Обвиняемый - Рин Шер

сдерживаемого гнева или разочарования, и тиски вокруг моей груди сжимаются сильнее. Вся эта сцена просто такая сюрреалистичная.

— Мне так жаль, Джейкоб.

Мне не нужно спрашивать его, что произошло. Мы оба знаем, что это было сделано намеренно кем-то в этом городе. Я просто не могу поверить, что они действительно опустились до такого уровня.

Когда я услышала, как они упомянули о том, что что-то хотят сделать с его лодкой, я надеялась, что они никогда по-настоящему не доведут дело до конца, особенно после того, как Тани собиралась поговорить с ними.

Теперь, увидев это, я не так уверена, что они не возьмутся за нее в следующий раз.

Я просто рада, что его грузовик был достаточно далеко от дома, чтобы он тоже не загорелся.

Несмотря на то, что вода из шланга едва ли помогает остановить огонь, который, должно быть, горел довольно долго, Джейкоб продолжает поливать ею останки своего грузовика, как будто еще можно что-то спасти.

Мое сердце сжимается от боли, а затем широко раскрывается, когда я наблюдаю, как его голова склоняется, а затем он, наконец, роняет шланг на землю в знак поражения.

В конце концов, он наклоняет голову таким образом, что я замечаю блеск в его глазах, прежде чем он снова отворачивается. Если мгновение назад мое сердце было разбито вдребезги, то теперь оно разлетелось на миллион маленьких кусочков.

— Джейкоб, — говорю я, пытаясь привлечь его внимание. — Поговори со мной.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Реми?

Тон, который он использует, не дружелюбный, не добрый, и это заставляет меня стоять немного прямее.

— Я… я не знаю.

Он запускает руку в волосы. — Черт. Вот на что похожа моя жизнь, ясно? И, как я уже говорил раньше, тебе… тебе в ней не место.

— Не говори так. — Я качаю головой, не желая этого слышать. — Мы можем поговорить с ними. Может быть, найдут…

— Нет. С меня хватит всего этого. Все равно все, что мы делали — это трахались кучу раз. Не похоже, что происходит что-то особенное. Тебе просто нужно уйти.

Его слова ощущаются как пощечина, и моя голова откидывается назад, как будто он действительно дал мне пощечину, в то время как слезы собираются и скапливаются на моем нижнем веке. Это не тот Джейкоб, которого я узнала и полюбила. Это самозванец, кто-то, кого я не знаю.

— Это неправда.

— Ну же. — Полусмех, полуиздевка, которую он издает, полностью лишено каких бы то ни было эмоций. — Ты была первой доступной киской. Используй свою хорошенькую головку, чтобы понять, что это значит. Ты просто была готова лечь со мной в койку.

Нет.

Все это время, пока он говорил, его лицо было скрыто от меня, он смотрел куда-то мимо своего грузовика. Прямо сейчас мне нужно увидеть его глаза. Мне нужно, чтобы они сказали мне правду.

Они скажут мне, что на самом деле он так не думает.

Они скажут мне, что он лжет.

Я тянусь к его плечу, желая, чтобы он повернулся и посмотрел мне в лицо.

— Джейкоб, пожалуйста.

Но все, что он делает, это сбрасывает мою руку и делает шаг в сторону.

— Я уже сказал, отвали!

Я делаю шаг назад, два шага, не в силах принять то, что он только что сказал мне, и то, как он отбрасывает меня, словно я ничего для него не значу.

Но он не оборачивается и не извиняется, не умоляет меня простить его, не говорит мне, что он не это имел в виду.

Боль, которую я испытываю, не ограничивается только моей грудью. Я чувствую это всем телом.

— Ты мудак, — говорю я, когда первая слеза скатывается по щекам. — И ты умрешь в полном одиночестве.

Я разворачиваюсь и направляюсь обратно к себе домой, прикрывая рот рукой, чтобы сдержать рыдание. Но оно все равно прорывается наружу, когда я начинаю думать о том, как мы перешли от того, что произошло на лодке… к этому.

Глава 22

Джейкоб

Я не это имел в виду.

Я не это имел в виду.

Сползая по стене своего дома, я подтягиваю колени и опускаю голову.

Даже сквозь потрескивание пламени и постоянный шум волн я слышал ее рыдания. Я продолжаю слышать их снова и снова в своей голове, и каждый раз это как удар ножом в грудь.

— Блядь! — Я поднимаю дрожащую руку, чтобы вытереть влагу с глаз.

Жар от пламени обжигает мои ноги, но я не могу найти в себе сил беспокоиться.

Моя голова кажется тяжелой, когда я поднимаю ее и прислоняюсь спиной к стене позади себя, глядя на огонь, пожирающий мой грузовик, превращающий его в горстку обгоревших металлических обломков.

За эти годы я через многое прошел. В меня плевали, на меня мочились и даже обливали дерьмом. Мне угрожали, на меня нападали, меня били. Но ничто, и я имею в виду совершенно ничто, не сравнится с беспокойством, охватившим меня, когда я подумал о том, что произошло бы, если бы они сделали это с моим домом или с моей лодкой вместо грузовика, и Реми случайно оказалась бы внутри в этот момент.

Если бы она пострадала из-за меня, я бы не смог с этим смириться.

Вернувшись на лодку, я вспомнил, что чуть не проговорился, что люблю ее. В тот момент, прежде чем я открыл рот, мне просто показалось таким правильным сказать это. Но это последнее, что мне следовало делать, и в ту секунду, когда я начал это говорить, реальность обрушилась на меня и остановила.

Я был эгоистом из-за того, что держал ее рядом так долго.

Вдобавок ко всему, бывают дни, когда я задаюсь вопросом, сколько еще всего этого я смогу вынести. С какой стати мне вообще хотеть подвергать ее тому же самому?

Как я уже говорил с самого начала, ей лучше держаться от меня подальше. Так что ей не будет угрожать никакая опасность, и у нее не будет никаких проблем с жителями города.

Я был так чертовски зол и расстроен, когда увидел, что они сделали с моим грузовиком, и в итоге я выплеснул все это на нее. Ненавидя каждую секунду этого.

Но я знал, что если я этого не сделаю, она останется и попытается помочь мне всем, чем сможет.

Она такой хороший человек.

И я не заслуживаю ее.

Взяв себя в руки, я встаю на ноги, обливаю стену своего дома и прилегающую территорию, чтобы убедиться, что огонь не распространится, а затем направляюсь в