Северянин (СИ) - "Nnik"

          Норд же присел на землю и приготовился ждать. Но не минуло и пары сотен ударов сердца, прежде чем чудища вернулись. Похоже, они и не ходили ни за какой угасающей звездой, нет. Они просто обошли поляну и теперь сжимали круг. Одна из тварюшек прошла совсем близко от Норда, но, похоже, не заметила его. Зато он явно ощутил мерзкий запах разлагающейся плоти.

          Переведя взгляд на мальчика, Норд увидел, что тот сидел совершенно спокойно, уже не дрожа и не боясь. Через пару мгновений стало ясно почему: вслед за непонятными псинами из тумана выбежала толпа взрослых с мечами и секирами. Поляну огласили жалобный визг и лаянье.

          Норд отвернулся: кровавая расправа была отвратительна, а запах мертвячины стал просто удушающим. Поднявшись, он хотел пойти прочь, но тут боль пронзила все его тело…</i>

          — Проснись, да проснись же! — Торвальд тряс Норда за плечи, но тот висел безвольной куклой. — Подъем! — взревел Торвальд и отвесил звонкую пощечину. Норд дернулся и открыл глаза.

          — Эй, ты чего? — гневно вопросил он, потирая горящую щеку. Тормод кивнул на дверь. Там стоял взволнованный Орм.

__________

* Мабон — день осеннего равноденствия (21-23 сентября).

** Иггдрасиль — мифический ясень, чьи ветви простерты над всеми мирами и поднимаются выше неба. Из трех его корней один — в мире богов, второй — в мире великанов, третий — в Нифльхейме.

========== Глава 22 ==========

                  — Куда ты? — растерянно спросил Эрленд, когда Тормод махнул рукой, вознамерившись завернуть совсем не в тот коридор, что вел к покоям Хаконсона.

          — Конунг ждет. Будет искать, — пожал плечами трэлл, словно извиняясь.

          — Глупости. Он и не заметил, что тебя нет. По-моему, он тебя в принципе не замечает.

          Прислонившись плечом к стене, Тормод хмыкнул и печально улыбнулся:

          — То, что всегда рядом порой действительно незаметно. Но лишь пока оно есть.

          Быстрый, короткий взгляд на вздрогнувшие руки. Но Эрленд замечает и судорожно вздыхает. Снова это чувство: ничего не произошло, а на душе погано.

          — И все же… мало ли куда ты мог уйти? По его же поручению.

          — Меня и так весь день не было.

          — Он сам выгнал.

          — Знаю. Но теперь будет искать.

          Эрленд поджал губы, переступил с ноги на ногу. Поднес руку к голове, будто почесаться хотел или, к примеру, волосы оправить, но передумал и совершенно не свойственным ему неуклюжим взмахом завел ее за спину:

          — Все еще ненавидишь его?

          Лицо Тормода сделалось жестким, глаза, что весь день сияли живым блеском, стали холодно-пустыми.

          — Да, — сухо, твердо. Будто не ненависть звучит, а ледяная решимость.

          — Убьешь его?

          — Непременно.

          Эрленд слегка качает головой и прикрывает руками лицо. Пару мгновений смотрит на раба сквозь растопыренные пальцы. Медленно отводит ладони, кладет их на бедра и трет о шершавую ткань штанов. Тормод отстраняется от холодного камня стены и разворачивается.

          — Убегаешь, — почти равнодушный шепот.

          Тормод наигранно тяжело вздыхает и, резко прокрутившись на пятках, подходит вплотную, накрывает руки Эрленда, слегка сжимая. Он ведь… он не бежит. Тогда, проснувшись, едва первые лучи солнца коснулись век, перетрусил, конечно. Выскользнул из постели, вещи похватал и, едва прикрывши срам, прочь улетел. Так то когда было! Как ни старайся, а нельзя осудить за испуг тот — непонятно все слишком. Как тяжелым по голове огрели — и сознания не теряешь, но и мыслить здраво не можешь. А теперь…

          — Я не бегу, — мягко, но уверенно, чтоб сомнений остаться не могло, — мне правда нужно идти, — Эрленд открывает рот, но Тормод перетягивает одну руку Хаконсона с бедра на его же губы, чуть прижимает, запирая лишние слова. — Думаю, пару дней он меня не отпустит от себя. Даже к тебе. А потом… ему притащат очередную девицу, и я приду. Сам.

