Жуков и Сталин - Александр Василевский

В общих чертах операция должна была развиваться следующим образом. Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходя город с севера; 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина, обходя город с юга. Наш, 2-й Белорусский, наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных контрударов противника с севера, и ликвидирует все вражеские войска севернее Берлина, прижимая их к морю.

Начало операции устанавливалось Ставкой для войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов 16 апреля, для нас – 20 апреля. (Для нас срок определен с учетом перегруппировки войск с востока на запад.)

Надо сказать, что и эти четыре дня отсрочки мы получили только после того, как я раскрыл все трудности, которые стояли перед нами. Фронт нацеливался на новое направление, по существу не завершив предшествовавшую Восточно-Померанскую операцию. Нам отводился невероятно короткий срок на перегруппировку, хотя войска должны были преодолеть расстояние свыше 300 километров. Я попросил помочь фронту в сложной передислокации. Но дополнительный автотранспорт нам не выделили. Все это до предела сокращало время на подготовку сложнейшей операции по форсированию такой большой водной преграды, как Одер в его нижнем течении. По сути дела, войскам фронта предстояло начать наступление с ходу…

Тем не менее, наше наступление, начавшееся 20 апреля, шло успешно. К вечеру 25 апреля был завершен прорыв вражеской обороны на 20-километровом фронте. Наши войска подошли к реке Рандов. В результате боев на западном берегу Одера были полностью разгромлены не только части, оборонявшие этот рубеж, но и все резервы, которые подбрасывал сюда противник.

Тем временем войска 1-го Белорусского фронта, совершив маневр своими правофланговыми соединениями, обошли Берлин с севера и сомкнулись с частями 1-го Украинского фронта к западу от германской столицы. Берлинская группировка врага оказалась в кольце. Советские войска с тяжелыми боями продвигались к центру города.

Наконец, 8 мая 1945 года был подписан акт о полной, безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил…

Наши солдаты ликовали. Я смотрел на их восторженные лица и радовался вместе с ними.

Победа! Это величайшее счастье для солдата – сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжкий и благородный, выше которого нет ничего на земле!

Великая Отечественная война была всенародной. И победа над врагом тоже была победой всенародной. Армия и народ праздновали ее одной дружной семьей. И от этого еще полнее, еще больше было наше солдатское счастье…

И. С. Конев

Жуков и Сталин

Из книги И. С. Конева «Записки командующего фронтом»

В Ставке

…За четыре года войны нам, командующим фронтами, не раз приходилось докладывать Сталину о положении дел и предстоящих планах. Мы уже привыкли к обстановке, к тому, что Сталин и в момент наших докладов, и выслушивая наши соображения по ходу обсуждения вопросов, и высказывая свое мнение, и принимая соответствующие решения, – обычно делал все это не присаживаясь к столу. Зачастую он ходил по своему большому кабинету, останавливался временами перед тем из нас, к кому был намерен обратиться. И так, стоя, вел обсуждение того или иного вопроса. Мы все тоже, естественно, стояли. Члены Государственного Комитета Обороны, если они присутствовали на докладе, обычно сидели за столом для заседаний, обменивались между собой мнениями. Как правило, никаких вопросов нам, командующим фронтами, они не задавали. Сталин иногда обращался к ним с тем или иным вопросом, они высказывали свои суждения. Однако непосредственных указаний нам, командующим, помимо Сталина обычно никто не давал.

Во время докладов и последующего обсуждения мы чувствовали себя свободно. Обстановка ни в какой степени не давила на нас. Та скованность, то стояние перед Сталиным навытяжку, которые изображены в фильме «Падение Берлина», не имели ничего общего с действительностью. Сталин расхаживал по кабинету, дымя трубкой: он много курил. Другим тоже не возбранялось курить в его присутствии без специального на то разрешения. На столе всегда лежали коробки с папиросами.

Словом, атмосферы формальной субординации в кабинете Верховного Главнокомандующего не было.

Когда мы докладывали по карте, то ее развертывали на большом столе для заседаний. Сталин заходил с той же стороны, где стояли и мы. Следя за нашими пояснениями, он рассматривал карту.

Сталина интересовали на карте главным образом основные крупные географические пункты. Что же касается топографического изображения – рельеф, условия местности и так далее, – этим Сталин не интересовался. Мы знали заранее, что никаких вопросов в этом отношении у него не возникнет.

Во время вызовов командующих фронтов к Сталину в последние годы войны при всех обстоятельствах присутствовали представители Генштаба – начальник Генерального штаба или исполняющий его обязанности и начальник Оперативного управления. В конце войны это генерал А. И. Антонов и С. М. Штеменко. Никаких стенографисток и никакого иного фиксирования происходивших разговоров, как правило, не было.

Должен сказать по справедливости, что во второй половине войны Сталин не игнорировал Генеральный штаб. Ранее он допускал большие просчеты в своем подходе к этому чрезвычайному военному органу. Я бы даже сказал, что Сталин просто неправильно относился к нему, не понимал до конца характера, роли и значения организации управления войсками. Ко второй половине войны он уже убедился в том, что Генеральный штаб – это его основной орган управления, на который он может положиться как Верховный Главнокомандующий и через который призван осуществлять все свои распоряжения.

В нашем присутствии он ставил задачи своим ближайшим сотрудникам по Ставке, выслушивал их, давал им поручения. Встречаясь с нашими товарищами, работавшими в Ставке, мы убедились, что это давно и хорошо сработавшийся коллектив. Все они понимали Сталина буквально с полуслова. И он их понимал. Длительных объяснений, пережевывания одного и того же не требовалось. Разговоры были очень короткими, – Сталин вообще был чрезвычайно лаконичным, умел коротко излагать свои мысли. В его отношениях с работниками Генерального штаба в этот период не чувствовалось, что он их недооценивает.

Сталин, как правило, не отдавал распоряжений в отсутствие этих руководящих работников Генерального штаба. Видимо, он уже отлично понял, что без этого военного органа ему как Верховному Главнокомандующему обходиться нельзя. Добавлю к этому, что с точки зрения планирования операций он очень серьезно считался с предложениями командующих фронтами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});