Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нужно поставить носилки на лыжи.
- А может быть, так донесем?
- Нет-нет, надо спешить...
Холодная ладонь коснулась моего лба,
- Он весь горячий. Боюсь, что не успеем. Ставьте на лыжи!
Носилки остановились и опустились вниз. И снова вторая жизнь пошла рядом с той, настоящей. Все сместилось во времени. Я забыл, что нахожусь в ночном лесу - раненый, пробитый насквозь горячими осколками фашистского снаряда. Мне послышалось, будто меня зовут. Рядом стоят кони и мирно жуют сено, сено похрустывает во тьме; пахнет конским потом, овчиной и талым снегом. Где-то поскрипывают телеги, похрустывают торопливые шаги возниц. Обоз остановился в городе, и я лежу в кошевке на соломе, накрывшись с головой теплым отцовским тулупом.
И вдруг через все мое тело словно прошел сильный ток. Второй план отступил, и я снова увидел себя на носилках, скользящих по рыхлому снегу, чьи-то ноги, обутые в серые валенки, густой кустарник и подбитую жестью лыжу.
Я почувствовал едкий запах махорочного дыма и услышал отдаленные голоса. "Свои! Свои!" - торжествуя, запело все внутри, но я не мог разжать губ, глаза тоже застилала молочная мгла. И мне почему-то показалось, что я ослеп. Только что все видел и вдруг - ослеп. Ресницы словно срослись, у меня не было сил открыть их. И тут-то я, кажется, впервые застонал. Носилки остановились, надо мной кто-то склонился и, взяв мою правую руку, стал отсчитывать пульс.
- Ничего, сердце крепкое, - сказал кто-то.
- Кто вы? - разомкнул я спекшиеся губы.
- Свои, свои...
- У меня что-то с глазами? - спросил я. Смутно блеснул за веками белый луч карманного фонарика.
- Сейчас, дорогой, сейчас...
Через несколько секунд что-то мягкое и влажное заскользило по закрытым глазам.
- Брови вырастут новые, густые и красивые. И ресницы тоже, - ласково приговаривал голос. - Обгорели немного, вот и все...
Я с трудом открыл глаза и с радостью увидел склонившегося надо мной человека - того же самого, с суровой складкой на лбу, с расширенными зрачками. Это был Лелеко.
- Как вы себя чувствуете, Николай Федорович? - спросил он.
- Нормально, - сказал я.
- Ну вот и хорошо! - обрадовался мой спаситель. Затем добавил: - А теперь нужно немного выпить. Всего несколько глотков.
Одной рукой Лелеко осторожно приподнял мою голову, а другой поднес к губам маленький металлический стакан.
- Пейте.
Я сделал несколько глотков спирту и обессиленно откинулся на его сильную руку.
- Хорошо, хорошо, - приговаривал Лелеко, глядя на меня, как на больного малыша. - А теперь поедим. Вот та-ак. - И поднес ко рту густо намазанный маслом ломоть душистого черного хлеба.
Солдаты приветливо смотрели на меня и улыбались. Им, наверно, было приятно от мысли, что они все-таки разыскали летчика и теперь стоят и видят, как он оживает у них на глазах.
- Ну, в путь, да побыстрее, - приказал Лелеко, и сам впрягся в лямки, чтобы помочь уставшим товарищам.
Вскоре мы добрались до их радиостанции.
Неподалеку слышались тяжелые орудийные раскаты.
- Леня, помоги-ка! - крикнул Лелеко в темноту. Скрипнула дверь, и передо мной вырос среднего роста плечистый мужчина в гимнастерке.
- Нашли? - обрадованно спросил он.
По крутой лесенке меня внесли в землянку и уложили на нары. Доски были устланы соломой и покрыты сверху брезентом. Коптилка тускло освещала толстые бревенчатые стены и закопченный потолок.
Теплая вода. Белые простыни. Укол. Лелеко еще раз тщательно обработал рану и покачал головой.
- Ближайший госпиталь в Крестцах, - сказал он и вынул карманные часы. - До них километров тридцать, а машина будет только утром. Придется ждать.