          Эрленд расслабляется, только сейчас осознав, как туго все нутро натянуто было, как звенели сухожилия и подрагивали мускулы. Тормод отнимает ладонь Эрленда от лица и, чуть помедлив, прижимается к ней сам. Теплое дыхание щекочет кожу, шершавые обветренные губы едва задевают кончики пальцев.

          На мгновение Тормод сощуривается, так что все лицо кривится в забавной гримасе, и уходит. Эрленд слабо улыбается и сам идет вовсе не туда, куда собирался.

<center>***</center>

          Неодобрительно нахмурив брови, Олаф наблюдал за скачущим по палубе, словно белка по ветке, Валпом. Совсем мальчишка еще: щеки гладкие, глаза распахнутые, сила молодецкая ключом бьет. На море смотрит как на диковинку какую, еще не пресытился, не потонул в яркости мира. Как же здорово оно: глядеть вокруг и чудеса видеть. Даже там, где нет ничего. Трюггвасон вспомнил то время, когда и сам наслаждался легким скольжением ветра по коже и захлебывался восторгом от одной мысли о дальней дороге. Счастливое время, далекое время… Уже не вернуть.

          Валп подобрался к самому носу драккара, наклонился вперед и раскинул руки, подобно крыльям летящей птицы. Приподнялся на носки, перекатился на пятки. Олаф покачал головой и за шиворот откинул мальца подальше:

          — Упадешь, дурень.

          «Дурень», впрочем, ничуть не расстроился: сел, прям где упал, устроился поудобнее, озорные глаза прищурил, из-под кудрявой челки на Олафа зыркнул да улыбнулся:

          — Хорошо так!

          — Как есть дурак.

          — Хэ-ей! — возмутился мальчишка, видать, и думать забыв, с кем говорит. — Не шибко-то ругайся!

          Олаф только строго посмотрел да прочь пошел, давясь смехом. И это недоразумение сын ярла Оркнейских островов? Да в жизни не скажешь, что высокородный. Крестьянские дети обычно такие. Открытые, чуть нагловатые, не боящиеся никого. Это потом, уже становясь старше, они понимают, что хошь не хошь, а спину пред ярлами гнуть придется, а пока молоды… душа гуляет, все нипочем. А вообще, кто знает, как на островах живется-то: земли уединенные — хоть близко, да редко кто наведывается. Может, там ярл и не многим лучше крестьян перебивается.

<center>***</center>

          — Эленд! — тонкие детские ручки крепко сжимают шею Хаконсона. Эрленд, хоть и весьма смущен, чувствует себя счастливым от этих объятий. Подхватив брата за подмышки, он отрывает его от пола и кружит радостно смеющегося ребенка. Эрик хохочет и даже повизгивает, болтая в воздухе ногами.

          — Пришел, — раздраженно бросает Тора, глядя на нежданного гостя.

          — К Эрику, — ставя на ноги мальчика, отзывается Эрленд.

          — От дитя-то тебе чего надо? — растягивает губы в похабной улыбке женщина.

          — Поберегите боги! — изумленно восклицает Эрленд и треплет Эрика по светлым волосам, точь-в-точь таким же, как у него самого.

          — Игать будем? — Эрик настойчиво дергает Хаконсона за рукав.

          — Будем, — кивает Эрленд. — Ты меч-то еще не потерял?

          — Не-а! — Тора кривится, глядя, как сын машет грубой деревяшкой. Эрик подбегает к брату и с грозным воплем тыкает его игрушкой в живот. Тот громко стонет и картинно заваливается набок. Мальчишка напрыгивает сверху и, отбросив меч, щекочет поверженного противника.

          — Прекрати, — брезгливо поджимает губы Тора. Вот за этот жест Эрленд ее и не любит — слишком высокомерно.

          — Хватит уже. То, что я не поддался тебе, еще не делает меня таким чудовищем.

          Тора фыркает:

          — Ты о чем?

          — Сама знаешь. Я Эрика погулять заберу?