Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков

Некоторые, особенно интервенты, владели целыми поездами в несколько вагонов. Глядя на такое скопление подвижного состава, нельзя было не воскликнуть: «Так вот одна из причин нехватки классных вагонов и паровозов!» Действительно, по Оби плывет масса леса, да и в Омске на складах лежит много строевого материала, чтобы приступить к постройке двухэтажных деревянных с коридорной системой корпусов. Ведь корпусами в три-четыре месяца можно было бы застроить большую площадь.

Наконец после довольно долгого пути я подъехал к банку на извозчике.

Впечатление от города неважное, кроме торгового центра, что расположен за мостом, перекинутым через разделяющую город реку Теперь я забыл название главной улицы, но она произвела на меня хорошее впечатление.

Уплатив извозчику три рубля, я зашел в наш банк. Бухгалтер Митрофанов сорвался с места и побежал навстречу. Зайдя в кабинет управляющего Ветрова, я застал более чем любезный прием от красивого, лет сорока, курчавого брюнета с несколько раскосыми глазами.

Через небольшой промежуток времени приехал и Викентий Альфонсович Поклевский-Козелл, и хозяин отделения потащил нас к себе на рюмку водки. (Винная монополия – новость для нас, екатеринбуржцев. Мы о ней знали только понаслышке. В Екатеринбурге как в прифронтовой полосе продажа вин и водки запрещалась).

Мы завтракали, как все русские люди, довольно долго, ведя переговоры по разным деловым вопросам.

А в банке нас уже нетерпеливо дожидались для заседания дирекции Станислав Иосифович Рожковский и Николай Оттович Лемке.

Первое заседание оставило неблагоприятное впечатление. В сущности, оно было посвящено вопросам, сводящимся к рассмотрению всевозможных просьб о пособиях на дороговизну или на возмещение убытков, связанных с эвакуацией отделений. Ведь уже тогда эвакуировали Самарское, Симбирское, Казанское и Сызранское отделения. Ожидалось падение Оренбурга и Уфы. И работали только Екатеринбург, Омск, Семипалатинск, Курган и Иркутск. Работа же этих отделений тоже сводилась к убыткам. Учитывая векселя даже из десяти процентов, в банки возвратилось то же количество рублей, но уже сильно обесцененных. Становилось ясным, что обычная работа банков вестись не может. Оставался единственный путь к существованию – спекуляция, т. е. покупка товаров за собственный счет. Но как это сделать? Как приспособить к рынку наш аппарат, в сущности, в прошлом совершенно оторванный от товарного рынка, и направить его по новому руслу? На этот сложный вопрос дало ответ, как часто бывает, само время.

На другой день по всему Омску разнеслась весть о моем приезде. Когда я явился в ресторан «Россия», дабы пообедать в сопровождении коллег по дирекции, ко мне то и дело подходили беженцы из Симбирска. В Омске их было очень много. Всех их я хорошо знал по прежней многолетней службе. Знал их и как людей, и как капиталистов, и моя встреча с ними здесь носила самый дружеский характер. Не успел я заказать обед, как меня потащили в отдельный кабинет, и я с моими сослуживцами попал в полное распоряжение таких мастеров закусить и выпить, каковыми были Михаил Дмитриевич Кузьмичев, Михаил Петрович Мельников, братья Першины, Энгельман, самарский миллионер Сурошников, Григорий Андреевич Кузнецов и пензенские лесопромышленники Карповы.

Пошла закусочка, затем великолепный обед, ненароком появилось и шампанское. Начались тосты. Вспоминалось прошлое, которое в то время еще не казалось невозвратным и разговор вертелся вокруг вопроса, когда же нас пустят обратно в Симбирск, на Волгу, к своим имениям, домам, фабрикам и торговым делам?

Большинство присутствующих было довольно, что попало в Омск.

– Да нет, Владимир Петрович, мил человек! – восклицал Кузьмичев. – Да ведь разве я когда-либо по собственному желанию смог бы попасть сюда, в Сибирь? Как же, держи карман! Сибирь в наших глазах как была, так и осталась Сибирью. А теперь, нате вам, в Омске заседаем. Вот она, Сибирь необъятная… Богатство-то какое… Ведь мы этого и вообразить себе не могли. А теперь, вернувшись домой, мы с этой Сибирью во какие дела делать будем.

Прибежал и милый Владимир Александрович Варламов. Вошли поздороваться в кабинет Михаил Федорович Беляков, предводитель симбирского дворянства, и симбирский городской голова Леонид Иванович Афанасьев.

Не скрою, что прием, оказанный симбирцами, был мне весьма приятен, а обстоятельство, что все происходило на глазах Поклевского-Козелла, моего начальника, и сослуживцев по дирекции, делало его для меня ценным вдвойне.

За русской водочкой само собой напросилось дело, которое могло бы спасти наш банк от неминуемого краха и обогатить сидящих в кабинете, если бы только адмиралу Колчаку суждено закончить победой над красными, в чем мы в то время совершенно не сомневались.

Кузьмичев начал просить меня поддержать симбирских беженцев кредитом.

– Вы знаете нас всех с детства, знаете, что каждый из нас имеет, знаете нас как честных и деловых людей. Поддержите же нас до весны, а весной, придя домой, мы вам все сторицей вернем. А так как каждый из нас в отдельности представляет здесь только жалкую былинку, то мы решили объединиться и образовать акционерное Волжское товарищество.

– Эта мысль, – ответил я, – мне очень улыбается. Однако, давая слово оказать возможную поддержку вашему делу, если на то последует согласие дирекции, я хочу заранее оговориться. Дав сравнительно небольшой капитал на образование основного фонда вашего товарищества под векселя, в дальнейшем мы будем с вами работать, но на видоизмененных условиях, то есть не на проценте, а с участием банка в прибылях.

Не очень-то понравилась такая мысль этим деловым людям, но обоюдное согласие все же было достигнуто. В этот приезд пришлось отдать много времени организации Волжского товарищества.

На другой день я отправился представляться министру финансов Омского правительства Ивану Андриановичу Михайлову.

Министерство занимало огромную площадь верхнего этажа торговых рядов, фундаментальные стены обширного здания служили лишь каркасом для огромного количества кабинетов всевозможных начальствующих лиц. Кабинеты делились тонкими деревянными перегородками. Проходя по коридорам, мы то и дело читали надписи: «Кабинет господина Министра финансов», «Кабинет Директора Кредитной канцелярии», «Кабинет товарища министра», «Кабинет начальника неокладных сборов» и т. д.

Министр не заставил себя долго ждать и сразу принял Олесова и меня.

Моложавость министра портила впечатление и волей-неволей умаляла значение деловых переговоров.

После нескольких слов приветствия Михайлов сказал Олесову, что должен переговорить со мной наедине.

Это было очень неприятно для Олесова, и я в первый раз видел старика столь расстроенным, о чем свидетельствовал пунцовый цвет его лица.

Когда мы остались наедине, министр обратился ко мне со следующими словами:

– Я очень рад поближе познакомиться с вами. Много о вас слышал, особенно про доклады на самарском съезде. Читал и изданную вами брошюру «Наши финансы и путь к их исправлению» и во многом согласен. Я, конечно, сознаю всю необходимость финансовых реформ и желал