Убийство в теологическом колледже - Филлис Джеймс

– Я хочу тебя кое о чем попросить. Ты не торопишься?

Эмма уже собиралась сказать: «Если это недолго», – но, взглянув юноше в глаза, сдержалась. Девушка не знала, хотел ли он попросить помощи, но помощь определенно была ему нужна.

Вместо этого Эмма проговорила:

– Да, время есть. А разве ты сейчас не должен быть на консультации с отцом Перегрином?

– Ее отложили. За мной послали полицейские, и я как раз иду на допрос. Поэтому мне и нужно было с тобой увидеться. Ты не могла бы сказать Дэлглишу, что прошлую ночь мы провели вместе? Конкретно после одиннадцати. До этого у меня алиби как бы есть.

– Где вместе?

– Ну, у тебя или у меня. То есть ты не могла бы сказать, что мы прошлой ночью переспали?

Эмма остановилась как вкопанная и, развернувшись к нему, выпалила:

– Даже и не проси! Рафаэль, что за бред? Грубость не в твоем стиле.

– Но сама по себе это не такая уж бредовая вещь… или бредовая?

Она прибавила шагу, но молодой человек не отставал.

– Слушай, я тебя не люблю и даже не влюблена, – сказала она.

– Отличное разграничение, – прервал он. – Но ты могла бы просто допустить такую возможность. Или сама мысль тебя настолько пугает?

– Рафаэль, если бы я переспала с тобой прошлой ночью, мне было бы стыдно в этом сознаться. Но этого не было, – сказала Эмма, развернувшись к нему лицом. – Не было. И врать об этом я не стану. Уж не говоря о моральной стороне вранья, это было бы глупо и опасно. Ты считаешь, что это обмануло бы Адама Дэлглиша хоть на секунду? Даже если бы я умела врать – а я не умею, – он бы понял. Это его работа. Ты хочешь, чтобы он решил, что архидьякона убил ты?

– Он, наверное, так и думает. Не такое уж у меня крутое алиби. Я ходил составить Питеру компанию, чтобы помочь переждать грозу, но после полуночи он заснул, и я легко мог выбраться. Подозреваю, что Дэлглиш именно так и решит.

– Если он тебя подозревает – в чем я сомневаюсь, – то лишь уверится в своей правоте, когда ты станешь выдумывать себе алиби. Это так на тебя не похоже, Рафаэль. Глупо, жалко и оскорбительно для нас обоих. Зачем?

– А может, мне просто хотелось узнать, как тебе сама идея… в принципе.

– Нельзя переспать с мужчиной в принципе, – сказала она. – Ты спишь с ним фактически.

– Что, конечно, не одобрил бы отец Себастьян, – проговорил он со свойственной ему иронией, но Эмма распознала в голосе юноши нотку обиды.

– Конечно, не одобрил бы, – сказала она. – Ты – один из его студентов, а я здесь гость. Даже если бы я захотела с тобой переспать – а я не хочу, – это продемонстрировало бы отсутствие хороших манер.

Последнее заявление заставило его рассмеяться, но этот смех не был приятным.

– Хорошие манеры! – сказал он. – Вот это довод. Впервые меня отвергают с подобной формулировкой. Этикет сексуальной нравственности. Наверное, нам стоит включить в учебный план семинар по этике.

– Но зачем, Рафаэль? – снова задала она этот вопрос. – Ты должен был знать, какой получишь ответ.

– Просто мне казалось, что, если я смогу тебе понравиться – или даже заставлю полюбить меня, так, несильно, – у меня все наладится. Все будет хорошо.

– Ошибаешься, – уже более дружелюбно сказала она. – Если жизнь – сплошная неразбериха, любовь не поможет привести ее в порядок.

– Но так делают.

Они стояли у южной двери и молчали. Эмма развернулась, чтобы войти. А Рафаэль вдруг взял ее за руку и, наклонившись, поцеловал в щеку.

– Прости, Эмма. Я понимал, если честно, что ничего хорошего не выйдет. Просто это была мечта. Прости меня, пожалуйста.

Девушка смотрела, как он шел большими шагами по галерее, пока не скрылся за железными воротами. Она вошла в колледж, сбитая с толку и подавленная. Не стоило ли проявить больше сочувствия и понимания? Вдруг он хотел поговорить по душам – может, нужно было его подбодрить? Но если у него все пошло наперекосяк – а так оно, похоже, и было, – зачем пытаться все исправить с посторонней помощью? Хотя разве она сама поступила не так же? С Джайлзом? Устав от назойливых домоганий, требований любви, от ревности и соперничества, разве не решила она, что Джайлз, учитывая его положение, надежность, ум, сможет обеспечить по крайней мере видимость отношений? Чтобы ее оставили в покое и она смогла заняться тем, что ценит в жизни превыше всего, – работой? Теперь она понимала, что совершила ошибку. Хуже того, она поступила неправильно. Когда она вернется в Кембридж, то будет с ним честна. Расставание предстоит не из приятных – Джайлз не привык к отказам, – но сейчас об этом думать не стоит. Эта будущая нервотрепка – ничто по сравнению с трагедией в колледже Святого Ансельма, участницей которой она стала.

