Итальянская свадьба - Ники Пеллегрино

Стояло лето, и в «Маленькой Италии» было шумно и жарко. Раз или два, когда я бегала на кухню, чтобы отдать Беппи заказ, у меня закружилась голова, и мне пришлось присесть на свободный стул. В глазах потемнело, и я испугалась, что меня сейчас вырвет.

— Не пугайся, милая. Со мной была та же история, когда я была беременна, — весело сказала мне одна наша постоянная посетительница. — Через несколько месяцев это обычно проходит.

Мы были так заняты, что я не заметила перемен, произошедших с моим телом. Как только я поняла, что беременна, стало заметно, что моя талия расплылась, а живот напоминал миску для спагетти, какими пользовался мой муж.

Беппи немедленно всполошился.

— Нам придется срочно нанять другую официантку, потому что тебе нельзя весь вечер быть на ногах, — настаивал он. — И вообще, тебе надо совсем бросить работу и больше отдыхать.

Как только тошнота прошла, я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы снова помогать Беппи. Ведь в другое время я практически его не видела, поскольку он работал с раннего утра, когда бегал по рынкам, закупая провизию, и до ухода последнего посетителя.

Я была уже на седьмом месяце, когда Беппи снова расширил «Маленькую Италию»: он натянул на улице полотняный тент и расставил под ним стулья и столики. Из-за этого мы с ним едва не поругались.

— Это значит, что в летние месяцы нам больше не придется отказывать посетителям, — объяснил он. — У нас появятся лишние места.

— А как же я, Беппи?

Он слегка смутился:

— А ты не будешь работать. Сестра Альдо обещала помочь нам, помнишь?

— Я совсем не то хотела сказать. Скоро у нас родится ребенок, а ты только добавляешь себе нагрузки. Я и так тебя почти не вижу.

— Я работаю, чтобы обеспечить будущее нашего ребенка, Катерина. И ты это знаешь.

Я тяжело опустилась на стул и, чтобы не расплакаться, стала разглядывать людей, суетившихся на рынке.

— А как же я? — тихо повторила я.

— Перестань волноваться… Все будет в порядке… Вот увидишь. — В последнее время он постоянно мне это твердил. Или, по крайней мере, мне так казалось.

Я поднялась в нашу маленькую квартирку на втором этаже и прилегла на постель. Мы так и не успели сделать ремонт, и потому наша комната выглядела унылой и запущенной. Я ненавидела эти обои с выгоревшими бутончиками роз, потолок в никотиновых пятнах и пожелтевшую от времени побелку. А теперь мне предстояло просиживать здесь долгие мучительные часы одной с ребенком, в то время как Беппи один будет работать внизу. Меня охватывал страх, как и любую женщину, готовящуюся стать матерью, и вместе с тем я злилась на этого еще не родившегося ребенка за то, что он собирался появиться так скоро.

Именно тогда я возобновила переписку с Одри, потому что, хотя нас и разделял океан, мы оказались в схожей ситуации. Если она мне в чем-то и проигрывает, писала она, так это в том, что до сих пор живет со свекровью. Луис продолжал брать дополнительные смены в надежде, что в один прекрасный день они смогут поселиться отдельно. Всякий раз, когда приходили письма с синим ободком, доставленные авиапочтой, у меня поднималось настроение. Читая о том, как ей грустно, как она устала или раздражена, или о том, как она скучает по нашим беззаботным дням, мне становилось немного легче.

Но когда родился ребенок, даже письма Одри перестали меня особенно интересовать. Казалось, будто я вяну, как розы на обоях. Изо дня в день повторялось одно и то же: покормить, поменять пеленки, уложить спать… Я старалась изо всех сил и ждала, когда же я наконец полюблю этого ребенка.

Я видела, как реагировали на малышку другие люди: крепко обнимали ее, нежно целовали в макушку, восторженно восклицали, какая она красавица. Беппи прибегал из ресторана при первой возможности и стоял возле ее кроватки, с немым восхищением глядя на дочь. Но когда я смотрела на нее, то видела лишь череду нудных, изо дня в день повторяющихся обязанностей, и все, чего мне по-настоящему хотелось, — это свернуться калачиком на постели, закрыть глаза и обо всем забыть.

— Нам надо как-нибудь назвать нашу девочку, — однажды вечером сказал Беппи. Он вернулся, как всегда, поздно и сидел на краю постели, заглядывая в кроватку. — Меня то и дело спрашивают, как ее зовут, а я не знаю, что ответить. Стыдно людям в глаза смотреть.

— Назови ее, как тебе нравится, — равнодушно ответила я.

Беппи бросил на меня разочарованный взгляд, но ничего не сказал. Он не знал, как реагировать на мое новое настроение, в котором я теперь пребывала постоянно.

— Я назову ее Пьета, — решил он.

Позже я выяснила, что это означает «жалость». Я решила, что это подходящее имя для ребенка, чья мать забыла о том, что такое чувства.

Когда мои родители решили, что отец займется ремонтом нашей квартиры и на это время мне надо переехать к ним, я безропотно позволила им погрузить меня в такси и разложить вещи в моей старой спальне — так, словно ребенком была я, а не моя дочь.

Я выбрала краски для стен из цветовой палитры, которую мне принес отец: красные для кухни, желтые — для гостиной и синие для спальни. Самые яркие тона, какие нашла.

— Ты уверена? — Похоже, папа немного смутился.

— Да, нужны яркие краски, — решительно ответила я.

— Что ж, ладно, если ты именно этого хочешь.

Что касается мамы, она с радостью забрала бы у меня дочку, если бы я ей позволила, и полностью заботилась о ней. Но мне казалось, что уж по крайней мере поменять ей пеленки, искупать и накормить ее я сумею. Так что я скрепя сердце продолжала заниматься своими рутинными обязанностями.

И папа, и мама очень переживали из-за меня. Вечерами до меня доносились их приглушенные голоса и, внимательно вслушиваясь, я даже могла разобрать слова.

— С ней все будет в порядке. Просто нужно дать ей немного времени, — частенько говорил отец.

Но мама сомневалась. Она хотела окружить меня заботой, но я решительно отвергла ее попытки и, как только отец объявил, что наша квартира снова пригодна для жилья, уселась вместе с дочкой в такси и переехала обратно к мужу.

Беппи, увидев, что мы снова дома, страшно обрадовался. Казалось, он забыл, что я изменилась. Но по мере того как проходили недели, он начал избегать меня. Всякий раз, когда у него выдавалась свободная минута, он сажал девочку в коляску, ставил ее у одного из уличных столиков и дулся в карты со своим новым другом — итальянцем по имени Эрнесто.

А я в это время сидела наверху одна — погруженная в собственный мир, абсолютно равнодушная ко всему окружающему. Бывали дни, когда я даже не давала себе труда одеться как следует. Если мне становилось холодно, я набрасывала на себя что-нибудь прямо поверх ночной сорочки, чтобы в любой момент снова улечься в постель.