Рыцари порога.Тетралогия - Антон Корнилов

Наверное, только эта мысль мешала парню сдаться.

Напрягая мышцы всего тела, выбиваясь из сил, рекрут боролся. Но эта борьба была лишь отсрочкой неизбежного. Он уже захлебывался, смрадная муть заливала ему глаза, а парень все шлепал и шлепал ладонями вокруг себя, пытаясь найти опору…

Что-то твердое ткнулось ему в ладонь тогда, когда макушка его уже скрылась под верхними слоями вязкой дряни. Гором судорожно сжал пальцы, ощутив в кулаке невесть откуда взявшуюся палку, рванулся, потянув палку на себя, потом ухватился за нее и второй рукой. Палка сначала сильно подалась, и Гором опять хлебнул полную глотку дерьма, но потом застопорилась… и медленно потащила сына кузнеца к спасительной тверди.

Он выполз из ямы, откашливаясь, жадно хватая ртом воздух и снова откашливаясь. По слипшимся его волосам прошлось холодное дуновение ветра, и все вокруг снова залил холодный синеватый свет Небесного Странника — туча, закрывавшая звезду, неуклюже поплыла к горизонту.

Гором открыл глаза и увидел над собою колченогого Ажа, по пояс перепачканного дерьмом, с длинной палкой в руках.

Сначала Гором ничего не понял. Сознание его объяснило нахождение калеки у выгребной ямы по-своему: Аж Полторы Ноги, смертный враг, явился сюда, чтобы поглумиться на парнем, своей палкой пробить ему голову и затолкать обратно в яму… Гором дернулся.

— Живой… — криво улыбнувшись, проговорил Аж. И, устало присев на корточки, повертев в руках палку, выбросил ее. — А я-то поначалу так испугался… Прихватило у меня живот посреди ночи, и пошел я… облегчиться. Сижу себе спокойно, слышу — чьи-то еще шаги. А темень вокруг — хоть глаз коли! Ну, думаю, такой же, как и я, бедолага, ту же беду сюда принес. Молчу. Может, думаю, это кто-то из благородных рекрутов, а они же, знаешь, смущаются, когда им с чернью рядом приходится нужду справлять. Видал ведь, кружком становятся, если кому-то из них приспичит, чтобы, значит, нас сиянием благородной задницы не ослепить. Темень… И вдруг прямо позади меня — ка-ак плюхнет! А потом еще раз — да громче! Как на меня брызнет это самое дело… Понял я — конфуз случился. Кто-то в яму угодил. Маленько посветлее стало, вижу — и впрямь кто-то барахтается. Да еще в самой середке как-то оказался — рукой не достать. Побежал искать палку, насилу нашарил ее в потемках… Вернулся обратно, тяну ее тебе, ты схватил… И дернул на себя — я едва палку не выпустил, затащило меня в яму по пояс. Еще немного, и оба так барахтались бы. Но — справился-таки я, осилил. Вытащил тебя… Чего молчишь? Ну… понятно, испугался очень… А кто бы не испугался?

В голове Горома был полнейший кавардак. Аж… спас его? Аж? Спас, хотя и сам чуть не утонул. По пояс в дерьме — тянул его из последних сил. И так спокойно и даже радостно рассказывает. Может, не узнал, кого из дерьма-то вынул?

— Ужин-то ты варганил, рекрут Гором, — сказал Аж, и парень понял, что последняя его мысль была ошибочна. — С твоего ужина живот у меня и пучил. И если б не пучил, не проснулся бы я посреди ночи. И некому было бы тебя вытаскивать. Вот штука-то…

Аж рассмеялся.

Нет, Гором положительно ничего не понимал. Как это так? Аж ему враг, получается, и он Ажу — тоже враг. Кто же рискует жизнью, чтобы спасти врага? Чушь какая-то…

— Зачем? — хрипло выговорил Гором.

— Что — «зачем»? — не понял Аж Полторы Ноги.

— Зачем ты меня вытаскивал?

— Как это — «зачем вытаскивал»? — все еще не мог сообразить Аж.

