Коммунизм - Олег Лукошин

Было мелко: почти на середине реки вода доходила лишь до груди. Наталья убрала мокрые волосы с лица и, продолжая улыбаться, поддерживала меня, слабенького, за плечо.

— Живой? — заглядывала она мне в глаза.

— А что если тебя ученики увидят? — вместо ответа задал я вопрос.

— А мне по фигу! — дерзко, и дерзость эта предназначалась мне, а не ученикам, ответила она. — Догоняй! — она развернулась и нырнула, сверкнув аппетитным попцом над поверхностью реки. Под водой попец тоже разглядывался без труда.

Я бросился вдогонку. Не упускать же эту соблазнительную наготу!

Наталья уже выбралась на берег, купила в палатке две бутылки лимонада и махала мне ими, приглашая присоединиться, а я ещё барахтался в воде, пытаясь усмирить взбунтовавшийся, как презренный раб Спартак, член. Сделать это долго не удавалось, потому что мимо меня то и дело бессовестно барражировали, поражая раскрепощённостью и искромётным весельем многочисленные советские девушки. Бессовестные комсомолки! Некоторые окидывали меня оценивающим взглядом и многозначительно улыбались. Я пытался прикрываться, но разве в такой прозрачной воде толком прикроешься!

Наконец я плюнул на условности и решил выбираться на берег как есть — со стоячим.

Наталья меж тем беседовала на берегу с какой-то девчонкой. Блондинкой. Я присмотрелся и обомлел: один в один Белоснежка. Или погодь-ка, вода глаза залила? Близорукость усиливается? Померещилось?

Девчонка уже уходила вдаль — какие ягодицы, какие ножки! — Наташа укладывалась на полотенце, а я, с мигом опавшим другом, торопливо выбирался на берег. Снова пришло наваждение: стреляю в Вику, а потом в мёртвого Пятачка. Почему в мёртвого, что за хрень?! Если он был мёртв, значит Белоснежка не предавала. Значит, ты чмо и нет тебе прощения.

Стоп, стоп. Без паники. Он был жив. Этот гад был живее всех живых. Я прав, я всегда прав. Я обязан был победить, у меня нет права на ошибку. Сгиньте, мать вашу! Все сомнения сгиньте! Я не дамся вам на растерзание. Я твёрд, я спокоен и непреклонен.

— Блин, ну ты замёрз! — воскликнула Наташа, едва я присел рядом. — Аж зубами стучишь. Ты как умудрился, вода же тёплая!

— Да ерунда! — отмахнулся я. — Дай глотнуть.

Она протянула мне пластиковую бутылку с лимонадом «Дюшес». Я сделал жадный глоток и заставил сердце биться ровнее.

— Это что за девушка была? — спросил.

— Какая? — удивилась Наташа.

— Да вот, с тобой разговаривала. Блондинка.

— Блондинка? — Наталья напряжённо принялась оглядывать окрестности. — Не обратила внимание. Одна девушка время спросила, да, с другими вроде не говорила.

— Время спросила… — я посмотрел на неё пристальнее. Показалось, что она лукавит. Или захотелось, чтобы так показалось? — Ну ладно.

— А что, знакомая?

Я отпил ещё.

— Вряд ли. Видимо, ошибся… На заводе у нас есть похожая.

— А-а…

— Но это не она.

— Что-то серьёзное? — иронично и деланно многозначительно поинтересовалась Наташа. — Ну колись давай, колись. Я никому не расскажу.

— Нет, радость моя, — отозвался я. — Ничего серьёзнее тебя у меня здесь нет.

Потом мы загорали и целовались. Насытившись, молча лежали и смотрели друг на друга. Я понимал, что люблю эту девушку. Что я фантастический счастливчик, что я вошёл в одну реку дважды и стал обладателем джек-пота. Становилось страшно от мысли, что всё может оборваться. Я не видел причин, отчего всё это очарование с Наташей во главе может исчезнуть, но тревога в груди была большой и явной.

— Ты фильмы со Сталиным не коллекционируешь? — спросил я, чтобы не позволить тревоге разрастись. — Старые, где он красивый и мудрый.

— Не-а, — чуть заметно мотнула она головой. — Даже не помню, видела ли вообще такие.

— Вот ведь незадача! — вздохнул я. — Думал, в Союзе этого добра навалом, а нигде не могу найти. Даже в Мировой Сети нет. Надо было прихватить свою коллекцию из России.

Наташа лишь улыбнулась на мои слова.

В ноябре, на её скорпионистый день рождения, который последовал через неделю после 108-й годовщины Великого Октября, она повела меня в ночной клуб. Ну как ночной. Типа. «Ночной клуб» — это что-то такое буржуазное, упадническое, здесь эти заведения так не назывались. «Молодёжная ночная дискотека «Гренада» с баром» — вот правильное наименование. Но суть та же. Говорили, что там даже наркотики можно приобрести. Я не особо верил, всё-таки это не капиталистическое запределье, где задача одна — поселить в тебе смертоносную слабость и объявить это Свободой. Не, здесь с этим строго. «Вышки» направо и налево раздают.

