Я — Спок (СИ) - Нимой Леонард

Это был прямой вопрос, и я ответил так же:

— Он сказал, что ты готов на убийство, только чтоб сняться в «Звездном пути».

Он блеснул зубами:

— Точно!

Мы немного поговорили. Я рассказал ему, что мы с Харви собираемся обсуждать идеи для фильма и готовы принять его просьбу совершенно всерьез. Но вдобавок я сказал ему:

— Эдди, ты нам нравишься, и мы нравимся тебе. Знаешь, если будет озвучено, что ты в нашем фильме, куча критиков-снайперов усядется в засаде с ружьями наперевес, готовясь расстрелять нас, если что-то пойдет не так. Я думаю, что твоя роль должна быть великолепной — или ее не должно быть вовсе, потому что мы не хотим навредить твоей карьере, и, я знаю, ты нашей тоже не хочешь навредить.

— Тогда держите меня в курсе, — сказал Эдди. — Дайте мне знать, как там у вас развиваются идеи фильма.

Я согласился, ведь так каждый мог соскочить с поезда, если заметит, что он идет куда-то не туда.

Тем временем мне предложили роль в минисериале NEC по мотивам «И восходит солнце», который снимали в Париже и Сеговии. Я его принял, зная, что за два месяца в Европе у меня будет масса времени, чтоб поразмыслить над сюжетными поворотами для нового «Звездного пути». А пока мы с Харви решили как следует взяться за основную идею фильма.

Так что, прежде, чем улететь в Европу, я связался с тремя ведущими космическими учеными — Фрэнком Дрейком из Калифорнийского университета в Санта-Круз, Полом Горовицем из Гарварда и Филиппом Моррисоном из Массачусетского технологического института. Я представился по телефону и объяснил, что собираю информацию для нового фильма по «Звездному пути». Все трое великодушно согласились встретиться со мной, и в итоге у мне с ними сложились чудесные вдохновляющие беседы.

Эти три человека находились на самом переднем крае науки, занимающейся контактами с неземным разумом. Все трое внесли свой вклад в SETI, Программе поиска внеземного разума. Фрэнк Дрейк — отец уравнения Дрейка, которое показывает вероятность нахождения разумной жизни на других планетах, основываясь на числе планет, чей период обращения сходен с земным и чьи солнца сходны с нашим. Пол Горовитц показал мне разработанное им оборудование, которое устанавливается на радиотелескопы и многократно увеличивает шансы уловить признаки присутствия высокоразвитой цивилизации где-нибудь во вселенной. А Филипп Моррисон помог мне понять трудности коммуникации с другими расами — ведь для инопланетян, у которых губы, зубы и языки отличаются от наших, сама попытка выговорить что-нибудь на нашем наречии оказалась бы трудной, если не невозможной. Ну, добавьте тот факт, что их мозг и мыслительные процессы могут заметно отличаться, и вы начнете понимать, с какими проблемами они — и мы — можем однажды столкнуться, когда впервые попробуем заговорить друг с другом.

Эти встречи снабдили меня богатой пищей для размышлений в отношении следующего фильма. Тем временем Харви тоже много размышлял — и смотрел серии «Звездного пути». Он сел и составил свой собственный список лучших эпизодов, и обнаружил, что вкусы у него совпадают с фанатами сериала! Почти все серии, которые он выбрал, были среди бестселлеров на видеокассетах. Одним из самых любимых его эпизодов был придуманный Харланом Эллисоном «Город на краю вечности». Так что, когда мы с Харви собрались обсудить исходные положения «Звездного пути-IV» перед моим отлетом в Европу, он сказал:

— Леонард. Мы должны устроить путешествие во времени.

Я подумал, что это отличная идея, и мы уже давно сошлись на том, что пора развеять атмосферу. На этом я улетел в Европу. Мы с Харви собирались продолжить работу над идеями для фильма по отдельности, а потом встретиться и продолжить в Париже вместе.

