Skinова печать - Константин Алов

патрульных вдруг остановился и внимательно посмотрел на Хорста.

— Во, блин! — крикнул он своему напарнику, хотя тот стоял рядом. — Готовь дырочку для медали! Знаешь, кого мы взяли? Это же тот Дмитрий Минаев, который жида замочил! Ты что, не врубился? Час назад нам ориентировку зачитывали и фотку показывали.

— А я в сортир выходил, — отозвался напарник.

— Вот так все и проходишь, — усмехнулся патрульный и весело заорал на крутившегося вокруг них Ибрагима: — А ты что тут прилип, черный? В морду давно не получал? Пошел на фиг!

И патрульные со своим ценным призом устремились к наградам, оставив дважды оскорбленного Ибрагима скрипеть зубами от злости.

Крюков усадил Машку в «рябуху» и тронулся.

— Куда тебя отвезти, домой? — спросил он.

— Нет, лучше к бабушке, — она назвала адрес и подумала о том, как там Митя. Красивое имя…

По дороге сыщик несколько раз проверялся — нет ли хвоста, но сзади все было чисто. Приехали в переулок в центре Москвы. Бабушка Фира, как ее звали, жила в старом доме дореволюционной постройки. В подъезде пахло вековой сыростью. Поднявшись без лифта на третий этаж, Машка позвонила в обитую старым обветшавшим дерматином дверь.

На звонок долгое время никто не реагировал. Наконец из-за двери донеслось еле слышно:

— Кто там?

— Это я, Маша, — прокричала Машка. — Бабушка, это ты?

— Еще да, — снова донеслось из квартиры, и дверь отворилась.

Машка с сыщиком вошли в длинный полутемный коридор. Бабушка Фира оказалась маленькой, сухонькой, совершенно седой старушкой. Она расцеловала внучку. Потом обратила внимание на ее спутника. Почему-то Крюков ее сильно заинтересовал. Она пристально посмотрела ему в лицо, впрочем, не зажигая света.

— Чтобы он был Тевье, таки нет! — сказала она наконец. — Раздевайтесь и проходите в кухню, сейчас будем завтракать.

На кухне было гораздо светлее, тут бабушка Фира еще раз внимательно рассмотрела сыщика и произнесла с нескрываемым разочарованием:

— Нет, теперь я вижу, ты не еврей. Просто плохо выглядишь.

— Вы, случайно, не из Одессы? — поинтересовался Крюков.

— А что, у вас уже что-нибудь пропало? Садитесь к столу. Мириам, золото, налей нам чаю.

Определив, что сыщик не принадлежит к богоизбранному народу, бабушка Фира решительно перешла в общении с ним на «вы».

Из коридора появился громадный пушистый кот. Он также критически уставился на опера.

— А, Мойша пришел! — обрадовалась Машка. — Бабушка, налить ему молока или он у тебя на сухом корме?

Старушка поджала губки.

— Мириам, золото, я тебя миллион раз просила не называть кота человеческим именем!

— А как вы его зовете? — спросил Крюков.

— Его зовут Мишель.

Машка налила чай, нарезала хлеб и соорудила бутерброды с маслом, сыром и колбасой одновременно. Сделав это, она опустила глаза и стала молиться. Бабушка Фира уселась за стол и недовольно проворчала:

— Ну, может быть, мы когда-нибудь начнем или будем ждать, пока все остынет?

Крюкову показалось странным это сочетание набожности внучки и атеизма бабушки.

— А вы не молитесь перед едой? — спросил он старушку.

— Зачем? Все продукты свежие.

— Вы не верите в Бога?

Бабушка Фира взглянула на Крюкова с сожалением.

— А вы считаете, что Бог скорее услышит мои просьбы, если я без конца буду надоедать Ему своим нытьем по несколько раз на день? Знаете, молодой человек, за мою долгую жизнь я встречала глубоко верующих людей. По крайней мере, они считали себя такими. Но им это не помогло. Вот и мой зять, папеле моей бедной Мириам… Да, похоже, в этой стране снова развивают любимый олимпийский вид спорта — борьбу с евреями. И за что такие цорес на мою бедную еврейскую голову? — Она тяжело вздохнула и продолжила: — Во время войны я чудом избежала Бабьего яра. Я попала в партизанский еврейский отряд братьев Остропольских. Там не было комиссаров, представляете? Одни евреи! Наш командир, Тевье Остропольский, какой это был красавец! Его брат Наум тоже, но Тевье! Вы, юноша, чем-то на него похожи.

И тем же тоном, не прерывая плавного потока речи, обратилась к внучке:

— Кушай, Мириам, детка, кушай с хлебом, чтоб ты сдохла! Тебе надо поправляться! Да, в позапрошлом году мы встречались. Те, кто остались живы. Меня разыскал Яша. Вы не знаете Яшу Боренбойма? У нас в отряде он считался дурачком. Он и разговаривал всегда, как глупый еврей. Теперь Яша говорит как умный еврей. Надеюсь, вы понимаете разницу?

— Не совсем, — признался Крюков.

Бабушка Фира снова тяжело вздохнула, то ли сетуя на непонятливость собеседника, то ли по привычке, скорбя о судьбах народа Израилева.

— Глупый еврей говорит быстро, много и, в основном, руками. Как будто он собирается взлететь или вспоминает, как плавать, — пояснила старушка. — Думный еврей говорит по телефону, причем из Нью-Йорка. Так вот, Яша говорил именно оттуда. Они, все кто еще остался в живых, все там.

— А вы почему не уехали? — осторожно спросил опер.

— Зачем куда-то ехать, если мне и здесь плохо? Мириам, золото, во имя чего ты дала бабушке такой горячий чай? Ты хочешь, чтобы я ошпарилась до смерти? Может быть, ты мечтаешь остаться совсем одна, чтобы все тебя жалели как круглую сироту? Вероятно, ты находишь в таком положении особую прелесть.

Машка посмотрела на бабушку с укоризной.

— Ай, бабушка, оставь свои еврейские шутки. Сейчас не то время. Лучше подуй на чай, тогда он быстрее остынет.

— Золото, если бы я хотела дуть, я бы попросила у тебя не чай, а трубу, и играла бы в оркестре сына тети Рахили… Как его, чтоб он сдох? Да, Бени Гудмана!

— Бабушка, сколько раз тебе говорить? Это не наш Беня Гудман!

Тут старушка с обидой отвернулась от внучки и обратилась к Крюкову:

— Молодой человек, вот вы сам, конечно, не еврей, что теперь, при свете, стало заметно совершенно невооруженным глазом. Нет, вы не еврей, но голова у вас — почти да. Так скажите мне, откуда у всех эти нервы? Ладно у нас, стариков. Но молодежь! У них же нервы совсем ни к черту!

Крюков сделал глоток чая. Чай был не жидок, а, напротив, весьма крепок и ароматен.

— Говорят, во всем виноваты пятна на Солнце, — предположил он.

— Что вы говорите? — всполошилась бабушка Фира. — Никогда не замечала. Правда, я что-то слышала на эту тему по телевизору, но никогда не верила. Ведь телевизор существовал только для того, чтобы эти старые пердуны из политбюро дурили нам голову. Но раз вы так говорите, я впредь буду внимательнее.

Крюков надулся от гордости и постарался мобилизовать все свои научные знания в области астрофизики.

— Солнце вообще скоро погаснет, — сообщил