Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Так уж сложилось в России, что к исходу политической карьеры и цари, от Петра I до Павла I, пока последний не узаконил процедуру наследования, озабочивались проблемой преемника. Правда, выбрать его им удавалось далеко не всегда. Петр скоропостижно умер, не успев произнести заветное имя, завещание Екатерины II сразу после ее кончины сгорело в камине. Павла — так и вовсе убили. В новой советской России проблемы с «престолонаследием» остались прежними. Завещание Ленина после его смерти по традиции предали забвению. Сталин, в силу особенностей своего характера, предпочел наследника не называть. Учитывая многовековой печальный опыт, отец намеревался передать бразды правления при жизни. И вот теперь он никак не мог определиться, кого сделать вторым секретарем ЦК КПСС. Посоветоваться было не с кем. Эти мучительные сомнения, внутренняя потребность выговориться, видимо, и послужили причиной того, что мне довелось проникнуть в святая святых политической кухни, стать свидетелем колебаний отца.

Он никогда раньше, как я уже подчеркивал неоднократно, в разговорах в семье не касался кадровых вопросов. Взаимоотношения в руководстве были абсолютно запретной темой. Поэтому, когда отец вдруг заговорил о мучивших его сомнениях, я очень удивился. Дело происходило на даче в Горках-9 глубокой осенью 1963 года. Вечером вышли пройтись. Мы шли в свете фонарей по парадной асфальтированной дороге, ведущей от ворот к дому, как вдруг отец заговорил о ситуации в Президиуме ЦК. Насколько я помню, он пожалел, что Козлов не может вернуться на работу. Замены отец не находил, а ему самому уже пора думать об уходе на пенсию. «Дотяну до ХХШ съезда партии и подам в отставку», — сказал он тогда. Я промолчал, его слова плохо укладывались в моем сознании. Потом отец стал говорить, что постарел, да и остальные члены Президиума ЦК — деды пенсионного возраста. Молодых почти нет. Отец стал членом Политбюро в сорок пять лет. Подходящий возраст для больших дел — есть силы, есть время впереди. А в шестьдесят уже о будущем не думаешь. Самое время внуков нянчить.

Он ломал голову над кандидатурой на место Козлова. Ведь в нашей стране одной политикой не обойдешься, надо знать и народное хозяйство, и оборону, и идеологию, а главное — в людях разбираться. Раньше отец очень рассчитывал на Шелепина. «Железный Шурик» казался самым подходящим кандидатом: молодой, прошел школу комсомола, поработал в ЦК. Правда, пока плохо ориентировался в хозяйственных делах. Все время просидел на бюрократических должностях. Отец рассчитывал, что он подучится, наберется опыта живой работы. Для этого предлагал ему пойти секретарем обкома в Ленинград: крупнейшая организация, современная промышленность, огромные революционные традиции. После такой школы можно занимать любой пост. Шелепин же неожиданно и резко отказался. Обиделся, посчитал за понижение смену кресла секретаря ЦК на пост секретаря Ленинградского обкома партии.

— Жаль, видно, переоценил я его, — посетовал отец. — Может, оно и к лучшему, ошибиться тут нельзя. А посидел бы несколько лет в Ленинграде, набил бы руку, и можно было бы его рекомендовать на место Козлова. А он так и остался бюрократом. Жизни не знает. Нет, Шелепин не подходит, хотя и жалко. Он самый молодой в Президиуме.

Отец, помню, тогда замолчал, задумался, а потом продолжал рассуждать о возможных преемниках Козлова. В частности, о Подгорном. Николай Викторович Подгорный — человек толковый, и в хозяйственных делах разбирается, и с людьми работать может. На Украине проявил себя. Опыт у него богатый, но кругозора не хватает. После перехода в ЦК никак не справляется с порученными вопросами, даже в пищевой промышленности. Словом, по мнению отца, на этот пост и он не годился.

И тут он заговорил о Брежневе, сказав, что у него огромный опыт, хозяйство и людей знает. Но, как считал отец, он слабо держит линию и чересчур поддается чужим влияниям и своим настроениям. Человеку с сильной волей ничего не стоит подчинить его себе. До войны, когда его назначили секретарем обкома в Днепропетровск, местные острословы окрестили его «балериной»: кто как хочет, тот так им и вертит. А на этом месте нужен крепкий человек, которого с пути не свернешь. Таков был Козлов. Нет, выходило, и Брежнев не годится.

Отец замолчал. Больше этот разговор не возобновлялся. Мы долго еще бродили по дорожке к дому и обратно, думая о своем. Отец, видимо, снова и снова перебирал в уме возможных кандидатов на пост второго секретаря ЦК.

Я же был подавлен его неожиданной откровенностью. Насколько тяжко и одиноко отцу, подумалось мне, если ему приходится откровенничать на эти темы со мной. Раньше такого не случалось. О разговоре я, естественно, никому не рассказал. Хотя отец меня не предупреждал, но я и не нуждался в подобных предупреждениях.

Отец размышлял о преемнике неотступно, постоянно перебирал в уме фамилии кандидатов, перебирал, но выбрать, остановиться на ком-то никак не мог.

Бывший французский премьер-министр Ги Молле рассказал журналистам,[83] что Хрущев при их встрече 29 октября 1963 года (тогда Ги Молле, вице-председатель Социалистического Интернационала, приезжал в Москву во главе делегации французских социалистов — С. Х.) своими гипотетическими преемниками вскользь назвал Брежнева, Подгорного, а также Полянского и Полякова. Не берусь судить, насколько слова Ги Молле соответствуют действительности, особенно в отношении Полякова. И вообще сомнительно, чтобы отец заговорил на столь щепетильную тему с иностранцами, зная, что завтра его слова появятся в прессе. Очень сомнительно.

Легко представить мое удивление, когда я узнал, что на место второго секретаря ЦК все-таки планируется Брежнев. Видимо, так и не нашлось у отца более подходящей кандидатуры. Впрочем, задавать ему какие-либо вопросы я не стал…

Лично мне Леонид Ильич был симпатичен. На лице его всегда играла благожелательная улыбка. На языке всегда занятная история. Всегда готов выслушать и помочь. Несколько удивляло меня его пристрастие к домино — уж очень не соответствовало такое хобби сложившемуся у меня образу государственного деятеля.

Однако сам Брежнев, как-то вовсе не обрадовался лестному предложению. Новый пост давал огромную власть, но он был… незаметен. Он уже побывал в шкуре секретаря ЦК, пусть и не второго, — там напряженная и изнурительная работа внутри разветвленного партийного организма, груз ответственности и необходимость принимать многочисленные решения. Требовалось взаимодействовать с обкомами, следить за работой в армии и… отвечать за провалы. Я уже писал, что с ЦК Леонид Ильич расстался в июле 1960 года без сожаления, ему больше подходила предложенная тогда представительская должность Председателя Верховного Совета СССР. Теперь всему этому наступал конец. Не то что отказаться, а даже выразить неудовлетворенность он не мог. Поблагодарил за оказанное доверие и обещал его оправдать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});