Пустая - Яна Летт

старый порядок ради того, чтобы создать что-то новое. Ради нас в том числе! А чем мы ему отплатили? Нашли новую клетку.

– Ты не мог бы говорить потише? – Прют нервно покосилась на хмурую подавальщицу, сверлившую нас взглядом. – Только обвинений в ереси нам для полного счастья и не хватает.

– А ты сама что думаешь? – спросил Сорока, и Прют нахмурилась, как всегда, не спеша отвечать; мне казалось, я вижу, как за ее высоким светлым лбом снуют, сражаясь друг с другом, юркие рыбки-мысли.

– Я думаю, – медленно сказала она, – что развитие науки невозможно без поддержки системы. А важнее науки, поиска истины, поиска нового, нет ничего. Это, между прочим, говорил и Отпустивший. Разве нет?

Сорока что-то с жаром ответил, и они начали спорить. Это был бы уютный спор, очень похожий на те, что то и дело случались, когда мы только начали дружить. Но я чувствовала: теперь все иначе. То, что я рассказала, висело над столом. Кажется, щадя меня, Прют и Сорока прекратили обсуждать мотивы Судьи, но я понимала: они абсолютно уверены, что именно он виноват в том, что Лабеллия обошла Прют на конкурсе правителя. А это значило, что с самого начала Судья лгал мне. Возможно, если лгал в одном – то и во многом другом тоже?

От раздумий меня отвлек Сорока – он снова говорил со мной.

– Главное орудие системы – то, что, оказавшись в ней, человек быстро начинает от нее зависеть. Ему даже кажется, что именно она делает его счастливым. Вот ты, Жаворонок, посмотри на себя. Что они тебе дали? Ничего, кроме чувства принадлежности к сильной стороне. Но этого оказалось достаточно.

– Так уж и ничего, – сухо сказала я. – Меня больше не донимают на улицах. И я могу делать что-то… – Я осеклась.

– Сама в это не веришь. До сих пор вы находили тайники надмагов – но ни одного из них ты напрямую не отправила в расход. Когда это случится – как думаешь, ты будешь так же уверена в том, что делаешь «что-то»?

– Так говоришь о надмагах, как будто они ни в чем не виноваты.

– Невиноватых в мире нет. Но ведь Бликвуд назвала тебе имя… заказчика. Был ли он надмагом? Или они все же не единственные, кто способен творить злые дела? – Голос Сороки сочился иронией.

– Я не помню войну, но знаю о ней достаточно, чтобы понимать: творить злые дела способны многие. А что до Вайса – мы все еще не знаем, как его найти. Так что, очевидно, пока…

– А вот в этом ты ошибаешься. – Сорока хитро сощурился. – Хотел рассказать об этом чуть позже, но уже вижу, что придется испортить сюрприз, пока ты не начала распевать марши блюстителей за обедом. Я нашел Вайса.

Миг – и все озарилось.

– Ты… нашел его? Правда?

Сорока кивнул служанке со стопкой меню, прежде чем заговорить.

– Правда. Мне и самому было это нужно – после того, что ты узнала от Бликвуд, я захотел раскопать больше о пустых и надмагах… Кто знает, где это может пригодиться. Но почему бы заодно не помочь другу?

Мне стало стыдно, и я робко коснулась его плеча.

– Сорока… Спасибо тебе. Я все равно не уверена, что смогу…

– Тебя это ни к чему не обязывает. Не захочешь больше искать для меня ответы – воля твоя. Правда, в этом случае лучше бы тебе уйти и от блюстителей тоже. Сама понимаешь.

Да, это я понимала очень хорошо. Блюстители занимались не только охотой на надмагов. Сорока и его ребята были вне законов Бирентии – а значит, однажды блюстители могут добраться и до них.

– Я что-нибудь придумаю.

– Не сомневаюсь. Ну что, идем?

Я судорожно вцепилась в кружку с морсом – никакой поддержки морс мне не оказал.

– Прямо сейчас?

– А чего ждать? Отпустивший знает, когда в следующий раз мы встретимся вот так, втроем. Пластинка, которую я давал тебе, сейчас с тобой?

Я кивнула.

– Отлично. Самое время проверить, как эта штука работает.

Я непослушными пальцами достала из сумки пластинку с выгравированным на ней городом.

– Отлично. Нажми на дворец правителя… И так держи.