Сделав еще один укол, фельдшер предложил мне выпить кружку тонизирующей, как он сказал, жидкости. По вкусу она напоминала крепко заваренный чай, с примесью спирта и чеснока. Я с трудом осилил кружку, но потом почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Солдат, которого звали Леней, принес котелок дымящейся картошки с мясными консервами.
- Ешьте, товарищ летчик!
После еды клонило ко сну. Лежа на нарах, я слышал, как выходил и снова входил Лелеко, как он разговаривал вполголоса с Леней. До меня донеслось имя Алексея Борисовича. "Наверное, Панов", - подумал я.
- Предлагают выслать самолет, - сказал Лелеко. - Да разве мы подготовим площадку? Кругом лес, кусты... Я передал, пусть вышлют машину с врачом. На всякий случай, если не придет наша... Да, тяжелое у него ранение. Пожалуй, повреждена плевра... Хорошо бы ему сейчас переливание крови сделать.
Разговор то затихал, то начинался вновь. Люди выходили из землянки и возвращались в нее почти бесшумно. Наконец я уснул или впал в забытье.
В маленьких оконцах уже серело утро, когда Лелеко разбудил меня:
- Николай Федорович, пора завтракать.
Намочив кусок бинта, он обтер мне лицо. Я выпил чаю и неохотно съел ложку макарон. Затем меня одели, запеленали в спальный мешок и на носилках вынесли из землянки. От яркого солнечного света я невольно зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел под елью грузовую машину с опущенными бортами и нескольких солдат, хлопочущих возле нее.
- Сюда, сюда! - крикнул один из них.
Крепкие руки приподняли носилки и поставили их на толстую подушку из молодых еловых веток, которыми был устлан весь пол в кузове грузовика. Лелеко посадил Леню с шофером, а сам остался рядом со мной.
По тряской дороге проехали километров восемнадцать. Послышался гул встречного грузовика. Хлопнула дверца кабины. Кто-то спросил:
- Далеко ли до переднего края?
- Передний край велик, - ответил Лелеко. - На какой вам нужно участок?
Незнакомец зашуршал бумагой, - видимо, он развернул карту и показывал что-то моим провожатым.
- Вот сюда.
- Да это же к нам! - воскликнул фельдшер. - Вы, случаем, не от Панова?
- Так точно, от Панова. Штурман полка капитан Хасан Ибатулин.
- За летчиком?
- Точно, за ним. Где он? Жив?
- У нас в кузове...
Сердце забилось от радости. Дорогие ребята, все-таки отыскали. Хасан Ибатулин вскочил на колесо - и я увидел его расплывшееся в улыбке широкое лицо.
- Ничего, Коля, все будет в порядке, - сказал он, касаясь ладонью моего обожженного лица. - Хочешь шоколаду?
Не дожидаясь ответа, Хасан отломил от плитки кусочек.
- Ешь, дорогой, ешь. Скоро доберемся до Крестцов, в госпиталь. Все будет хорошо, - приговаривал штурман.
Полковая машина развернулась, и мы тронулись дальше...
Когда меня положили на операционный стол, я увидел хирурга - небольшого роста усталого мужчину.
- Ну-ну, посмотрим вашего героя, - сказал он врачу нашего полка, приехавшему вместе с Ибатулиным.
Срочные приготовления. Бинты, лекарства, инструментарий. Я чувствовал тупую боль и постанывал. Видимо, хирург резал ткань вокруг раны. Наконец я услышал, как звякнул, упав на дно тазика, первый осколок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Бомбы сброшены! - Гай Гибсон - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары
- «Сапер ошибается один раз». Войска переднего края - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- Рассказы о М. И. Калинине - Александр Федорович Шишов - Биографии и Мемуары / Детская образовательная литература
- На-гора! - Владимир Федорович Рублев - Биографии и Мемуары / Советская классическая проза
- Неизвестный Лавочкин - Николай Якубович - Биографии и Мемуары
- Парашютисты японского флота - Масао Ямабэ - Биографии и Мемуары