Давид Бек - Раффи

Вопрос застал ее врасплох, и служанка не нашла ответа, который успокоил бы госпожу.

— Что же ты молчишь, Като, я тебя спрашиваю! — повторила Тамар.

Та что-то пробормотала, не в силах сказать ничего вразумительного. Это усилило подозрения Тамар. Она подняла с подушки голову и села на постели. Теперь свет свечи упал прямо на ее бледное лицо, обрамленное черными волосами, которые густыми локонами спадали на полуобнаженные грудь и плечи.

— Ты молчишь, Като? Говори прямо, что-то случилось, да? — снова спросила барышня таким тоном, точно страшилась услышать ответ служанки.

— Разве ты не слыхала? Он уезжает… — Като решила, что нельзя дальше держать госпожу в неведении.

— Уезжает? — в ужасе воскликнула Тамар. — Уезжает, не повидавшись со мной, не сказав мне ни единого слова? Куда, когда?

Глаза у бедняжки наполнились слезами. Она спрятала лицо в подушку и горько зарыдала. Растерянная Като не знала, что делать, как утешить ее. Она подошла к барышне и попыталась успокоить:

— Не плачь, Тамар, родная, он собирается в свою страну на богомолье, и не уедет, не повидав тебя, не поговорив с тобой… Еще сегодня после обеда, выходя из покоев великого господина, он сказал мне: «Като, дай знать Тамар, что я ночью приду с ней проститься». А я, глупая, забыла тебе сказать.

Все это Като выдумала: Давид не говорил ничего подобного. Она решила хоть на время успокоить барышню, пока или сама отправится за Беком, или что-нибудь придумает другое. Но Тамар встревожилась еще больше.

— Тогда где же он? Почему не пришел? Скоро утро, — сказала она, приподняв с подушки голову и как безумная посмотрев вокруг. — Нет, нет, он не придет! Я сама пойду к нему.

С этими словами она, как одержимая, с непокрытой головой и распущенными волосами выскочила из комнаты и выбежала во двор. Служанка кинулась за ней и едва смогла удержать ее, пока та еще не успела выйти со двора.

— Тамар, родная, — умоляла она, обняв потерявшую голову девушку. — Тамар, душа моя, так нельзя, что скажут люди, если увидят тебя в такой час на улице? Давид сам придет, обязательно придет!..

Барышня даже не слыхала слов служанки. Она вырвалась из ее объятий и побежала к воротам. К счастью, они оказались открытыми, не то она могла перебудить весь дом. В доме великого господина ворота запирались не всегда. Девушка прошла незамеченной, сторожа спали, завернувшись в свои бурки.

Като кинулась в комнату барышни, схватила шаль и побежала следом за Тамар. Настигла она ее на улице.

— Накинь на себя эту шаль и пойдем вместе, — остановила ее служанка и стала кутать голову и плечи своей госпожи.

На улицах было так пустынно и темно, что на расстоянии шага ничего нельзя было различить. Они вышли за околицу села и пошли по пустынному полю. Здесь их никто бы не заметил, хотя расстояние до дома Бека было изрядное. Но этот путь они прошли за несколько минут и вскоре добрались до ограды сада Бека, сплетенной из колючих прутьев. Барышня хотела взобраться на высокую изгородь и спуститься в сад: с этой стороны вход в дом был безопаснее, никто из домашних не заметил бы их.

— Что ты делаешь? Ты же вся исцарапаешься! — сказала служанка и ухватила барышню за подол. Но было уже поздно — та, как кошка, хватаясь за колючие ветки, лезла вверх.

В своем смятении Тамар не слышала слов служанки, она поднялась на забор и перескочила на ту сторону. Като последовала за ней, тоже сильно исцарапавшись.

Все тропинки и уголки сада были отлично знакомы Тамар. Она направилась прямо в ту сторону, куда выходило окно спальни Бека. Девушка обрадовалась: окно освещено, значит, он дома и не спит. Сердце ее забилось так сильно, что она едва нe задохнулась. Наконец, подошла к окну, расположенному довольно высоко.

— Като, — обратилась она к служанке, — можешь поднять меня, чтобы я заглянула в комнату?

— Заберись на мои руки, потом на плечи. Я прислонюсь к стене, прямо под окном.

Като сплела вместе пальцы рук как первую ступеньку лестницы. Одну ногу Тамар поставила на нee, другую на плечо служанки, схватилась пальцами за выступ стены и подтянулась к окну. Но она ничего не увидела, потому что вместо стекла окно было заклеено бумагой. Тамар осторожно проткнула пальцем бумагу. Она сделала это как раз в ту минуту, когда Бек после долгих раздумии решился, наконец, запечатать письмо и вручить Агаси.

Тамар продолжала смотреть со своего наблюдательного пункта. Она увидела волнение Бека после того, как отбыл гонец, заметила глубокую грусть в его глазах и то, как мрачно смотрел он на стопку бумаг, лежавшую перед ним. Потом он снова подошел к столу и стал писать. Каким бледным и страшным было его лицо в свете свечи!

Девушка не смогла больше смотреть: ноги ее задрожали, и она едва не упала. Она напрягла последние силы и, держась одной рукой за стену, другой постучала в окно. Бек ничего не услышал. Тамар постучала сильнее. Давиду показалось, что это ветер хлопает дверью. Но вот он различил свое имя: «Давид!». Нежные звуки знакомого голоса проникли в самые глубины его сердца. Он отбросил ручку и побежал открывать дверь.

XVII

Он все понял. Спутанные волосы Тамар, ее горящие глаза, исцарапанные руки и заляпанная грязью одежда яснее слов говорили о том душевном потрясении, которое в это ночное время привело ее к нему. Как безумная, повисла она на шее Бека и долго не выпускала его из объятий. Она не могла вымолвить ни слава, лишь изредка из стесненной груди вырывались глухне вздохи и слышались неясные восклицания. Глаза у нее были сухие.

— Если б я могла плакать, я бы успокоилась, — сказала она, пряча лицо у него на груди.

Находясь в таком же смятении, Давид ничего не ответил, только усадил девушку на тахту и сам устроился рядом, не выпуская ее дрожащих рук.

— Ты уже обо всем знаешь, Тамар, — наконец заговорил он довольно спокойно. — Ты услышала от других то, что я собирался рассказать тебе сам. С одной стороны, это хорошо, что ты уже подготовлена и пережила самое трудное. Но я должен сказать тебе больше. Я уверен, ты настолько мужественна, что спокойно выслушаешь меня. Чтобы понять друг друга, оставим пока наши чувства.

Девушка слушала, опустив голову. Бек продолжал:

— Ты еще не все знаешь, Тамар, ты только слышала о моем отъезде, но куда и зачем я еду — тебе неведомо. Я все расскажу, веря, что любая доверенная