Самый жаркий день лета - Киа Абдулла

головой:

— Нет, никогда.

— Что меня по-прежнему беспокоит, Лейла, так это утверждение детектива Шепарда, будто вы уже оставляли Макса одного ранее. Вы когда-либо оставляли племянника без присмотра, чтобы посетить супермаркет?

Лейла мучилась с этим вопросом всю предыдущую неделю. Размышляла о том, много ли людей врут в суде под присягой. Величие зала суда заставляет всех верить, будто свидетель говорит правду, но что скрывается за этой иллюзией? Какую силу возымеет экземпляр священной книги, если ты уже вознамерился слукавить перед присяжными?

— Нет, — ответила Лейла, стараясь контролировать голос.

Клара склонила голову к плечу.

— Но вы были в «Вэйтроуз» в час ночи двадцатого февраля?

— Да.

— И где был Макс?

— Дома. — Лейла заметила, как переглянулись члены коллегии присяжных.

— Один?

— Нет. — Лейла понимала, что сейчас сомневаться нельзя. — Ребенок оставался с моим мужем, Уиллом Кармайклом. — Она почему-то надеялась, что известное имя придаст ее словам солидности.

— Вы в этом уверены?

— Да. — Здесь, перед дюжиной присяжных, Лейла очень боялась, что лицо выдаст ее. Лгать посторонним оказалось гораздо труднее, чем казалось, когда она тренировалась в одиночестве.

Клара кивнула:

— То есть все умозаключения детектива Шепарда оказались ложными?

Лейла сглотнула.

— Да.

Клара обернулась к членам жюри, изобразив разочарование:

— Как видим, шумиха насчета похода в «Вэйтроуз» оказалось пустой болтовней. — Тяжко вздохнув, защитница поправила мантию, показывая, что пришло время возвращаться к более серьезным вопросам. — Что же, Лейла, неоспоримо является правдой одна деталь: ваша малолетняя на тот момент сестра, будучи у вас на попечении, оставалась дома в одиночестве в течение нескольких дней. Вы можете рассказать нам о причинах такого положения дел? Что вынудило вас оставить тогда Ясмин?

Лейла молчала, стараясь сформулировать ответ. Потом она подняла взгляд на присяжных:

— Мы очень часто слышим о порядочной семье. Ее превозносят по телевизору, в газетах, в политических дебатах. Все наше социальное устройство крутится вокруг этого понятия, но обычно мы понимаем его очень узко: мама, папа, двое детей, бабушки и дедушки, которые могут помочь. Такое понимание не оставляет шанса огромному количеству людей: одинокому родителю, ребенку-сироте, попечителю и его партнеру, девушке и ее младшей сестре. Нас с Ясмин было всего двое, и я прилежно трудилась с утра до ночи. Мы имеем право называться порядочной семьей? — Лейла еле сдержалась, чтобы не стиснуть кулаки от ярости. — Я делала все, что могла. И один раз, один-единственный раз мне не удалось найти иного выхода. Я думала о том, чтобы оставить сестру с соседями, но у них самих три парня-подростка, и я решила, что для Ясмин будет безопаснее сидеть дома одной. — Лейла разжала пальцы. — Людям, у которых всегда была поддержка, сложно поверить в ситуацию, когда попросить помощи не у кого. Они уверены, что, конечно же, кто-нибудь да найдется. Но нет: люди падают в глубокую яму. а мы считаем их расходным материалом: приемлемая жертва ради благополучия большинства. Но если ты сама одна из упавших, тогда тебе внизу так… — Лейла остановилась, чтобы успокоить себя, — так одиноко. — Она коротко набрала воздуху в грудь. — Я совершила тогда неизбежное, чтобы у меня не забрали Ясмин.

В зале все затихли. Клара дала присяжным и зрителям некоторое время, чтобы переварить речь подзащитной. Потом она продолжила:

— Давайте поговорим немного о Максе. Мы слышали неприятные истории про его царапину, полученную на детской площадке, и про комментарий, который вы в сердцах обронили при няне. Но теперь я хочу знать, каковы были ваши отношения с племянником по сути.

Лейла рассердилась. Они очень сильно поспорили с Кларой перед заседанием на тему того, как давать показания. Лейла хотела больше поговорить про случай с посещением травмпункта и оправдаться перед присяжными, а Клара настаивала, что необходимо забыть про этот эпизод. Ни к чему зацикливаться на деталях, как она сказала.

— Расскажите нам о Максе, — настаивала защитница.

Странный вопрос. Как можно свести чью-то даже очень короткую жизнь к нескольким фразам?

Клара заметила замешательство Лейлы и построила вопрос иначе:

— Расскажите нам то хорошее, что вы о нем помните.

Лейла попыталась улыбнуться, но скривилась от отчаяния. Где-то там наверху на галерее наверняка сидит Ясмин. И уж точно рыдает, если вообще пришла сегодня.

— Он был замечательным ребенком. В прошлом году я спросила у него, какой подарок он хочет на день рожденья, он подумал минуту и потом сказал, что хочет пять синих пуговиц, — Лейла судорожно втянула воздух. — Посмотрел на меня и добавил: «Тетя, только они все должны быть разные!» — По щекам Лейлы потекли слезы, но она продолжала: — Я всю следующую неделю срезала пуговицы с разной одежды. Конечно, я ему накупила еще каких-то игрушек, но когда он получил эти пуговицы, он сиял от радости, как будто это лучшая вещь в мире. — Она сглотнула. — Я любила Макса. Любила больше, чем, наверное, смогу показать или описать.

Клара кивнула и мягко перевела разговор обратно к звонку Эндрю. Оставшееся утро она уточняла и собирала детали: было ли в машине жарко, какая температура была на улице, включала ли Лейла кондиционер, сколько слоев одежды на ней было надето, снимала ли она что-нибудь с себя, потела ли, открывала ли окно.

Лейла понимала, какого результата добивается Клара: доказать, что, даже если в самом деле Лейла оставила Макса в машине намеренно, она не обязательно понимала, что такая жара может его убить. Лейла отвечала на поток вопросов с тихим стоицизмом: гордая осанка, но печальный голос.

Наконец Клара подобралась к финальному вопросу:

— За всем этим мы забыли о том, что вы и сами потеряли любимого и близкого вам человека. Что вы чувствуете сейчас?

Лейлу вдруг резко покинули силы — так посреди экрана старого телевизора за мгновение до полного выключения расползается пятно. Она понимала, чего хочет от нее Клара: выражения великой скорби. Но эта скорбь по праву принадлежала Ясмин, Лейла не могла отнимать ее у сестры. Она не могла посметь безутешно оплакивать Макса на глазах у его матери; не могла рассказать присяжным, что эта смерть изменила силу притяжения и Лейла теперь все время с трудом стоит на ногах. Ее боль была личной, бессловесной, как секретный ручей в темном овраге, который временами льется тонкой струйкой, а временами обрушивается селевым потоком. Лейла не могла выразить удушающую боль от того дня, когда Макс спросил у нее: «У тебя дома есть ребенок?» А ведь теперь ее ответ совпадает с ответом Ясмин: «Нет». У младшей сестры дома тоже нет ребенка, потому что Лейла убила его.

— Это самое худшее из всего, что со мной случалось в