Кодекс - Лев Гроссман

Эдвард ждал, но ни один из двоих не сказал больше ни слова. Подозрение, зарождавшееся в нем вопреки всякой вероятности, говорило об угрозе физического насилия.

— Может быть, вас подвезти? — продолжал Ник. — Мы могли бы поговорить в машине.

Раннее утро не способствовало тактическим выкладкам, однако Эдвард все же взвесил свои возможности. Какого черта. Они оба ниже его, а турок к тому же явно отвоевал свое. Розовощекий Ник, впрочем, был в тонусе, и принятая им стойка выдавала знакомство с боевыми искусствами доброй старой Англии. Сам Эдвард находился в упадке и не дрался со времен средней школы.

Он отступил на шаг. Ник и турок стали по обе стороны от него, отрезав ему пути к отступлению. Эдварду вспомнились деньки его воздушного пиратства в «Момусе». Как поступил бы в таком случае его виртуальный двойник? Гордость не позволяла спасаться бегством.

Двое противников вдруг перестали смотреть на него и уставились на что-то за его плечом.

— Доброго вам утречка, ребята! — прогремел чей-то бас, крайне неудачно копируя ирландский акцент. — Хотя нет, погодите, я еще раз попробую. Доброго вам утречка! — Вторая попытка получилась ничуть не лучше.

Эдвард рискнул оглянуться.

При всей огромности Зефа ему никогда не приходило в голову, что тот может выглядеть грозным. Лишь теперь Эдвард смекнул, какое впечатление должна производить эта громадина на незнакомых людей. Прикид, правда, подкачал — сандалии «Тева» и черная майка с надписью «Команда истинных гуманоидов» скошенными желтыми буквами, имитирующими титры пролога «Звездных войн», — но рост у Зефа шесть с половиной футов, вес триста фунтов с хвостиком, а бороду он отрастил просто устрашающую. Он заслонял Эдварду добрую часть солнца.

Противостояние разрядилось.

— Ты мне сразу не понравился, — сказал Эдвард турку, — и босс твой — тоже. Садитесь-ка вы в тачку, ты и Джеймс Блонд, отправляйтесь к своему герцогу и попейте вместе чайку.

Ничего лучшего он сейчас придумать не мог.

Поездка в Бруклин субботним утром не отняла много времени, даже если учесть, что сначала он отвез Зефа домой. Через полчаса Эдвард уже стоял на растрескавшемся тротуаре у дома Маргарет. Чей-то рыжий кот дергал усами, глядя на него со своего поста на подоконнике. Маргарет написала своим аккуратным почерком «Нэпьер» рядом с одним из дверных звонков. Случайная капля дождя превратила черную надпись в размытую синюю акварель.

Эдвард нажат на пуговку, и в глубине здания отозвалась трель.

В наступившей тишине усталость и пережитый шок внушили Эдварду страшную мысль, что Маргарет попросту уехала из города вместе с кодексом — например, к своей матери, — но тут она открыла ему дверь. Автоматика, видимо, не работала, и ей пришлось спуститься самой. Лицо ее слегка припухло от сна, весь наряд составляли мешковатая майка и серые шорты. Увидев Эдварда, она не особенно удивилась. Он поднялся за ней наверх.

Квартира, где ночью царил такой беспорядок, была чисто убрана. Посуда расставлена на сушилке, одежда спрятана. На полу две ровные стопки: в одной переплеты и корешки, в другой ободранные блоки страниц. Только постель разворошена.

— Извини, я тебя разбудил, — сказал Эдвард. Она отмахнулась. — Ты хоть выспалась?

— Да, нормально. Впереди еще куча дел.

— А люди, которых ты ждала?

— Они не пришли. Я сказала, чтобы не приходили.

Больше она ничего объяснять не стала. Голос у нее звучал хрипло, и она налила себе воды из-под крана. В трубах громко защелкало.

— У меня к тебе разговор, — сказал он. — Мне надо забрать кодекс.

Выражение ее лица не изменилось, и он стал продолжать:

— С час назад меня разбудила Лора Краулик, секретарша герцогини. Принесла мне билет на самолет в Лондон и велела взять с собой кодекс. Я должен отдать его герцогине.

Маргарет кивнула, все так же не проявляя никакой реакции.

— Когда у тебя рейс?

— Прямо сегодня. Маргарет, он не наш, хотя мы его и нашли. Он принадлежит Уэнтам.

— Знаю, — огрызнулась она. На столе у нее лежала холщовая сумка от фирмы «Тарджет». Маргарет достала из нее тот самый деревянный футляр, который Эдвард обнаружил в первый же день. Дерево, отполированное до сливочной желтизны, светилось на солнце. С одной стороны изящные петельки, с другой замочек. — Я захватила его вчера вместе с книгами. Красивая вещь, хотя и относится к более позднему времени. А переплет наверняка оригинальный. По-моему, это сафьян на дубовых досках. Похоже, внутри все-таки был не Лидгат.

