Жилец. Смерть играет - Сирил Хейр

Миссис Бассет, которая обычно с мрачной сосредоточенностью восседала на сцене, до того забылась, что весело поклонилась в его сторону.

— Мы будем помнить эту похвалу, правда, девочки? — лукаво закричала она, чем вызвала взрыв удивленного хохота своих подруг, которые скорее ожидали, что их назовет «девочками» статуя королевы Виктории на Маркет-сквер.

Глядя на раскрасневшиеся и счастливые лица, глядя на Элеонор, сидящую на своем шатком сиденье среди вторых скрипок и сияющую радостной улыбкой, Петигрю впервые понял, почему эти люди с такой готовностью терпели все тревоги и неприятности упражнения и репетиций. В этот момент он искренне им завидовал. Им не обязательно нужен концерт при полной аудитории, думал он, они занимаются музыкой для собственного удовольствия.

Внезапно он почувствовал себя чужим.

Собственно, так оно и было. Он действительно остался в одиночестве. Диксон, Вентри и Сефтон направились на сцену. Хотя репетиция не закончилась — предстояло еще исполнить симфонию Моцарта, — по общему согласию наступил перерыв. Безусловно, после напряженного исполнения людям нужен был отдых, который на концерте будет предоставлен им в виде антрактов. Музыканты покинули свои места, разминали ноги, курили и болтали друг с другом или присоединялись к неформальному приему, который Люси Карлесс, после исполнения своей партии казавшаяся посвежевшей, а вовсе не утомленной, проводила на сцене. Петигрю с усмешкой заметил, что Сефтон немедленно утвердился рядом с ней и что это не помешало Вентри приблизиться к знаменитости и вовлечь ее в короткий, но дружелюбный разговор. Диксон был где-то поблизости, но вскоре затерялся в толпе.

Петигрю тоже решил подняться к музыкантам, не для того, чтобы навязываться героине момента, но с более похвальным намерением составить компанию своей жене. Он нашел Элеонор беседующей с миссис Роберте в первом от края сцены ярусе музыкантов, где и присоединился к ним. Таким образом он оказался в пяти ярдах от Люси и Эванса, вследствие чего последовавшая чуть позднее сцена разыгралась буквально на его глазах.

Она началась, как потом он заключил, с миссис Роберте, хотя было бы явной несправедливостью рассматривать эту прекрасную леди иначе как невинного посредника. Не успел он обменяться с ней несколькими словами, как к ним спустился из яруса, занимаемого музыкантами-духовиками, невысокий темноволосый мужчина.

— Ну как, миссис Роберте, — он говорил с сильным акцентом, — вам понравилось?

— Это было замечательно, просто замечательно, — восхищенно провозгласила миссис Роберте. — Как она великолепно играет! Если бы только мы так же играли сегодня вечером… Мистер Петигрю, думаю, вы не встречались с мистером Збар… Збар… Простите, но я так путаюсь в именах…

— Збарторовски. Рад познакомиться с вами, сэр.

Петигрю вспомнил это имя, хотя не был уверен, что смог бы его произнести. Этот меланхоличный на вид мужчина был протеже миссис Роберте, о котором спорили на заседании комитета. Он пожал ему руку, гадая, о чем лучше завести разговор несведущему в музыке английскому юристу, когда его представляют польскому кларнетисту. Однако миссис Роберте спасла его от необходимости говорить.

— Должно быть, вы ею очень гордитесь, — сказала она.

— Простите?

— Я хотела сказать, гордитесь мисс Карлесс. Она ведь полька, разве нет? Во всяком случае, я поняла…

— Да, да, верно. — Глаза Збарторовски еще больше погрустнели. — Во всяком случае, частично полька.

— Вы ее знаете? — продолжала миссис Роберте.

— Нет, я не знаком с ней. Я…

— О, тогда вы должны мне позволить представить вас ей. Я уверена, ей будет интересно встретить музыканта-земляка.

— Пожалуйста, не надо, миссис Роберте. Уверяю вас, не нужно этого делать. Вы меня извините…

Казалось, застенчивый Збарторовски собирался ретироваться в свое убежище наверху, но в этот момент его окликнул со сцены Диксон:

— Эй, Збарторовски! А я вас ищу. Вы не могли бы подойти на минутку?

Несмотря на свою неброскую внешность, Диксон умел быть властным, когда хотел. Поляк покорно ему подчинился. Он спустился вниз и позволил Диксону взять себя под руку. Прежде чем он сообразил, что происходит, его протащили между пюпитрами скрипачей к Люси Карлесс, прощавшейся с Клейтоном Эвансом.

