Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Ирина Петровна Бороган

же Йордан выглядел непривычно серьезным. «Евгений! – воскликнул он – Пол Хлебников убит! Ты знаешь, кто его убил?»[309]

Пол Хлебников, американский журналист и основатель русской редакции журнала Forbes, был застрелен на улице при выходе из своего офиса на востоке Москвы. Как и Йордан, Хлебников родился в США в семье русских эмигрантов с дворянскими корнями; оба были примерно одного возраста и знали друг друга больше 20 лет.

Трагедия привлекла к себе всеобщее внимание. Хлебников был известным и уважаемым журналистом не только в Соединенных Штатах, но и в России, где на протяжении нескольких лет расследовал криминальные связи российских олигархов.

Хотя Путин, как правило, игнорировал убийства российских журналистов, на этот раз он решил лично осудить преступление[310].

Произошедшее потрясло Йордана. «Мы все, включая Пола, считали, что в России больше не нанимают киллеров, а разрешают споры с помощью адвокатов, – говорил он в интервью The Washington Post. – Но оказалось, что это не так»[311].

Хлебниковы были известны как очень религиозная семья, и возник щекотливый вопрос: где проводить поминальную службу. Хлебниковы были прихожанами «белого» храма в Нью-Йорке, но иногда посещали и «красный» Свято-Николаевский собор на 97-й улице. Они состояли в дружеских отношениях со всеми влиятельными сторонниками воссоединения церквей. А все, что касалось смерти Пола, имело политический характер и широко освещалось в СМИ.

Предприимчивый Тихон Шевкунов не терял времени. Он распорядился доставить тело Хлебникова в свой монастырь и организовал ночное бдение у гроба, после чего договорился о проведении заупокойной службы в храме Христа Спасителя[312]. Оригинальный храм, воздвигнутый в честь победы над Наполеоном, был разрушен еще в 1930-х гг., и на его месте построили огромный плавательный бассейн. В 1990-е гг. храм Христа Спасителя отстроили заново – как символ того, что Россия возвращается к своим духовным корням. Возрожденный собор приобрел такое же символическое значение для Русской православной церкви, как собор Святого Петра в Риме для католиков.

Прощание с Хлебниковым проходило в большом зале храма Христа Спасителя. Тихон Шевкунов сам отслужил панихиду над гробом. На церемонии присутствовал и Петр Холодный. Затем тело Пола перевезли в Нью-Йорк, где в Свято-Николаевском соборе была проведена вторая поминальная служба[313]. Отпевание в двух храмах красной церкви стало четким сигналом для русской эмигрантской общины в Соединенных Штатах.

Но проекту по воссоединению церквей все еще не хватало официального одобрения белой церкви. Кремлю и красной церкви пришлось ждать еще два года.

Наконец, в мае 2006 г. в Сан-Франциско состоялся очередной всезарубежный собор[314]. Борис Йордан, который выступил одним из его спонсоров, получил право выступить и обратился к собравшимся, призвав их одобрить воссоединение. «Это было мое личное дело, я был лично заинтересован в том, чтобы это произошло», – сказал он нам. После четырех дней острых дебатов собор проголосовал за объединение.

17 мая 2007 г. красная и белая церкви подписали соглашение, известное как Акт о каноническом общении. Продуманная во всех деталях церемония проходила в храме Христа Спасителя в Москве, где тремя годами ранее Шевкунов служил панихиду по Хлебникову. В храме присутствовал и торжествующий Йордан.

Видные представители первой волны русской эмиграции, включая Владимира Голицына – бывшего вице-президента Bank of New York, и главы Русского дворянского собрания в Америке – приветствовали объединение церквей. Точно так же два года назад они одобрили решение перевезти в Россию и перезахоронить в Москве в Донском монастыре останки генерала Антона Деникина и философа Ивана Ильина, идеолога РОВС[315]. Эту акцию тоже профинансировал Борис Йордан[316].

На реализацию путинского проекта по объединению церквей ушло в общей сложности всего шесть лет. Все это время Путин успешно и систематически уничтожал оппозицию внутри страны, последовательно ограничивал свободу СМИ и назначал на ключевые посты в государстве бывших и действующих сотрудников КГБ, по сути превратив их в новое дворянство[317].

Если к тому времени где-то за рубежом еще и была жива идея «другой России», то поглощение белой церкви при полном одобрении русской аристократии фактически означало конец ее существования.

Почему потомки эмигрантов первой волны с такой готовностью пошли на сотрудничество с российским президентом? Десятки раз мы задавали себе этот вопрос. Казалось, они должны были ненавидеть его кагэбэшное прошлое и осуждать за возвращение советских символов – в том числе сталинского гимна с лишь слегка измененными словами.

Единственное объяснение, которое мы нашли: между ними и Путиным было что-то общее. За годы пребывания у власти российский президент не раз показывал себя хорошим тактиком, умело манипулируя западными политиками, но стратегически он мыслил понятиями позапрошлого века. Слова императора Александра III, сказанные в конце XIX столетия: «У России есть только два союзника – ее армия и флот», – находили у Путина глубокий отклик. (В 2017 г. он даже присутствовал на церемонии открытия памятника Александру III в Крыму, на котором были выгравированы именно эти слова[318].)

Потомки первой волны русской эмиграции также цеплялись за воспоминания о славном прошлом Российской империи. Они продолжали мыслить в понятиях XIX века, этого последнего периода в истории страны, когда все шло правильно и не было еще испорчено проигранными войнами, революциями и большевиками. Недаром через семь лет после подписания Акта о каноническом общении многие соотечественники за рубежом с большим энтузиазмом приняли новость об аннексии Крыма, рассматривая это как шаг к возрождению Российской империи.

Это сходство, основанное на ностальгии по великому прошлому, породило глубокую эмоциональную связь, которую Путин умело использовал.

В ноябре 2018 г. мы сидели с финансистом и священником Петром Холодным в уютном итальянском ресторанчике на Большой Ордынке. Высокий и худой человек с костистым лицом и короткой стрижкой, в белоснежной рубашке под темным свитером, Петр Холодный неспешно потягивал чай. Он с ходу дал понять, что не собирается помогать информацией для нашей книги. С собой он привел взрослого сына, вероятно, в качестве свидетеля.

«Извините меня за то, что я не так наивен, как раньше. У вас неоднозначная репутация и влиятельные враги, – заявил он сходу, вероятно имея в виду ФСБ. – Вы хотите написать об объединении церквей. Могу вас заверить, что там не было замешано никаких денег, никто никого не подкупал, не было никакого принуждения».

Но мы не спрашивали его ни о деньгах, ни о принуждении.

Затем Холодный заговорил о Путине. «Владимир Владимирович дал русскому народу столько свободы, сколько у того не было за всю историю!»

Он всплеснул руками, так что стали видны его запонки в цветах российского триколора. Так прошло 20 минут. Было ясно, что встреча подходит к концу, как