Работа моя в Испании и Франции шла гладко, оставляя мне массу времени на то, чтоб начать придумывать сюжет. Конечно, были определенные хвосты, которые следовало подобрать из предыдущего фильма. К примеру, наш экипаж был сейчас на Вулкане и был объявлен в Федерации вне закона, поскольку нарушил прямой приказ, запрещающий отправляться на Генезис. Также мы знали, что «Энтерпрайз» уничтожен, и единственный доступный корабль — это клингонская «Хищная птица», которой в «Звездном пути-III» командовал Коммандер Крюге. Было логично предположить, что Клингонская Империя взъярится на Кирка за смерть своих граждан и угон их корабля. А что до Спока — ну, он вернулся на родную планету и опять стоит на ногах, но его разум похож на опустошенный компьютер, жаждущий информации.

Итак, следует ли нашему доблестному экипажу вернуться на Землю и предстать перед судом или еще немного побыть в мятежниках? Мне казалось, что они бы ответственно согласились отправиться домой — но могли попасть во временную дыру. И, чтоб поддержать их еще больше, я решил, что их путешествие в прошлое скорее должно быть намеренным, чем случайным.

Сойдясь на этом, мы с Харви начали думать о том, в какую эпоху могла бы отправиться команда «Энтерпрайза». Мы перетасовали массу всевозможных вариантов — Древний Рим, Дикий Запад, Война за Независимость… Но больше всего нам — и, как мы надеялись, значит, и зрителям тоже — понравилась мысль о современной Америке.

Вскоре Харви присоединился ко мне во Франции, и в вестибюле парижской гостиницы мы набросали черновик, который требовала от нас «Парамаунт». (На самом деле, я думаю, если бы мы просто сказали: «Мы тут решили сделать повеселее», их бы вполне устроило.) Мы дали им знать, что Великолепной Семерке предстоит отправить домой — после небольшого путешествия в наши дни, в Сан-Франциско (в конце концов, ведь именно там находится Штаб Звездного Флота).

Но настоящий-то вопрос был: «Зачем?» Очевидно, наши герои отправлялись в прошлое, чтобы решить какую-то проблему. Но какую именно и как тут могло помочь путешествие во времени?

Тут следует упомянуть, что в это время я читал «Биофилию», только что опубликованную книгу гарвардского биолога Эдмунда Вилсона. В своей работе Вилсон рассказывает об огромном числе вымирающих видов и предсказывает, что к 90-м годам Земля будет терять по 10 тысяч видом в год. Это один вид в час! Что хуже всего, многие из этих видов даже не были каталогизированы — у нас никогда не будет шанса узнать, что они из себя представляли, или какую функцию выполняли в природе. Они просто исчезнут, не оставив и следа существования.

Мрачное будущее, нарисованное в «Биофилии», преследовало мои мысли. Какие важные виды мы теряем прямо сейчас — и как эта потеря может повлиять на будущее человечества через три сотни лет? Я уверился — вот наша тема, грехи отцов, падающие на детей. Я почувствовал, что знаю, что это был за основной «грех», но что именно было потеряно и какова будет расплата?

Некоторое время я покрутил мысль, что, возможно, в 23 веке случилась масштабная эпидемия, смертельная болезнь, чье лекарство было уничтожено веками раньше, вместе с джунглями. Но изображение тысяч больных и умирающих людей казалось довольно страшным для нашего «легкомысленного» фильма — а мысль о том, что наш доблестный экипаж должен преодолеть шесть сотен лет в прошлое и обратно, только чтоб привезти какого-нибудь дартера-молюскоеда совершенно не казалась захватывающей!

В конце концов, после нескольких недель ломания головы, у меня случилось озарение. Это случилось во время заполночного разговора с другом, Роем Данчиком. Мы говорили о «Биофилии» и обсуждали вымирающие виды, когда Рой упомянул горбатых китов. Горбачи — настоящие гиганты, весящие по 20 тонн каждый, и в то же время они кроткие млекопитающие, обладающие поразительной тайной — своей песней.

Самцы китов издают серии вздохов, протяжных возгласов и щелчков, которые складываются в «песню» длиной несколько минут. Эти «песни» нетронутыми передаются от стаи к стае по мировым океанам — а когда песню меняет один-единственный кит, ее меняют все.

Но как? Никто не знает. Не знаем мы и того, какую функцию носит песня — служит ли она поиску пары в брачный период, или охране своей территории или ориентации в пространстве. Она остается одной из самых интригующих тайн природы… и вокруг этой тайны и можно было бы закрутить сюжет.