Право на чужую жену - Елена Сотникова

темных пятен в нашей истории, о которых я не подозревал?

Ника говорила, что ее выгнал отчим и ей некуда было идти. Совсем, блять? Ни подруг, ни родни?

Хорошо, допустим, так. Бывает, что в трудный момент лучшие друзья отворачиваются, бывает, что им откровенно похуй чужие проблемы и, даже если будешь подыхать, могут пожать плечами, отмахнуться и, перешагнув, пойти дальше. Сам сталкивался.

Но я же точно помню, как Андрюха рассказывал, что отчим у Ники чумовой мужик. И если мать при жизни была сильно против общения дочери с подобным сбродом, как она называла нас с братом, то с отчимом Андрей даже сидел за одним столом, общаясь по душам. У меня в голове отпечатались слова брата о том, как быстро они нашли общий язык, интересы. И как он здорово помог им с Никой.

Теперь мне даже интересно: в чем?

Я тогда уехал из города на несколько месяцев и узнал обо всем уже по приезде. Постфактум.

И о смерти несостоявшейся тещи, и о том, что брат расписался с Никой. Без всякой свадьбы, как оказалось. Тихо. Без фанфар.

Выдохнул, снова потянувшись к сигаретам, опять невольно пропуская через себя то, что пережил за тот период, пока свыкался с мыслью, что Ника и мой брат... вместе.

Этой дряни мало оказалось насрать мне в душу, растоптать веру в женщин и выдрать с корнем сердце, она еще и брата зацепила. Удачно выскочив замуж в рекордные сроки.

Я даже и не понял, когда у них все произошло. Когда ситуация вышла из-под контроля настолько, что все закончилось браком.

Помню, охренел, когда услышал от брата, что они с Никой теперь семья. Стоял на пороге, сжимая кулаки, смотрел на них обоих, виновато улыбающихся, а в голове, кроме мата, ни одного слова. Так и уехал из дома, даже не разобрав вещи.

Почти сутки не выходил из тренажерки, молотя без перерыва боксерскую грушу, разбивая в кровь костяшки пальцев и пытаясь успокоиться. Выпустить пар, осознать, принять, смириться со свалившейся на меня гранитной плитой новостью.

Поддержать брата!

Только как, если я после этого видеть его не мог, понимая, что тупо не выдержу. Сорвусь на хуй. Наломаю столько дров, что жизни не хватит, чтобы расхлебать.

Я чувствовал себя преданным, униженным, причем дважды! Хуже, чем после самого жестокого боя, когда меня чуть было не размазали до мокрого места на ринге.

И только сияющие счастьем глаза единственного мне родного человека останавливали, заставляя ощущать себя последним мудаком. Зацикленным идиотом, не способным справиться с самим собой.

Тяжело снова вспоминать прошлое. Погружаться в болезненные воспоминания, особенно сейчас, когда Андрюхи уже нет и винить кого-то стало поздно. Опять пропускать сквозь себя все то, что, казалось, давно пережил и даже похоронил.

Какими бы натянутыми ни были между нами отношения в последние годы, как бы ни ссорились, Андрей все же мне родной брат, родная кровь и в какой-то мере ангел-хранитель. А вот я, увы, сколько ни пытался, не смог уберечь его от костлявой.

Перевел взгляд на часы, отодвигая пепельницу. Время подходило к завтраку. Нужно бы сходить на кухню, узнать, как обстоят дела. Желудок постепенно давал о себе знать.

Спустился вниз, отмечая, что в доме подозрительно тихо.

Повариха только-только накрывала на стол, только почему-то на три персоны вместо четырех. И Ники не было видно, хотя она любила хозяйничать и помогать Наталье.

Подхватил вилкой с тарелки горячий оладушек, ароматно пахнущий ванилином, и отправил в рот.

– Александр, доброе утро! Уже почти все готово, можно звать завтракать детей, – захлопотала повариха.

– Детей? А Ника? – нахмурился, перестав жевать.

Что-то снова неприятно кольнуло в районе солнечного сплетения. – Она отказалась. Сказала: нездоровится. Вы бы сходили, узнали. Она и правда плохо выглядит. Может, врача вызвать?

– Ты давно была у нее?

– Она сама спускалась. Бледная такая. Попросила детей покормить. Извинялась.

– Черт! – Вилка с громким звуком полетела на стол. – Сейчас схожу. Спасибо, что предупредили!

По ступенькам я взлетел в несколько шагов, почти бегом добрался до знакомой двери и остановился у самого порога. Что могло произойти за каких-то пару часов с момента, как я ушел из спальни? Чем она успела заболеть, практически изолированная от внешнего мира?

Шагнул в комнату, оглядываясь. Постель не смята, вещи аккуратно разложены. Никого нет.

Постоял еще пару секунд, пытаясь отдышаться. Она либо в детской, либо в моей спальне.

Ника лежала на кровати Яны, отвернувшись к стене, пока девочки тихо играли рядом. Свернулась калачиком, укрыв пледом ноги.

– Мама заболела? – тихо кивнул дочкам, не тревожа ее.

Вдруг уснула?

– Зивотик болит, – так же тихо поделилась Леся.

– Она спит?

– Нет, – слабо отозвалась сама больная. – Все нормально, Саш. Просто тошнит немного.

– Тошнит? С утра? Ты что-нибудь ела?

– Пока нет. Это пройдет. У меня бывает такое.

– Какое такое?

– Желудок, – пояснила она, переворачиваясь на другой бок, лицом ко мне.

Виноватый взгляд, болезненный вид. В груди шевельнулось что-то очень похожее на жалость. Защемило неприятно.

– И как часто такое бывает? – сглотнул, подавляя желание сесть рядом, прикоснуться, погладить рукой. Успокоить, что все будет хорошо. Ника не

ответила. Просто прикрыла глаза и слегка поморщилась. – Когда у тебя были последние месячные?

– Что-о? Саша? – удивленно дернулась, привстав на локтях.

Распахнула широко глаза, глядя испуганным взглядом. Как загнанная в угол жертва. И тут же отвернулась, скрывая эмоции.

Я ждал около минуты, пока она, закусив губу, делала вид, что вспоминает. Чувствовал, как холодком в груди возвращается недоверие. Как снова скребется острыми когтями ненавистное подозрение и на моих глазах рушится хрупкий мостик доверия, выстроенный нами в последние дни.

А может быть, она вообще принимает противозачаточные?

– В прошлом месяце, – наконец, отозвалась Ника.

– А