13

Еще не пробило двенадцать, как отец Себастьян позвонил отцу Мартину, который сидел в библиотеке, проверяя сочинения, и попросил зайти. Обычно он звонил лично. С первых дней вступления в должность директор никогда не вызывал своего предшественника через студента или персонал: новая и такая отличная от предыдущей власть не была запятнана бестактностью в осуществлении полномочий. Для большинства людей сама перспектива того, что предыдущий директор остается в колледже преподавать на полставки, выглядела бы катастрофической. Считалось, что уходящие в отставку директора должны не только занять более высокий пост, но и уехать как можно дальше от колледжа. Изначально договоренность с отцом Мартином носила временный характер: неожиданно подал в отставку преподаватель по пасторскому богословию. Но затем сотрудничество продолжилось по обоюдному согласию и к удовольствию обеих сторон. Отец Себастьян не выказал ни неловкости, ни стыда из-за того, что занял место своего предшественника в церкви. Он абсолютно спокойно переделал кабинет, сел на стул отца Мартина во главе стола и внес изменения, которые до этого тщательным образом спланировал. Отца Мартина, который все прекрасно понимал, это нисколько не задело, даже слегка позабавило. Новому директору в принципе не приходила в голову мысль, что предшественник может представлять угрозу как его власти, так и нововведениям. Он никогда не полагался на отца Мартина и не советовался с ним. Если ему нужны были подробности административного характера, он читал архив или справлялся у секретаря.

Сама самоуверенность, он мог бы, наверное, без проблем взять в штат архиепископа Кентерберийского на какую-нибудь младшую должность. Отношения между ним и отцом Мартином строились на вере и уважении, а со стороны отца Мартина еще и на привязанности. Еще во времена собственного руководства отцу Мартину всегда было сложно поверить, что он – директор, поэтому своего преемника он принял доброжелательно и с легким чувством облегчения. И если он иногда тосковал о более теплых отношениях, то понимал, что от отца Себастьяна этого можно не ожидать.

Но сейчас, оказавшись по его приглашению в кресле у камина и увидев отца Себастьяна в необычном для него взбудораженном состоянии, он с тревогой осознал, что от него чего-то ждут, что нужно подбодрить, дать совет или просто выказать симпатию в это непростое время. Он сел очень ровно и, закрыв глаза, прошептал короткую молитву.

Отец Себастьян прекратил ходить взад и вперед.

– Десять минут назад уехала миссис Крэмптон. У нас был мучительный разговор, – сказал он и затем добавил: – Мучительный для нас обоих.

– Этого следовало ожидать, – кивнул отец Мартин.

Ему показалось, что он распознал в голосе директора легкую сварливую нотку: похоже, его возмущало, что архидьякон, помимо предыдущих провинностей, так опрометчиво дал себя убить под их крышей. Одна мысль вызвала другую, еще более непочтительную. Что бы сказала леди Макбет вдове Дункана, если бы та пришла в замок Инвернесс, чтобы взглянуть на тело? «Мы с мужем искренне сожалеем, мадам, о столь прискорбном инциденте. До этого момента все шло просто прекрасно. Мы изо всех сил старались, чтобы его величеству было удобно».

Отца Мартина потрясло, что такая неуместная идея могла прийти ему в голову. Должно быть, он бредил.

– Она настояла, чтобы ее пустили в церковь, – сказал отец Себастьян, – хотела увидеть, где умер муж. И коммандер Дэлглиш разрешил, что, на мой взгляд, неблагоразумно. Она предложила, чтобы ее сопровождал он. Он, а не я. Абсолютно недопустимо, но я решил не возражать. Получается, она видела «Страшный суд». Если Дэлглиш ей доверяет и считает, что она не проговорится, почему он не верит моему персоналу?

Отец Мартин не хотел произносить вслух, что миссис Крэмптон, в отличие от них, не была подозреваемой. А директор, будто внезапно осознав свое беспокойное поведение, подошел и сел напротив коллеги.

– Я посчитал, что не стоит отправлять миссис Крэмптон домой одну за рулем и предложил, чтобы ее проводил Стивен Морби. Конечно, это было бы неудобно. Ему бы пришлось ехать обратно на поезде, а от Лоустофта брать такси. Однако она предпочла поехать одна. Я спросил, не хочет ли она остаться на обед. Ей могли, не привлекая внимания, накрыть здесь или у меня. Столовая бы вряд ли подошла.