Цивилизации древней Европы - Гвидо Мансуэлли

Пуническое господство было слишком непродолжительным, чтобы оставить следы: в иберийской цивилизации элементы пунического происхождения стали не столь важными, как в период, гораздо более длительный, экономического преобладания Карфагена. Роль греческих факторий, впрочем, очень быстро ослабла: на смену карфагенской монополии сразу же пришла римская и италийская, о чем свидетельствуют предметы, импортированные в первые века римской Испании. Но вероятно, продолжительные отношения с греческими элементами, исключительно внешние, упростили италийское вторжение: в конечном итоге обширные регионы восточной и юго-восточной Испании быстро романизировались.

* * *

С проникновением карфагенян и последующей романизацией завершилось и усилилось превосходство средиземноморских государств, влияние которых ощущалось сначала лишь по периметру полуострова. Внутри параллельно развивалась сложная ситуация, в истории которой еще трудно разобраться, но которая проясняет довольно значимые особенности. Прежде всего, встает проблема отношений между кельтами и иберами.

Гальштатские влияния, которые обнаруживаются в течение позднего первого железного века не в одной культуре, — последствия тесных отношений с континентальной Европой при посредничестве галлов, эти контакты возникли, скорее всего, до того, как кельтские группы проникли на север Испании. Позже устанавливаются контакты с цивилизацией Ла Тен. Возможно, они восходят не только к периоду расцвета последней, то есть началу III в. до н. э., но, вероятно, уже к V или IV в. до н. э., когда другие кельтские волны могли достигнуть Испании.

Связь центральной и северной Испании с кельтским миром прослеживается по многочисленным данным: топонимическим и ономастическим, по формам предметов, украшений и, особенно, оружия, следам погребальных обрядов и типичных кельтских культов. Название кельтиберы, которое впервые появляется у Тимея, соответствует этнической классификации, используемой греками. Оно могло обозначать смешанное население иберов и кельтов или просто кельтов, осевших в Иберии. Но в середине III в. до н. э. полуостров был назван Иберией. Предполагают, хотя это и требует подтверждения, что прошла серия войн, в ходе которых иберийская группа одолела кельтскую, вынудив ее покинуть Месету и вытеснив к Пиренеям. В IV в. до н. э. иберийское влияние уже достаточно сильно ощущалось в центральной части полуострова, но поток, пришедший из Средиземноморья, изменяет его облик, если не этнический, то культурный. Во всяком случае, сама природа этого края, морская организация иностранных держав принуждают группы, перемещавшиеся между Пиренеями, Атлантикой и Средиземноморьем, истреблять друг друга или смешиваться: Испания становится «ловушкой», из которой, как правило, не возвращаются. Поэтому кельтский элемент перестал сливаться с другими под давлением иберов, сохраняя оригинальные черты, которые позволяли ему осознавать некоторую индивидуальность. Кажется, что здесь никогда не было настоящих кельтских политических образований, во всяком случае в эпоху, к которой относятся первые исторические сведения.

Собственно иберийская цивилизация, возможно, была наследницей античного царства Тартесс. Действительно, она и развивалась в течение V и IV вв. до н. э. именно в Судесте и не стала по-настоящему новым творением. Ее корни погружены в местные традиции, и она начала оформляться, по крайней мере по свидетельству археологических данных, во время установления первых отношений с греками. Но пласт, образованный этими контактами, оставался на одном месте, как свидетельствуют остатки, до тех пор, пока не возникла иберийская цивилизация — по-видимому, благодаря приобретениям, принесенным греческой и пунической колонизацией. Эта цивилизация единственная, если не считать цивилизаций древней Италии, достаточно рано создала на Западе архитектурные произведения и монументальную скульптуру. Иберы, кроме того, заимствовали у цивилизаций Средиземноморья некоторые типы фортификаций и даже городские планы. Однако они не создали ни одной собственно городской цивилизации и, скорее всего, даже не достигли стадии крупных галльских племенных объединений: их более мелкие структуры в этом отношении лишь продолжают структуры первого железного века. Когда пришел конец политическому и экономическому преобладанию тартезийцев, характер которого, впрочем, остается достаточно неясным, иберы вернулись к старому племенному партикуляризму. Более или менее задетые кельтскими волнами, более или менее обогащенные за счет морских связей, иберийские территории сохраняли свой традиционный культурный облик: множество народов (gentes), упоминаемых в исторических источниках, иллюстрирует эту ситуацию. Каждая группа имела свой опорный пункт, и именно поэтому ни один римский полководец во II в. до н. э. не мог похвастаться, что взял несколько «городов» в ходе одной-единственной кампании. На самом деле речь идет о крепостях, построенных на возвышенностях и окруженных надежными стенами, которые благодаря удачному естественному расположению сложно было захватить.

