Диагноз смерти (сборник) - Амброз Бирс

Врач поднял голову умирающего и увидел страшную рану на горле.

– Мне следовало подумать о этом, – буркнул он, имея в виду самоубийство.

После того, как Флеминг умер, врач смог осмотреть рану получше. Ошибиться было трудно – какой-то зверь порвал клыками яремную вену.

Только вот ни одного следа какого-либо зверя в комнате так и не нашлось.

Что  случилось  ночью  в  Ущелье  Мертвеца

История отнюдь не правдивая

Ночь была ясная и прозрачная, как середка алмаза. В такие вот ночи спастись от стужи просто невозможно. В темноте ее порой не замечаешь, но когда ночь ясная, остается только терпеть. Этой же ночью мороз жалил, как змея. Луна медленно плыла над высоченными соснами, которыми поросла Южная гора, снежный наст искрился под ее холодным светом; на фоне черного неба можно было кое-как разглядеть очертания Прибрежного хребта, за которым расстилался невидимый отсюда Тихий океан. На ровном дне ущелья снег лежал весьма причудливо, напоминая океанские волны в зыбкой серебристой дымке – это был дважды отраженный – сперва от луны, потом от снега – солнечный свет.

Снег по самые крыши завалил лачуги покинутого старательского поселка. (Моряк, увидев такое, сказал бы, наверное, что поселок затонул.) Занесло даже опоры, которые поддерживали желоб отвода, который здесь гордо именовался каналом. Ничто и никогда не отучит старателей выражаться возвышенным штилем. Об усопшем, к примеру, принято говорить, что он, де, ушел к верховьям. Честное слово, звучит не хуже, чем «жизнь его вернулась к Источнику Жизни».

Гонимый ветром по жесткому насту, снег цепко держался за всякую позицию, словно отступающее войско. На открытых местах он двигался шеренгами и колоннами, там, где была возможность захватить плацдарм, закреплялся подольше, а в местах укромных залегал, да так и оставался. За какой-нибудь порушенной стеной он укрывался целыми полками. А старую дорогу, вырубленную прямо в скале, он прочно оккупировал. По ней, тесня и подталкивая друг друга, отходил эскадрон за эскадроном, не оставляя надежды на то, что противник-ветер вдруг да и ослабит натиск.

Нельзя, наверное, даже в мыслях представить более глухое и тоскливое место, чем Ущелье Мертвеца зимней полночью. И все-таки мистер Хайрэм Бисон угнездился именно там, причем в полном одиночестве.

Его бревенчатая лачуга притулилась к склону Северной горы. Из ее единственного окошка тянулся луч света, длинный и узкий, отчего хибара напоминала черного жука, наколотого на блестящую булавку. Внутри перед очагом с потрескивающими поленьями сидел мистер Бисон и смотрел в огонь так, будто сроду не видывал ничего подобного. Красавцем его нельзя было назвать при всем желании: седой как лунь, с глазами, горящими лихорадочным блеском, и изможденным лицом, одет он был в какую то грязную рванину. Что же до его возраста, то на первый взгляд ему можно было дать лет сорок семь, а приглядевшись – все семьдесят четыре. На самом же деле ему было всего двадцать восемь. Он был так худ, насколько это можно себе позволить, проживая не так уж далеко от голодного гробовщика в Соноре и неугомонного нового коронера в Бентли. Бедность и служебное рвение – это два жернова, и соваться между ними не стоит.

Мистер Бисон сидел, поставив протертые локти на протертые колени, подперев ввалившиеся щеки мосластыми кулаками, и ложиться, похоже, не собирался. Со стороны казалось, что стоит ему двинуться – и он тут же рассыплется. Впрочем, за последний час он моргнул раза три, не меньше.

Вдруг в дверь лачуги громко постучали. Такого рода звук в такое время и в такую погоду удивил бы кого угодно, не говоря уже о том, кто уже второй год жил отшельником и лучше всех прочих знал, что местность вокруг непроходима. Но мистер Бисон даже не повернулся, он все так же смотрел на горящие поленья. Когда же дверь распахнулась, он только плечами дернул, как человек, который ожидает чего-то такого, на что смотреть не хочется. Так еще ежатся женщины в церкви, когда по проходу за их спинами проносят гроб.

Но когда высокий старик в пальто, пошитом из шерстяного одеяла, в зеленых очках и с бледным лицом – об этом можно было судить по тем местам, которые не были скрыты платком и шарфом, – тихо вошел и положил тяжелую руку в перчатке на плечо мистера Бисона, тот изменил-таки себе и поднял на пришельца удивленный взгляд. Похоже было, что он ожидал увидеть кого-то другого. Как бы то ни было, вслед за удивлением на лице мистера Бисона последовательно отразились облегчение и неподдельная радость. Он встал, снял со своего плеча руку нежданного гостя и энергично, даже, пожалуй, с жаром потряс ее. И это было странно, поскольку внешность старика скорее отталкивала, чем привлекала. Впрочем, долю привлекательности можно усмотреть абсолютно во всем, включая даже самое ужасное. Что может быть привлекательнее человеческого лица? У нас же завелся обычай накрывать его простыней. А потом, когда оно делается не просто привлекательным, но воистину прекрасным, мы насыпаем поверх него семь футов земли.

– Сэр, – сказал мистер Бисон, выпуская руку старика, которая тут же безвольно повисла вдоль тела, шлепнув при этом по бедру, – нынче ужасная ночь. Присядьте, прошу вас. Я очень рад, что вы забрели ко мне.

Такая речь против ожидания выдавала в мистере Бисоне хорошо воспитанного человека. Но, правду сказать, разительный контраст между внешностью человека и его манерами на приисках далеко не редкость. Старик же шагнул поближе к очагу, и огоньки заплясали на зеленых стеклах его очков.

– Готов присягнуть, я очень рад вас видеть! – добавил мистер Бисон.

Впрочем, манеры мистера Бисона были не совсем, как говорится, рафинэ, что вполне объяснимо. Поприветствовав своего гостя, он бросил пристальный взгляд на тусклые пуговицы его пальто и сапоги из зеленоватой воловьей кожи. На ногах своих гость принес в дом толику снега, который тут же начал таять и потек ручейком по полу. Похоже, этот беглый осмотр вполне его удовлетворил, да и могло ли быть иначе?

– Уж простите, – продолжил Бисон, – но все, что я могу вам предложить, это переночевать в моей лачуге. Я сочту за честь, если вы останетесь у меня и не пойдете в долину Бентли искать чего-нибудь получше.

Из речи мистера Бисона, изысканно-вежливой и сдобренной капелькой самоуничижения, следовало, что переночевать в протопленном доме куда труднее, чем тащиться еще четырнадцать миль по горло в снегу, покрытому колким настом. Словно отвечая на любезное приглашение хозяина, гость расстегнул пальто. Хозяин же подбросил дров в очаг, подмел мусор волчьим хвостом и добавил:

– Но если честно, я бы посоветовал вам уносить отсюда ноги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});