Была Наталья какой-то взбудораженной, хоть и пыталась скрыть это за дежурным весельем, и состояние её мне не понравилось. Я даже поотказывался немного от похода в это сомнительное заведение, но она настаивала, говорила, что я «старый дед» и «валенок», если отрекаюсь от простых молодёжных радостей, а она девушка современная и хочет, чтобы её парень был таким же.

В общем, пошли.

Публика ещё только пребывала и вежливо, культурно накачивалась за столиками пивом, водкой и разнообразными ликёрами. На танцполе почти никого не было, лишь две девушки, по всей видимости вырвавшиеся на дискотеку из какого-то коррекционного учебного заведения, о чём свидетельствовали выражения их лиц и диковато-безумные смешки, то и дело слетавшие с губ, кружились в разухабистом танце, задирая ноги и заключая друг друга в объятья для совместного «танго».

— Девочки, спокойно! — кричала им время от времени рыхлая тетёха, в одиночестве сидевшая за столиком с бокалом.

Видимо, воспитательница или кураторша какая. Должно быть, их сюда осознанно водят.

Мне эти безумные девки жуть как не понравились. Чем-то тошнотворным от них пахнуло. Распадом, декадансом мерзопакостным. Россией, короче. А вскоре, как назло, ещё один персонаж в поле зрения попался, который настроение многократно ухудшил и внёс в сознание неприятную сумятицу.

— Вы представить себе не можете, насколько это величественно, насколько пугающее, — вдохновенно вещал соседям по столику, кучке неприкаянной и кривляющейся молодёжи, бородатый мужик в старомодном свитере, — что мне иногда даже думать страшно об этом. Я ни секунду не сомневаюсь, что в этом ключ ко всем тайнам Вселенной. Переселиться в параллельный мир, встретиться с самим собой, слиться в единое целое, а потом встретиться и с третьим, четвёртым, пятым, десятым и даже сотым — ведь раз обнаружили одну параллельную реальность, то должны быть и другие — и в конце концов, когда все миры и все инкарнации будут исчерпаны, превратиться во что-то немыслимое, значимое, величественное. В Бога! Неужели вам не хочется превратиться в Бога? Действительно не хочется?

Молодёжь в голос смеялась над мужиком. Я поспешил отойти от столика подальше, чтобы этот пьяненький бородатый двойник приснопамятного российского алконавта не обратился вдруг и ко мне. Эти бредовые рассуждения тут же отозвались в голове раздражением и болью.

Мне, однако, не хотелось портить любимой настроение, и я держал свои мысли при себе.

Вдоль стен заведения парами стояли дээндэшники. Человек восемь, все парни. Не знаю как кому, а мне при их виде стало спокойнее. Я и сам с заводскими ребятами уже несколько раз выходил дежурить на московские улицы и успел получить благодарность от участкового милиционера за поимку хулигана. Паренёк лет пятнадцати нагрубил пожилой женщине и даже позволил себе выразиться в её адрес нецензурно, и она тут же обратилась за помощью к встретившемуся по пути отряду добровольной народной дружины. Мне пришлось пробежаться чуток, сбить этого фраера с ног и несколькими ударами под дых и по почкам объяснить, что вести себя так нехорошо. Парнишка был весьма удивлён моим жёстким методам воспитания и даже расплакался, но урок, я уверен, усвоил надолго. Несмотря на жалостливые просьбы отпустить его домой, я всё же сдал пацана в милицию. Для твоего же блага, паря! Ты ещё благодарить меня будешь за то, что я не позволил гнили разрастись в тебе.

Дээндэшников, однако, не любили. Ну, как всегда — «душители свободы», и всё такое. Вот и здесь вся эта полупьяненькая публика презрительно морщилась в их сторону. Сами все периодически надевают красные повязки и выходят на улицы, но раз ты пришёл отрываться на дискотеку, то ни в чём не виноватый дээндэшник — уже лох и чмо в твоих глазах. Советский менталитет, в нём тоже свои изъяны.

Музыка, меж тем, звучала вполне приличная. Этакое ретро. Даже что-то из Владимира Кузьмина и группы «Электроклуб» проскользнуло. Дискотеки в Союзе строились тематически, с ведущим: сначала старенькое, потом новое братских народов Азии и Африки, потом старое революционное товарищей европейцев, ну а уж потом всё остальное, отвязное и жуткое, вроде этих не в меру популярных «Забойщиков с Севера», примитивной электронно-танцевальной группёшки, от которой все так пёрлись. Негромкий голос ведущего действительно звучал, представляя музыкальные номера, но слишком скромно и робко, словно говоря: «Заставили, ребята, не обессудьте».