Бедность и богатство. Руководство православного предпринимателя - Марина Алексеевна Улыбышева

очень даже пригождался.

Не случайно ходили и ходят легенды о знаменитом честном купеческом слове, которое скрепляло сделку лучше всяких бумажных, нотариально заверенных договоров и расписок. А никакого чуда, ничего сверхфеноменального в этом честном слове нет. Достаточно только помнить, что даётся оно перед очами Божиими и Бог ему свидетель, и следовательно, нарушитель честного слова обманывает не только партнёров по делу, но и Самого Бога, предаёт себя и свою совесть. Купец, опирающийся в своей деловой этике на Православие, готов был скорее разориться и потерпеть убытки, чем нарушить данное слово. К слову относились с глубоким уважением. И такое отношение к слову рождало именно православное мировоззрение.

Так, например, русский купец Пётр Павлович Капырин после смерти отца вознамерился продать своё имение в Малоярославце. Покупатель нашёлся, залог был получен, правда, сделка была заключена только на словах. Сразу после этого выяснилось, что по территории имения пройдёт Киево-Печерская железная дорога, это моментально увеличивало стоимость имения в несколько раз. Тут же нашлись новые покупатели, они предложили задаток в тройном размере, но Пётр Павлович не аннулировал словесную сделку, сославшись на данное им купеческое слово.

Многие современники отмечали необычайную честность русского купечества. Калужский купец П. М. Золотарёв увековечил о себе память не только устройством в Калуге дома умалишённых, но и необычайной честностью, которая прославила его даже заграницей. За его честность берлинские купцы написали с него портрет: «Этот портрет, по приговору торгового общества, был помещён во всех торговых конторах для того, чтобы все и каждый могли видеть и чтить изображение „честнейшего из купцов“». П. И. Сумароков, побывавший на Макарьевской ярмарке, писал: «Честность в купеческом сословии сохраняется свято, по необходимости; неустойка, опоздание, изменение в обещанном посрамляют имя, прекращают доверие и расстраивают обороты дела». Увиденное настолько поразило воображение Сумарокова, что он заключает: «Желательно, чтоб и между нами, дворянами, воцарилась такая же невольная обязанность».

Евангелие от Иоанна начинается со слов: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1, 1). Как же можно было относиться к слову без должного благоговения и уважения, если Сам Бог назывался Словом? Как же можно было, зная всё это, не уважать собственное слово?

По Библии, слово имеет вес само по себе: Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого (Мф. 5, 37); за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда, ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12, 36–37). Вот поэтому каждый православный христианин с особым вниманием должен относиться к тому, что говорит. «Некто сказал о себе: девять помышлений ублажих в сердце моём, а десятое изреку языком (Сир. 25, 9). Так берегут слово знающие цену его», — говорил святитель Филарет, митрополит Московский. В этом отношении у русских купцов деловая культура была настолько развита, что во многих случаях письменное договорное право стало ненужным, стали излишними любые письменные расписки. Прежде чем произнести слово, его взвешивали не один раз. И всё это было не где-нибудь, это было у нас, в России.

Вспоминается случай с представителем купеческой династии Александром Николаевичем Найдёновым. Когда в 1917 году национализировали Московский торговый банк, которым он владел, Найдёнов выплатил клиентам значительную сумму денег из собственных средств.

Тюменский предприниматель Н. М. Чукмалдин говорил: «Наивыгоднейший товар — доверие, а доверие даётся только безупречной честности и торговому бескорыстию».

О высоких нравственных принципах, существовавших в России, свидетельствуют многочисленные примеры. Тот же Кирилл Эрастович Гиацинтов, о котором мы уже упоминали, рассказывал про своего деда, генерала Николая Егоровича Гиацинтова. В 1902 году тот был вице-директором департамента железнодорожных дел Министерства финансов. По служебной необходимости он имел свой вагон, в котором мог ездить по железной дороге совершенно бесплатно. Но когда с ним путешествовали его дети, он заставлял их в этот вагон покупать билеты первого класса, то есть самые дорогие по цене.

— Зачем покупать билеты? — как-то спросили они его. — Ведь твой вагон совершенно пустой и контролёры в него не заходят.

Гиацинтов отвечал:

— Я служу, а вы путешествуете. Поэтому должны платить.

«При всех наших делах и начинаниях, — писал русский предприниматель Михаил Павлович Рябушинский (но эти слова могли бы написать многие из русских купцов), — мы никогда не рассчитывали на ближайшие результаты нашей работы. Нашей главной целью была не нажива, а само дело, его развитие и результат, и мы никогда не поступились ни нашей честью, ни нашими принципами и на компромисс с нашей совестью не шли».

В то время, начиная своё дело, предприимчивые люди вовсе не надеялись на скорые результаты. Считалось нормальным, что достичь успеха можно было не ранее, чем через 20–30 лет. Те, кто стал основателем знаменитых купеческих династий, в полной мере испытывали тяготы и лишения: они были уличными разносчиками, вместе со своими хлебными обозами мёрзли на просёлочных дорогах, спали в балаганах или под прилавками магазинов, ночевали со стадами скота на степных дорогах под дождями и ветрами, копались в земле, выращивая зелень, таскали на себе тяжёлые мешки. Основатель крупнейшей мануфактуры Пётр Кузьмич Коновалов, будучи уже больным стариком, продолжал ездить на Нижегородскую ярмарку сам лично. Это были люди, любившие труд, а также умеющие проявить смекалку и инициативу.

Ещё пример. Крестьянский сын А. Морозов из Калязинского уезда Тверской губернии пришёл искать своё счастье в Москву с 20 копейками в кармане. Начал он с торговли с лотка зелёным луком, колбасой и сайками. Затем взялся за чеканку пуговиц на машине собственного изготовления. Со временем он приобрёл ручной литографический станок. Дело пошло, постепенно он стал московским купцом, обзавёлся каменным домом, большой литографией, книжным магазином.

Десятилетиями присматриваясь к делу, всё примечая, всё запоминая, выходцы из деревень искали свой путь в торгово-промышленном мире. Например, Ефим Фёдорович Гучков, привезённый ещё в детстве отцом на фабрику, постепенно сколотил состояние и завёл собственное дело, работая наравне со своими рабочими. Он первым начал в Москве вырабатывать шали на манер турецких и французских из шёлка, шерсти и бумаги. Эти шали он сам же и окрашивал, а также платки из козьего пуха и шерсти. Благодаря высокому качеству и умеренной цене спрос на его изделия был таков, что он не успевал их изготавливать: «покупатели приносили деньги вперёд, ожидая очереди». Успех в деле и значительные доходы и по прошествии времени вовсе не изменили отношение Ефима Фёдоровича к делу. Он по-прежнему занимался окраскою и отделкою своих товаров сам, хотя был уже московским купцом, имел