Что я без тебя... - Джудит Макнот

— Мистер Ходжкин решил, что следует передать вам это письмо до вашего ухода, поскольку оно может оказаться важным, — сказал Дэмсон и, положив измятый, рваный конверт на кровать, занялся делом более ответственным — подготовкой его милости к балу в Альмаке. Достав из гардероба черный фрак, он положил его на руку и разгладил несуществующие морщинки. Затем подал его Стивену, подождал, пока тот вденет руки в рукава, после чего разгладил плечи и борта и отошел назад, с удовлетворением глядя на результаты своих праведных трудов.

— А от кого письмо, Ходжкин не сказал? — спросил Стивен, подтягивая обшлага рукавов рубашки и поправляя сапфировые запонки.

— Его переслал вам хозяин поместья, которое арендовал покойный лорд Берлтон. Оно было отправлено барону на адрес этого поместья.

Стивен кивнул, не проявив особого интереса. В свое время он оплатил соответствующие счета за это поместье и попросил лендлорда пересылать ему всю почту, поступающую на имя Берлтона. До сих пор это были счета, которые Берлтон не успел оплатить, и Стивен, невольный виновник гибели барона, счел своим долгом сделать это за него.

— Передай письмо секретарю, — сказал Стивен. Он торопился, поскольку обещал брату перекинуться с ним в фараона10 в Стрэтморе и уже опаздывал. Поиграет часок-другой в картишки, делая высокие ставки, затем отправится в Альмак и при первой же возможности увезет Шерри с» Ярмарки невест» на бал к Резерфордам, что для них обоих будет значительно приятнее. А Дю Билль пусть остается с Чарити Торнтон. Эта мысль очень развеселила Стивена.

— Я уже советовал мистеру Ходжкину передать письмо секретарю, милорд, — ответил Дэмсон, стряхивая с фрака невидимые пылинки, — но он сказал, что необходимо вручить его вам, поскольку письмо из Америки и там может оказаться интересующая вас информация.

Полагая, что скорее всего это очередной счет за покупку, сделанную Берлтоном в Америке, Стивен взял конверт и, распечатывая его, стал спускаться с лестницы.

— Макриди ждет у кареты, — сообщил Кольфакс и протянул Стивену его перчатки, но Стивен уже ничего не видел и не слышал, поглощенный чтением письма, адресованного Берлтону поверенным отца Чариз Ланкастер.

Кольфакс заметил, как помрачнел господин, и заволновался: как бы его милость не изменил из-за этого письма свои планы на вечер.

— Осмелюсь сказать, что ни разу не видел мисс Ланкастер такой красивой, как сегодня, когда она отправлялась на бал в Альмак. А с каким нетерпением она ждала своего дебюта! — Этими последними словами, произнесенными с особым выражением, Кольфакс хотел напомнить графу, что его присутствие на балу в Альмаке было жизненно важным для Шерри, которую Кольфакс очень любил.

Медленно складывая письмо, Стивен смотрел мимо дворецкого; мысли его витали где-то далеко, и видно было, что ему сейчас не до Альмака. Ни слова не сказав, Стивен размашисто зашагал к карете.

— Боюсь, новости не из приятных, — обратился Кольфакс к Ходжкину, помощнику дворецкого, беспокойно шагавшему из угла в угол по холлу. — Скорее всего, просто ужасные, — поколебавшись, добавил он, ибо считал, что строить предположения ниже его достоинства. Однако любовь к прелестной американке взяла верх над его постоянной заботой о собственном достоинстве, и он продолжал:

— Письмо адресовано покойному лорду Берлтону… И, возможно, никак не касается мисс Ланкастер.

Глава 31

Расположенный на площади Сент-Джеймс за темно-зеленым навесом, простиравшимся от парадной двери до улицы, клуб Стрэтмор был рассчитан на узкий круг избранной знати, предпочитавшей шумным, залитым светом игорным домам Брука и Уайта, где подавали безвкусную вареную дичь, бифштексы и яблочные торты, заведение более роскошное, с изысканными яствами.

В отличие от игорных домов Брука, Уайта и Уотьера Стрэтмор был основан и принадлежал ста пятидесяти именитым особам, а не какому-нибудь там владельцу. Членство в нем передавалось по наследству и было строго ограничено потомками его основателей. Их совершенно не интересовали приносимые заведением доходы. Клуб был для них своего рода крепостью, где они могли делать огромные ставки в карточной игре, обмениваться короткими замечаниями, не опасаясь, что из-за шума не услышат друг друга, и заказывать любые деликатесы, приготовленные французскими и итальянскими поварами. Здесь все зиждилось на осторожности и взаимном согласии. Слухи о баснословных выигрышах и проигрышах за ломберными столиками распространялись с быстротой пожара по всему Лондону. Но за пределы Стрэтмора не выходило ни полслова о делавшихся там буквально астрономических ставках. Зато в самом клубе сплетни передавались из уст в уста и из залы в залу с поразительным рвением и сугубо мужским сладострастием.

Никто из посторонних, даже в сопровождении членов клуба, не мог пройти дальше мраморных колонн у парадного входа, что привело в бешенство Брамела, в то время весьма популярного во всех фешенебельных мужских клубах Лондона.

Самому Принни отказали в членстве, поскольку он не являлся потомком одного из основателей клуба, и принц-регент реагировал так же бурно, как и Брамел, с той лишь разницей, что не обладал здравым смыслом и даром предвидения последнего. Поэтому он основал свой клуб, с двумя королевскими поварами и по имени одного из них назвал свое заведение «Уотьер». Однако принцу-регенту не удалось создать в своем клубе атмосферу сдержанного достоинства, полной недоступности и скромной элегантности, царившей в просторных залах Стрэтмора.

Рассеянно кивнув управляющему, который приветствовал его поклоном у парадной двери, Стивен прошел через две залы с дубовыми панелями, не замечая посетителей, которые либо беседовали, расположившись в удобных, обитых темно-зеленой кожей креслах с высокими спинками, либо сидели за ломберными столиками. В следующем зале, к великой радости Стивена, почти не было посетителей, и он сел за столик, где оказалось три свободных места. Уставившись на пустой камин, он размышлял над содержавшейся в письме информацией, собираясь принять важнейшее в своей жизни решение.

И чем больше размышлял, тем ближе подходил к решению, которое считал единственно правильным.

За каких-нибудь полчаса мрачное настроение Стивена сменилось задумчивым, потом философским и, наконец, радостным. Еще до письма Стивен не сомневался в правильности своих намерений, но теперь просто обязан был действовать, не опасаясь при этом уронить свою честь и достоинство. С той самой минуты, как он предложил Шерри право выбора жениха, он не переставал об этом жалеть. А как ревновал, когда она похвально отозвалась о Дю Вилле! И вообще неизвестно, что бы он мог натворить, увидев у себя дома кандидатов в женихи. И если бы один из них, обезумев от страсти, отважился попросить ее руки, Стивен, не раздумывая, вышвырнул бы его на улицу.