Маргарет открыла футляр, обнажив переплет книги с вырезанными страницами.

— Мне следовало догадаться сразу. Это и есть кодекс — только лишенный содержимого. Но именно переплет, в техническом смысле, делает книгу книгой.

Эдвард, кивнув, потрогал кожу. Узоры и рисунки на ней стерлись от времени и прикосновений множества рук. Они заворожили его сразу, как только он увидел их в библиотеке Уэнтов. Расспросить бы Маргарет, что здесь изображено, кем и как это делалось, да поздно. Время поджимает.

Он защелкнул замок. Маргарет неотрывно следила за его руками, точно надеялась, что он в последний момент передумает. Эдвард, чувствуя себя хуже, чем ожидал, тяжело вздохнул.

— Не знаю, как тебя и благодарить, — сказал он и сразу понял, что говорит не то. — Герцогиня обязательно заплатит тебе за проделанную работу. Просто пошли ей счет — возьми сумму, о которой мы с тобой договаривались, и умножь на десять. Она не будет теперь возражать. Скорее всего даже и не заметит. Видит Бог, уж это ты заслужила.

Они стояли лицом к лицу. Маргарет держала двумя руками стакан с водой. Волосы, слежавшиеся и не мытые пару дней, все равно оставались красивыми. Он столько всего не сказал ей и столько хотел сказать, но не знал как.

— Что она с ним сделает, как ты думаешь? — спросила она.

— Не знаю. Вероятно, попросит оценить. Может быть, подарит какому-нибудь музею. Или оставит себе. Я в самом деле не знаю.

С каждым словом лжи он чувствовал, что теряет Маргарет, словно его слова обращали время вспять, стирая все, что они пережили вместе, и снова делая их чужими, как при первой их встрече в Ченовете. Но правды он не мог ей сказать. Это тайна герцогини, а не его, и чем меньше Маргарет будет знать, тем для нее же лучше.

— Деньги мне не нужны, Эдвард. — Она не смотрела ему в глаза — возможно, эту речь она приготовила заранее. — Я просто хотела побыть с ним подольше. Я знаю, это не мое открытие, — она жестом прервала его возражения, — ведь это ты его нашел в конце концов. Но я могу читать его, Эдвард. Могу говорить от его имени. От имени Гервасия. Лучше меня этого никто не сумеет.

— Я знаю, Маргарет. Ты уж поверь мне. И сделаю для тебя все, что смогу.

— Тогда возьми меня с собой.

Сердце у него разрывалось, а изо рта помимо его воли и желания вылетало «проконсультируюсь», «сфера компетенции», «отношения с клиентом», «право собственности». Точно это говорил робот. Он — робот — тарахтел все быстрее, стремясь обогнать чувство стыда и вины, нависшее над ним, как девятый вал над серфингистом.

— Слушай, — сказал он, стараясь скорей закруглить свое жуткое выступление, — я, наверно, остановлюсь в Уэймарше. Я позвоню тебе оттуда, и мы обговорим условия, идет?

Она вымученно улыбнулась ему.

— Ладно, поговорим, когда будешь на месте.

— Я тебе позвоню. Все будет в лучшем виде.

Он снова положил футляр в холщовую сумку и бодро вскинул ее на плечо. Еще немного, и пора будет уходить.

— Ты успела прочесть еще что-нибудь?

— Да, кое-что. — Ее, как и его, явно порадовала возможность поговорить о чем-то еще, кроме их будущего. — Некоторые страницы нуждаются в реставрации, чтобы полностью восстановить написанное.

— А чем все кончилось, знаешь? Мы, помнится, расстались с нашим героем в ледяной пустыне? Давай, не томи! — Все, что бы он ни говорил и ни думал, заставляло его внутренне ежиться.

— Это в самом деле интересно, — поджала губы она. — Я тут пыталась разобрать первоначальные тексты, которые потом соскоблили. Так вот Гервасий пробовал разные концовки. В одной рыцарь остается в тех краях и женится на киммерийке. В другой — становится святым и обращает их всех в христианство. В третьей вроде бы выясняется, что Киммерия — это Англия, ставшая неузнаваемой из-за холода и чумы.

— Прямо «Планета обезьян».

— Правда похоже? Только Гервасий все эти версии стер. В окончательном варианте герой просыпается как-то утром и вспоминает, что нынче Пасха. Он давно уже не ходил к мессе и нуждается в отпущении грехов. Он не уверен, что киммерийцы — христиане, однако спрашивает, и его провожают в церковь, в некую чудотворную часовню. Только помолившись там, он сможет вернуться домой, говорят ему.

Часовня вся неведомым образом возведена из цветных стекол, без единого камня. Не знаю, бывал ли ты в Париже, но мне кажется, что это здание чем-то напоминает Сен-Шапель. На стеклянных стенах изображены античные мифы: Орфей и Эвридика, Пигмалион, падение Трои и так далее. Часовня по-своему похожа на кодекс. Сам Гервасий указывает на это: «То книгу привело на память, // Стенной оклад с листами из стекла».