— О, Люси, — Диксон несколько бесцеремонно прервал их разговор, — прежде чем ты уйдешь, я хотел бы познакомить тебя с твоим соотечественником ветераном старой Варшавской оперы — мистером Збарторовски.

Едва он успел произнести эти слова, как стало ясно, что был допущен грубый промах. При упоминании имени польского кларнетиста рука Люси, машинально поднятая для обмена рукопожатиями, упала вдоль тела, а лицо вдруг утратило живость, стало замкнутым и почти мрачным.

— Збарторовски? — повторила она и добавила какой-то вопрос на польском.

Никто не знал, что он означает, но у поляка загорелись пятна на щеках. Он отвечал на том же языке. Им было сказано всего несколько слов, и, насколько могла понять большая и заинтересованная аудитория, они были не очень вежливы.

Не оставалось никаких сомнений, что на персону, которой адресовались, они произвели должный эффект. Ее следующая фраза, произнесенная медленно, четко и ясно, на любом языке могла быть только оскорблением. В этот момент Диксон что-то вставил на польском, очевидно желая выступить как миротворец, но его неловкая попытка только подлила масла в огонь. С искаженным лицом Збарторовски начал яростно выплевывать слова, смысл которых, видимо, был для Люси крайне жестоким и оскорбительным. Люси, с заметным трудом сдерживаясь, парировала его замечания, старательно подбирая слова, самые ранящие, вероятно, эпитеты в польском словаре. Это было шокирующее, если не смешное, сражение темпераментов, и, к счастью для тех, кто наблюдал и слушал, оно закончилось так же неожиданно, как и началось.

— Довольно! — вскричала Люси, резко отвернувшись от своего мучителя к Эвансу. — Или этот человек уйдет из оркестра, или я не буду играть сегодня вечером!

Диксон сделал еще одну попытку исправить нанесенное им зло:

— Будь великодушна, Люси. Ты же можешь не смотреть на него. И бог знает, где мы найдем в это время другого кларнетиста.

— Я попрошу вас оставить мою жену в покое. Вы уже и так достаточно на сегодня навредили! — Лоуренс Сефтон весь побелел от злости.

Диксон собирался ему ответить, но в разговор вмешался Збарторовски.

— Можете не волноваться, — сказал он. — Я сам не стану играть.

И, полный достоинства, среди полной тишины он спрыгнул со сцены.

Тут подал голос Клейтон Эванс.

— Продолжаем репетицию, — резко объявил он. — Прошу великодушно всех вернуться на свои места. Диксон, вам придется подыскать кларнетиста к вечеру. Пожалуйста, поторопитесь, насколько это возможно. А теперь, леди и джентльмены, Моцарт!

И он постучал по пюпитру дирижерской палочкой.

Глава 5

В ПОИСКАХ КЛАРНЕТИСТА

— Вот так история! — мрачно произнес Диксон.

Петигрю, Вентри и он, единственные члены комитета, которые в настоящий момент не слушали репетицию Пражской симфонии Моцарта, уединились в одном из кабинетов, примыкающих к концертному залу, чтобы обсудить ситуацию.

— В жизни не думал, что дам такого маху, — продолжал Диксон с унылым видом, совершенно чуждым его обычно самоуверенной манере. — Чувствую себя полным идиотом. Но откуда я мог знать, черт побери?!

— А что, собственно, произошло? — не удержался от вопроса Петигрю.

— Я догадываюсь, — Вентри неуклюже пытался съязвить, — что бойфренд миссис Робертс и мисс Карлесс не поладили друг с другом. Может, я ошибаюсь, но мне так кажется.

Диксон не обратил на него внимания.

— Дело вот в чем, — сказал он Петигрю. — Отец Люси, старый граф Игнаш, поссорился с Пилсудским. Это произошло еще в двадцатые годы. Его лишили собственности, и он провел довольно много времени в тюрьме, и, видимо, потому, что не был послушным мальчиком, погиб в очень ловко подстроенном несчастном случае. Люси всегда утверждала, что его убили, и я думаю, она права. Я, конечно, знал об этой истории, но вот чего я не знал — и теперь готов рвать на себе волосы, из-за того что вовремя не выяснил, — что в истории замешан наш друг Збарторовски.

— Каким образом? — заинтересовался Петигрю.

— Если судить по оскорблению, которое только что бросила в его адрес Люси, — настолько замешан, что, по сути, явился убийцей ее отца — только я не знаю, насколько это верно. Из того, что он говорил, я понял, что его семья с самого начала была арендатором в поместье Карлессов, что для Польши того времени было вполне достаточным поводом испытывать против него злобу. Я предполагаю, что скорее всего Збарторовски вступил в полицию и воспользовался возможностью расплатиться со стариком. Но детали не имеют значения.