Партикуляризм был, таким образом, доминирующей характеристикой внутренних отношений. В случае войны, однако, допускались более или менее обширные племенные объединения во главе с избранными временными вождями, наделенными исключительно военными полномочиями, и лишь намного позже стало известно об их существовании и их имена: Индибил, Мандониус и Вириаф. Политические колебания перед лицом карфагенян и римлян показывают отсутствие единого направления в национальной политике. Не создается впечатления, что существовало, хотя бы в религиозном плане, единство, выходившее на уровень межплеменных отношений, — поразительный факт в сравнении с культурным единством, о котором свидетельствуют археологические находки на большей части территорий.

Воинственный характер и военная структура племенных сообществ засвидетельствованы многочисленными укрепленными сооружениями и количеством оружия, представленного в погребениях этих народов. Милитаризм и национализм были очень сильны у иберов, не способных уступать и мало поддающихся подчинению; в этом они похожи на кельтов, организация которых была выше. Институт soldurii, или личной охраны, до самой смерти связанных с военным предводителем клятвой верности, имел скорее всего кельтское происхождение. Иберийская жизнь всегда была беспокойной, в меньшей степени из-за внешних вмешательств, которые приобрели угрожающий характер только в III в. до н. э., — но больше из-за внутреннего соперничества, разжигаемого духом мошенничества и, особенно, неравным распределением ресурсов. Это касалось в особенности племен, обитавших западнее, например лузитанцев, которые периодически занимались грабежом центральных и восточных племен, более развитых и лучше обеспеченных. Практика партизанской войны объясняется заселенностью и распределением политических объединений. Это была форма войны, адаптированной к географической разобщенности и размерам территории.

В целом к началу V в. до н. э. относят слияние галыптатского культурного типа с культурным типом второго железного века, который, как и первый, развивается на базе предшествующего опыта эпохи бронзы, а в некоторых случаях и неолита, а также относительно недавнего опыта, относящегося именно к первому железному веку. В конце концов произошел синтез локальных традиций и галыптатских привнесений, которые продолжали играть свою роль параллельно с развитием в континентальной зоне цивилизации Ла Тен. Как не существовало исключительно гальштатской культуры, так не было и чисто латенской культуры к югу от Пиренеев, и даже, возможно, типологии и формы латенских зон меньше повлияли на данный регион, чем зоны Галыптата, которые им предшествовали; кроме того, у них не было времени, учитывая изменения исторической ситуации в течение III в. до н. э., чтобы смешаться и трансформироваться в составную часть локальных культур. Культурные проявления, возникшие в ходе внутренней переработки на различных уровнях, обнаруживают, однако, фундаментальное единство процесса, который их вызвал, и общность причин и переходов. Таким образом, сложилась общая база, в недрах которой в то же время развились другие компоненты картины полуострова, которые на этой базе сблизились, каждый внеся свой собственный вклад.

Иберийская экономика была, естественно, смешанной, основанной на земледелии и скотоводстве, но отличалась также сильной индустриализацией и использованием полного металлургического цикла — от добычи минералов до готового изделия. Автаркия иберийской территории отчасти объясняется распространением здесь минералов, так что подобное положение вещей значительно ограничивало необходимость импорта. Сущность и скорость развития в этом отношении напрямую связаны с земельными и минеральными экономическими ресурсами. Именно в районах, лучше обеспеченных ими, цивилизация прогрессировала более интенсивно.