я всего лишь хранитель казны.

– Странно ты рассуждаешь, сын мой. Но, может быть, и в твои словах есть правда, не мне судить, пусть тебя рассудит Господь. В чем бы ты хотел еще покаяться?

– В том, что мало сделал для своих братьев. – Потап вздохнул. Похоже, ему было не по душе то, что он услышал от законного вора, но долг священника обязывал его принять покаяние.

– Понимаю твои благие помыслы, сын мой, – сдержанно сказал отец Потап и перекрестил его.

ГЛАВА 31

Беспалый шел на встречу с Колей – Николаем Ивановичем. В отличие от надменного генерала Артамонова, загадочный Коля был весьма предупредителен и подробно объяснил подполковнику, как его найти в Москве. Коля, видимо, собирался принимать гостя в неофициальной обстановке. Прямо он об этом, разумеется, не сказал, но дал понять, что их встреча состоится «вдали от посторонних глаз и ушей». Беспалый сразу смекнул, что Коля из «комитета», по-нынешнему – ФСБ. Он и сам не мог объяснить, почему он так решил, но в поведении Коли было что-то такое неуловимо-характерное для повадок штатного кагэбэшника, что Александр Тимофеевич раскусил его сразу. Размышляя о своих телефонных разговорах с Калистратовым, Беспалый выстроил в уме нехитрую схему: Калистратов и Коля играют за одну команду, но только Коля – это основной состав, а вот Калистратов, похоже, переведен в запас…

Коля ждал его в 19.00 в кафе «Парус» в парке Дружбы на Речном вокзале. Это было удобно: Александр Тимофеевич расположился в общежитии МВД на Фестивальной улице – совсем недалеко от места встречи. В общежитии жили московские менты-«лимитчики», временно переведенные в Москву для несения патрульно-постовой службы и для охранных мероприятий. Да только их «временный» перевод, как все временное в России, с годами превратился в постоянное жительство. Чему менты, а точнее, ментовские жены, были очень даже рады, невзирая на походное, чемоданное житье-бытье в общаге.

Оказавшись вчера в общаге, Беспалый с нескрываемым отвращением отнесся ко всему, что там увидел: общие кухни, где на веревках сушились милицейские форменные рубашки вместе с детскими пеленками и женским исподним; лениво гуляющих по коридорам работников правоохранительных органов в майках, ментовских баб, без стеснения глазевших на новоприбывшего бравого подполковника. Беспалого определили в крохотную «двушку» – двухместную комнатенку, подселив к капитану из Воронежа – тоже командировочному. Беспалый матерился про себя. В Москве он бывал регулярно – раз в полгода. И селили его всегда в разных местах; один раз он даже по недоразумению попал в дом приемов МВД на Ленинских горах – дворец да и только! Но в таком бардаке он обитал впервые. И эта гнусная общага только обострила в Беспалом чувство отвращения к Москве, куда он втайне мечтал переехать на высокую должность, но… этот виноград для него пока что был зелен.

Беспалый вышел из метро и двинулся через парк. Времени было еще достаточно – час с гаком. Он подошел к искусственному пруду и присел на деревянную резную лавку. Мысли о Варяге не отпускали его, не давали покоя. Еще в колонии у него зародилось первое сомнение в том, что обезображенный труп, который предъявил ему в бараке лукавый Мулла, и в самом деле Владислав Игнатов. Потом, когда на поверке он не досчитался человека, это сомнение усилилось. И вот теперь, зная, что в окрестностях зоны бродит неизвестный с автоматом, замочивший туриста да еще зарезавший двух овчарок, – Беспалый твердо понял, что Варяг жив.