Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - Дмитрий Михайлович Абрамов

посольстве Льва Сапеги ён ни еды́н раз слыхал и вы́дал, як перший канцлер размовлял о тэбе, государь, с товары́щем Посольского прыказу. А приказной судия Власьев к сэбе и ни подпущал. Дак шо москали ничóго про то и слýхаты ни жалають, помалкивають, но на вус наматывають. Хоть и перемирье на двадесять рокив подпы́салы, – сказал князь.

– Известное дело, от Годунова и его людишек добра не жди. Мы тому уже добре научены, – вымолвил Расстрига.

– Да и друга беда на Москве злучилась. Опала на Романовых-Юрьевых прийшла. Двор их стрельцы царские силой яли, пограбили и повыжгли. А Феодора Никитича и усю братью его с жинками и с дитками и усех соратников Романовскых у ссылку по иным северным краинам разогналы, – продолжал рассказывать князь Адам.

– Це зело недобрая весть! Отрепьевы с Романовыми-Юрьевыми соседи, единомысленники и содруги, – отметил Расстрига.

– И святейший патриарх Иов не вступилси! И како же иные иерархи московские на це очи свои позакрылы! – качая главой, посетовал владыка Кирилл.

– Был бы на Москве владыко Трифон Вятский, али владыко Новгородский Варлаам со старцы Кирилловские, ли Псковские старцы, не попустили бы насилью тому. А Московские иерархи – те в рот Годунову смотрят. Что молвит – то и благословят! – сжимая кулаки, произнёс молодой человек.

– Был бы яз на Москве, упал бы Борису-царю в ноги, упросил бы, умолил. Но не вместно мне там! Да и скоро, чада моя, ехати мне в Цареград, а оттуда в Александрию. Туда-то предстоит съезжатися Поместному собору, да избрати патриарха, – с сожалением произнёс Лукарис.

– А трэба ли тэбе ехаты, владыко? – спросил Вишневецкий.

– Государь турский – султан призывает и торопит, – отвечал Кирилл.

– А тэбе, государь мий, со свои содругы в Острог путь держаты. Тамо вже ждуть, – как бы обдумывая что-то произнёс князь Адам, обращаясь к Иваницкому.

* * *

Посевы, на которые рассчитывали земледельцы осенью прошедшего 1601 и весной 1602 года были погублены весенними морозами и летними холодами. Дело дошло до того, что в августе 1602 года замёрзла Москва-река. Ещё весной рожь подорожала в шесть раз по сравнению с прошлым годом. Затем эта цена поднялась ещё втрое. Голод крепко охватил своими смертельными объятиями центральную часть России.

* * *

Зимой владыка Кирилл рукоположил инока Мисаила Повадина в сан иеромонаха. Отныне Иваницкого постоянно сопровождал свой «полковой священник». Иваницкий всё чаще исповедовался ему и, похоже, Мисаил стал его духовником.

С наступлением весны 1602 года Иваницкий в сопровождении Отрепьева, Повадина и казака Перо отправился в Острог. Князь Константин Острожской встретил гостей всей душой. В княжеском поместье был накрыт большой стол, приглашены гости. Порой князь устраивал ассамблеи и выезды на охоту. Но воеводские дела чаще отвлекали князя Острожского от домашних дел, и он надолго оставлял Острог, уезжая в Киев.

Незаметно наступило лето. Иваницкий неоднократно встречался и беседовал с княжной Анной. Она нравилась ему; но это было платоническое увлечение. Они обсуждали философию, литературу, искусство. Она вдохновляла молодого человека на подвиги и дерзания, вселяла в него уверенность, но о большем речь не шла. Они стали друзьями. Вопрос о брачном союзе между ними отпал сам собой. Князь Константин особо и не настаивал на том.

Там же в Остроге Расстрига, Отрепьев, Повадин встретили монаха Черниговского Успенского монастыря Варлаама Яцкого. Разговорившись, они вспомнили, что уже заочно знали друг друга, когда их при переходе московского рубежа наставлял князь Рубец Масальский. Это был человек, уже оставивший за плечами 40-летний рубеж жизни, принявший монашество ещё в молодости, весьма начитанный, образованный и сведущий в литовских делах и обычаях. После нескольких встреч и бесед с Варлаамом Повадин стал очень похвально отзываться о нём, как о монашествующем собрате – миссионере и просветителе. Варлаам понравился и Расстриге, и быстро сблизился с его остальными содругами. Даже старый казак Перо, был удивлён его познаниями.

До конца августа они жили в Остроге. У князя Константина был свой старый печатный двор, основанный ещё Иваном Москвитиным[55] сорок лет назад. В правильной палате стояло семь печатных станов, где печатались, украшались и сшивались книги. При том дворе располагалась огромная библиотека, основанная ещё покойным отцом князя Константина. Варлаам хорошо знал эту библиотеку и с разрешения князя Острожского был её постоянным посетителем. Увлеченные его рассказами и повестями о ценных и тайных рукописях, молодые люди часто просиживали в той библиотеке, читая или переводя удивительные старинные тексты. Сотни печатных и древних рукописных книг на пергаменте, старинной бумаге, редчайших рукописей на церковнославянском, греческом (ромейском), на латыни, французском и даже на арабском языках увидели, перелистали и пытались читать они в этом большом и редком для той эпохи книгохранилище. По словам Варлаама, многие произведения и рукописи его могли бы соперничать по своей ценности с реликвиями архива и библиотеки Ватикана.

Князь Константин, узнав об увлечении молодых людей, подарил им книгу богословских сочинений и деяний своего тезоименитого святого покровителя Василия Великого с дарственной надписью, датированной 14-м августа 1602 года[56].

«Лета от Сотворения миру 7110-го (1602 года) месяца августа в 14-й день, сию книгу Великого Василия дал нам – царевичу Московскому, Григорию с братиею – с Варлаамом, да Мисаилом, Константин Константинович, нареченный во святом крещении Василей, Божиею милостию пресветлый княже Острожской, воевода Киевский», – гласила та надпись.

Книга была с благодарностью принята Иваницким и Отрепьевым. Вскоре, наслышанный о Расстриге и его сподвижниках, в Острог приехал князь Януш Острожской – брат Константина, который пригласил молодых людей в Гощу.

* * *

Каменный град в Смоленске начали строить ещё по указу царя Федора Иоанновича в 1596 году силами всего Государства Московского, так как в 1603 году истекало перемирие с Речью Посполитой. Но уже не только завершение перемирья[57], сколько голод в Московском государстве споспешествовали завершению столь важных работ, ибо правительство Годунова смогло собрать на строительстве крепости много голодающих и обеспечить им заработок и пропитание. Впервые в отечественной истории был использован труд почти 30 тысяч наёмных рабочих. Руководил строительством «городовых дел мастер», всё тот же уроженец Смоленщины Федор Конь.

Строительство началось с того, что по всей линии оборонительных сооружений сначала вырыли огромный котлован. Дно котлована укрепили дубовыми сваями, забивая их в глину, а пространство между ними заполняли утрамбованной землёй. В эту землю забивали новые сваи, а поверх них укладывали толстые продольные и поперечные врубленные друг в друга брёвна. Клети между брёвнами заполняли уже землёй, щебнем и булыжником. В местах, где грунт был твёрдый, булыжник укладывали прямо на дно траншеи,