Ничего не происходило, и я начала чувствовать себя глупо, а потом теплая, щекочущая надмагия приподняла волоски на шее и руках. Сорока и Прют разом вздохнули, подались вперед.

– Идеально, – сказал Сорока.

– Не сказала бы, – пожала плечами Прют, быстро справившись с удивлением. – Наша Лекки куда симпатичнее.

– Не спорю. Но с таким лицом ее скорее пустят в дом Вайса. Надо спешить, действует эта штука всего ничего. Я проведу вас переулками. Птицы предупреждены. Проводят нас. Если заметят что-то подозрительное, сообщат.

– Когда это ты успел их предупредить? – спросила Прют, и Сорока довольно улыбнулся.

– Заметила, как та девушка подошла к нам за меню? Она из наших. Птицы получат указания примерно… через десять минут. Пока у нас есть время сообразить, как попасть в особняк этого самого Вайса. Местечко богатое, но стоит он в отдалении от других. Его отделяет от соседей что-то вроде парка. Все заросло… Нам это на руку.

Конечно, Сорока ни за что не назначил бы нам встречу в случайном месте. Следовало догадаться – и все равно его хитрость впечатляла. Они с Прют пустились в обсуждения, а я все сжимала и сжимала свою злосчастную кружку, пытаясь успокоиться. Выходило неважно.

Я поднялась, подошла к большому потемневшему зеркалу в углу. Передо мной стояла невысокая девушка с простым лицом и русыми волосами, веснушчатая, большеглазая. Славная девушка. Не я.

Моя память, жизнь, личность, имя – все у меня отняли, и, как бы добры ко мне ни были Прют или Сорока, Судья или кто-то из блюстителей, я навсегда была отделена от них, будто невидимой тонкой преградой.

Если Малли Бликвуд не лгала, это не было случайностью. И уже скоро я смогу узнать наконец правду о себе.

* * * *

Особняк выделялся даже среди соседних – богатых и больших, нависающих над узкой улочкой. Этот был богаче и больше прочих, но внимание привлекал прежде всего своей красотой. Витражи в окнах верхнего этажа были украшены узорами, похожими на легкие крылья голубых ночных бабочек, а дверь красного дерева покрывала замысловатая резьба.

– Тонкая работа, – заметил Сорока. – Герб или семейная эмблема.

– Странный герб. Рыба?

– Больше напоминает кита, – сказала Прют, и я не решилась расспрашивать. Если прежняя я и знала что-то о китах, сейчас мне было о них ничего неизвестно.

Всю дорогу сюда сквозь богатые кварталы я чувствовала, что переполнена яростью так, что ткни меня булавкой – она начнет сочиться из прокола. Я представляла себе, как постучу в дом Джонована Вайса, сотни раз, – и в воображении я едва не проламывала доски дверным молотком. Я имела право злиться на него, человека, имевшего отношение к тому, что со мной случилось…

Но теперь, ступив наконец на порог, я ощутила странную робость. Прют и Сорока поднялись на крыльцо вместе со мной и теперь остановились по правое и левое плечо, как пара телохранителей.

– Чего ты? – Сорока нетерпеливо ткнул меня в бок. Для него все это было очередной загадкой, которую хочется скорее разгадать. – Хочешь, я постучу?

– Лекки сама постучит. – Прют сосредоточенно хмурилась, переводя взгляд с меня на дверной молоток и обратно. – Когда будет готова.

– Очень хорошо, – сказал вдруг Сорока. – А я вот передумал. Пойду пройдусь. Встретимся, когда закончите.

Остановить его никто из нас не успел – он слишком быстро скрылся за домом.

Отступать было некуда. Я схватила молоток, прикованный к двери длинной золотистой цепочкой, и пару раз ударила по железному кружку. Не мимо него, не по безукоризненной краске на двери – вышло очень сдержанно.

– Я думала, ты кипишь жаждой мести, – пробормотала Прют.

– Я и киплю. – Прозвучало неубедительно. – Просто это все еще может быть какой-то ошибкой. – Я не верила в собственные слова ни на секунду. Дом Вайса – с прелестными витражами, резьбой, балкончиками – не обманул меня своим фасадом. Я чувствовала дыхание зла, приподнимавшее тонкие волоски на шее. Это место было как-то связано с моей историей.

Дом молчал, и я уже