Разрушение в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

и взял мою руку в свою, сплетая своим пальцы с татуировкой ХАВОК вместе с моими.

Это попало прямо в сердце, стрела, которую я не могла достать, рискуя истечь кровью до смерти.

Мы вместе прошли так еще несколько кварталов, словно сказочная пара, которая живет в башне, надежно защищенной от злых сил мира. Я заметила, что пока мы шли глаза Аарона следили за аллеями по сторонам, густой листой, пустыми домами с вывеской «Продается» во дворе. Время от времени он кивал, и у меня по спине пробежали мурашки.

За нами наблюдали, команда Хавок.

— Сколько людей работают на вас? — спросила я, думая о Хэллоуине и десятке парней в масках скелетов — и довольно примечательно девушек — которые появились из толпы. Аарон слегка ухмыльнулся, глаза были сконцентрированы на старом аппарате постмикс в конце квартала. Он был построен в 1915 и был популярным местом тусовок у студентов школы Фуллер, пока Хавок не вышвырнули их задницы на другую сторону железных дорог. Там до сих пор подают солодовую, Shirley Temples[27] и прочее старое доброе дерьмо.

— Даже я не знаю ответа на это, — Аарон толкнул дверь, колокольчики прозвенели вслед за нами, и, блять, клянусь, каждое лицо в этой комнате повернулось, чтобы посмотреть на нас настороженным взглядом. Куда идет Хавок — проблемы следуют за ними. — Только Вик и Оскар знают, — добавил он, когда мы направились к стойке, а несколько студентов покинули красные, кожаные стулья, чтобы дать нам пространство. — Я мог бы спросить, если бы хотел, но я не хочу.

Аарон заказал нам два шоколадных коктейля, а затем подложил руку под подбородок, упираясь локтем в старую потрескавшуюся столешницу.

— Не могу поверить, что они сегодня подожги и подорвали мой минвэн, — отстраненно сказал он, постукивает пальцами по лицу. Машина, кстати, разбита в хлам, это обгоревшая оболочка прежнего "я" и еще одно выжженное огнем воспоминание о его матери. Мы сказали копам, что это похоже на случайный акт насилия. Они ни черта нам не поверили. Я уверена, новости о сегодняшнем инциденте уже дошли до Тинга.

— Ты собираешься взять другую машину? — спросила я, думая о двух тысячах, которые я закопала на заднем дворе. Этого хватит на дерьмовую развалюху. Может мне стоит купить одну? У меня нет прав, но, честно говоря, мне нужно заняться этим дерьмом. Иметь машину и возможность водить ее, это приспособление, которое мне нужно в арсенале.

— Хавок возьмут мне другую машину, — мягко ответил Аарон, поднимаясь, когда наши молочные коктейли были поданы на столешнице. Он помешивает свой напиток металлической соломинкой, а я вопросительно поднимаю бровь.

— Аарон, ты — часть Хавок. Ты гребанная А в уравнении. Сколько денег у вас, ребята, припасено? — Мне трудно оценить, что у ребят происходит в финансовом плане. Они все еще живут в относительных помойках, у Оскара и Каллума нет средства передвижения, и все же Вик дал мне две тысячи долларов и сказал, что у меня есть двадцать тысяч на планирование нашей свадьбы.

Наша свадьба…

Черт.

Лишь от мысли об этом у меня появляются мурашки.

— Около пятидесяти тысяч, — сказал он, поднимая свои прекрасные глаза на меня. В них такая мозаика цветов, словно какой-то злой Бог спустился на Землю днем, чтобы поиграть с золотыми и зелеными плитками. В эти радужки было вложено много заботы. — У нас было бы больше, но Виктору нравится реинвестировать. Мы также платим всем нашим парням, — он пожал своими большими плечами и издал язвительный смешок. — Как только он вступит в наследство, все будет по-другому.

Я выдохнула и отпила от своего напитка, просто чтобы дать себе время.

— Ты хоть представляешь, о какой сумме идет речь? — спросила я, взглянув на кольцо на моем пальце. Все еще есть искушение бежать. Думаю, оно всегда будет, это сладкое далекое обещание жизни без забот, без кровопролития и боли. Но я обустроила здесь свою кровать и планирую спать на ней, даже если это вечный сон.

— Миллионы, — сказал Аарон, поднимая на меня взгляд. Он наклонился ближе, одна из его ног была между моими. Я тяжело сглотнула, но ничего не сказала, когда его колено прижималось к промежности моих брюк. — Так много денег, что мне сложно ненавидеть то, что ты выйдешь за Вика, — Аарон потянулся и провел своей теплой рукой по внешней стороне моей.

— Тебе тяжело это ненавидеть, но ты продолжаешь это делать? — спросила я, и он улыбнулся. В этот раз это была настоящая улыбка, та, что окрашена тенями и тьмой. Он не притворяется прежним Аароном, мягким, пушистым и солнечным. В этот раз он позволяет мне увидеть маленькую часть того, кем он стал за последние пару лет.

— Я так сильно это ненавижу, что просыпаюсь от этого по ночам, — сказал он мне, двигая своим коленом так, что оно терлось об меня мучительным образом. Между нами плотина, которая скоро рухнет. Как только это случится, я не смогу противостоять наводнению. Оно унесет меня и потопит. — Ты в качестве его жены, Берни? — сказал он с очередным низким смехом. Его глаза встретились с моими, и тут меня пронзает молния, словно пуля, которая проносится внутри моего тела, заставляя меня истекать кровью, вызывая внутренние повреждения. Может, это и хреново, что я сразу перехожу к этой аналогии, но ничего не могу с собой поделать. Аарон…иногда на него больно смореть, он — напоминание о том, что могло бы быть. — Ты должна была стать моей.

Я сглотнула ком в горле и вернулась к своей дрожи. «К черту тебя за то, что ты заставил меня снова почувствовать себя пятнадцатилетней» — подумала я, когда коснулась губами конца соломинки. По какой-то идиотской причине я посмотрела в его глаза, когда брала эту чертову вещь в свой рот.

— Если ты хотел, чтобы я была твоя, почему позволяешь Вику помыкать тобой. Заступись за меня, Аарон, — я пососала соломинку, и его глаза вспыхнули. Аарон протягивает руку, берет меня за локоть и стаскивает с табурета.

— Я позволил ему помыкать собой, потому что чувствовал, что не заслуживаю тебя, Берни. Один раз я позволил тебе уйти. Как я могу просить тебя вернуться? — ухмыльнулся он, притягивая меня к своей груди. Я не могла не заметить твердую выпуклость,