Моё сводное наваждение - Наталья Семенова

хороший отец, Андрей, — искренне говорю я.

— Очень хочется верить, Мирон. Очень хочется. По крайней мере, я стараюсь им быть, — улыбается он.

— Она тебя любит. Всегда любила.

— Спасибо, Мирон, — протягивает он ко мне руку и пальцами крепко сжимает мое плечо. — И да, я очень рад, что Люба разглядела в тебе то, что всегда видел я. Не знаю, смог бы я доверить ее кому-то, кроме тебя.

В груди разрастается какое-то горячее чувство, от которого становится совершенно не по себе. Заставляю себя кивнуть, потому что ответить сил не нахожу. И тут вижу его.

— Идет, — озвучиваю я очевидное.

— Как зайдет, звони бабушке, — серьезно кивнув, подбирается Андрей и уже через тридцать секунд спрашивает в трубку: — Как у вас?.. Отлично. Заходим одновременно, по моей команде.

— Ба? — в свою очередь, говорю в трубку я.

— Мироша, пришел твой папка, ага, — отвечает она с улыбкой в голосе. — Дать ему трубочку?

— Нет, ба. Ты можешь выйти прямо сейчас? Только отцу не говори, что я тебя позвал.

— Та что ж вы не помиритесь-то никак, Мирош? — начинает она волноваться.

— Выйди, и я тебе все объясню, — обещаю я.

— Хорошо-хорошо. Сейчас.

Бабушка спускается где-то минут через десять, и мы с Андреем тут же выходим из машины, которая стоит за пару подъездов от нужного нам, надежно прикрытая кустами сирени. Позади нас хлопают дверцы второй машины.

Третья машина с парнями из охранной компании, услугами которой пользуется Андрей, по нашему плану стоит у дома Михи. Заходить мы будем одновременно, чтобы отец и Миха не смогли предупредить друг друга об устроенной на них облаве.

Бабушка встречает меня, Андрея и трех бугаев позади нас взволнованным взглядом.

— Мирош, Андрюш, а чего случилось?

— Людмила Михайловна, — говорит Андрей, — беспокоиться не о чем. Скажите, вы заперли дверь?

— Открыта она, — еще больше волнуется ба. — Олег? Натворил чего опять?

— Мирон вам все расскажет, — кивает Андрей на меня и заходит в подъезд, а за ним и остальные.

Он не хотел, чтобы я шел с ними. Просил, чтобы я остался с бабушкой. Но сейчас я понимаю, что просто не в силах остаться здесь.

— Ба, ты давно навещала свою соседку? Посидишь у нее пока?

— Мирош... Что он сделал, а? Куда опять залез?

— Прошу тебя, не переживай. С отцом все будет нормально, мы как раз пришли ему помешать натворить глупостей, но тебе лучше в этом не участвовать. Иди к Никифоровне, ладно? Я потом за тобой зайду.

— Мирош... Вы уж поаккуратнее с ним... Господи, это ж я виновата... Не воспитала нормально...

— Ты ни в чем не виновата. Он сам выбрал такой путь. А ты невероятная женщина, поверь мне. Иди, ба.

— Ну, хорошо-хорошо...

Ба еще несколько раз взволнованно оборачивается на меня, пока шагает к следующему подъезду, и когда она, наконец, заходит в него, я со всех ног бросаюсь на второй этаж.

Когда я открываю дверь, из звуков до меня доносится только негромкое копошение. Видимо, парни аккуратно обыскивают квартиру в поисках съемных носителей, если таковые есть.

Прохожу в зал и вижу отца. Он сидит на диване, уперев локти в колени, а пальцы рук сжимают пряди волос опущенной головы. Андрей стоит у окна, а на столе рядом с ним лежат ноутбук и телефон. Телефон тот самый, на котором Миха показывал мне фото.

— Мир... — укоризненно глянув на меня, вздыхает Андрей.

Отец мигом вскидывает голову и прожигает меня свирепым взглядом. Я же в ответ не чувствую ничего, кроме жалости и презрения к человеку, которого еще пацаном боготворил. И как я мог не видеть того, что он настолько жалок? Как я мог не замечать, что ради того, чтобы добиться желаемого, он способен пойти на любую низость?

Теперь к моим чувствам прибавляется еще и отвращение.

Я никогда не был ему сыном. Я был для него дополнительной опцией к достижению своей цели.

— Ну так что, Олег? — переключает внимание отца на себя Андрей. — Будешь говорить по своей воле или...

— Что? Свои белы рученьки замараешь об меня? — выплевывает тот, а затем вновь смотрит на меня: — А ты, щенок, будешь смотреть, как бьют твоего отца?

— Если придется, — сквозь зубы отвечаю я.

— Никто тебя бить не будет, Олег. Думаю, пары сломанных пальцев окажется достаточно.

— Нету больше ни хрена! — выкрикивает отец. — Вы все забрали!

— Ты уверен, Олег? Может быть, флешку где припрятал? Или всерьез думал, что Мирон настолько глуп и пойдет у тебя на поводу?

— О чем я думал, так это о том, что мой сын не окажется таким трусом, что побежит, как собачонка, к своему хозяину! Ты что же, Мирон, думаешь всю жизнь кормиться с руки этого благодетеля? Да как только ты тявкнешь ему что-нибудь не так, он мигом кормушку-то и прикроет! Будешь, как дворняжка, обивать его порог! Потому что сам по себе ни на что не способен! — Тут он вскакивает на ноги и гневно тычет в меня пальцем: — Ты ничтожный слабак! Трусливый выродок! Не мужчина, а маменькин...

В мгновение ока рядом с ним оказывается Андрей и впечатывает в его челюсть кулак. Отец с шумом валится на пол, одной рукой хватаясь за скулу.

— Ты... — рычит он с пола.

— Еще одно гнилое слово в сторону Мирона, и ты пожалеешь, что родился на свет, — спокойным голосом замечает Андрей, но я вижу, как пылает от гнева его лицо.

— Кто ты такой, чтобы мне указывать, что говорить собственному сыну?!

Андрей резко опускается на корточки и хватает того за грудки, чтобы в следующую секунду яростно прорычать в его лицо:

— Ты никогда не имел права называться его отцом, потому что и понятия не имеешь, что значит им быть! Ты конченый мерзавец, не заслуживающий такого сына, как Мирон. Думаешь, он до сих пор не понял, что ты из себя представляешь? Думаешь, он не повзрослел? Не стал самодостаточным мужчиной? Стал, Олег. И отец этого мужчины — я! И я не позволю тебе так разговаривать со своим сыном! Не позволю использовать его в своих махинациях. Не позволю манипулировать им. Да он и сам не позволит! Ты больше не имеешь