— Я ведь тебя… Я тебя сегодня ночью удавить хотел, — неожиданно для самого себя признался Гором. — И удавил бы, да не нашел быстро. А долго искать у меня времени не было. Спешил…

Гором замолчал. Аж тоже. И вдруг, о чем-то подумав, Полторы Ноги посмотрел на стену над выгребной ямой. Потом на Горома. Потом опять на стену и опять на Горома. И присвистнул.

— Вот оно что… — тихо произнес он. — Удрать ты хотел… Вот ты, значит, каков…

Сын кузнеца пощупал рукой за пазухой. Пусто. Сумка с деньгами безвозвратно канула в смрадной яме. Следовательно, то, что именно он ограбил Якоба, еще доказать нужно. И крюк с веревкой утонул… К чему же тогда признаваться в том, с какими именно намерениями он покинул этой ночью башню Училища?

— Ничего я не хотел, — сказал Гором. — Вышел по нужде и поскользнулся в темноте…

Аж хмыкнул и промолчал.

— И все-таки, — снова задал Гором мучивший его вопрос. — Зачем ты меня спас? Я тебя все равно рано или поздно прижучил бы… Неужели ты этого не понимал?

— Это ты пока еще ничего не понимаешь, — ответил Аж серьезно и как-то даже… сердито. — Таким, как ты, самые простые вещи долго втолковывать приходится. Мы ведь с тобой здесь одно дело делаем. И я, и ты… и все остальные. И поддерживать друг друга — это и есть наш Долг. Как же я мог мимо пройти, если ты попал в беду? Пусть у нас размолвка вышла, и ты зло на меня затаил, так это зло твое — не твое вовсе.

— Как это? — вытаращился на него Гором.

— А вот так. Мастера нам каждый день говорят: чтобы стать человеком, нужно прежде всего победить самого себя. Я как-то раз задумался: как же это — победить самого себя? Ведь если самого себя победишь, кто тогда победителем-то останется? А?

Аж смотрел прямо на Горома. И тот, отчего-то смешавшись из-за этого взгляда, пробормотал в ответ:

— Ты сам и останешься победителем.

— Ну а кого ты победил-то? — не унимался Полторы Ноги. — Кто проигравший-то?

Гором пожал плечами. Ему не хотелось думать. Он вдруг почувствовал, что как-то очень быстро устал. Это было даже больше, чем просто усталость. Это была — опустошенность.

— Во-от! — продолжал между тем Аж. — То-то и оно! Получается, что в каждом человеке кроме самого человека есть еще кто-то, кого надо побеждать, чтобы стать человеком. Выходит, этот кто-то — вовсе не человек. А кто он? — спросил Аж и сам себе ответил: — Он тот, кто есть — настоящий и первейший враг человеческий. Иначе зачем его побеждать? Я вот как думаю…

Видно, о том, о чем Аж Полторы Ноги говорил сейчас, он не говорил еще никогда и ни с кем. Аж сейчас и не замечал, что Гором его совсем не слушает. Тема, на которую он наткнулся невзначай, полностью захватила его.

— Я вот как думаю, — несся Аж на волне мысли, — человек сам по себе — всесилен и непобедим. Но с самого рождения живет в нем такая… тварь. Махонькая, но очень хитрая. Она и не дает человеку узнать, что он всесилен. Потому что, если человек про то узнает, он, конечно, эту тварь в первую очередь изничтожит. И, чтобы ее не распознали, гадину такую, она прикидывается, будто она сама человек и есть. Будто какая-то часть его. А на самом-то деле она, сволочь, чужая! Но, когда она шепчет человеку: не сумеешь, не осилишь, не справишься, человек понимает так, что это — голос его собственного разума. А разум, как наши мастера говорят, завсегда главнее тела. Вот и руки по приказу как бы разума опускаются. Ноги спотыкаются… И ты попросту вынужден делать то, что попроще, идти той дорогой, что полегче… Выбирать кусок послаще и постель помягче. Не самому создать — а у другого отнять, кто слабее. Так вот, и оглянуться не успеешь, как та тварь человека в тебе и сожрет… Спросишь меня, как же самого себя — то есть тварь в себе — победить? — толкнул Аж Горома в плечо, хотя последний и не думал ни о чем его спрашивать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});