Обманчивый рай - Дмитрий Ольшанский

не имеет конца?

– В таком случае она не имеет и смысла, – сказал я и в очередной раз увидел неприятную улыбку моего собеседника.

«Он словно издевается надо мной!» – пронеслось в моей голове. И вместе с тем я чувствовал, что упускаю что-то важное. Оно ускользало от меня, и Нефер лишь пытался направить меня по верному следу. Возможно, если бы болезнь Алексея не занимала сейчас все мое существо, я бы ухватился за эту нить быстрее, но сейчас я был слишком подавлен горем.

Нефер начинал уже терять терпение, хотя это было непросто разглядеть за маской абсолютного спокойствия, и лишь едва подергивающиеся уголки рта выдавали его чувства.

Пытаясь успокоиться, я еще раз взглянул на шахматную доску. Мне не потребовалось много времени, чтобы правильно оценить диспозицию – белые вскрыли оборону красных, заняли центр и теперь угрожали королю. Партия могла закончиться уже на следующем ходу.

«Игра без конца, – подумал я. – Игра без победителя и проигравшего. Но если она идет, значит, ее кто-то начал. Кто и, главное, зачем?»

Внезапное озарение вывело меня из оцепенения. Неужели все так просто?

Я оторвался от шахматной доски и поднял глаза на собеседника:

– Зачем вы начали эту игру? – отчеканив каждое слово, спросил я.

Нефер одобрительно кивнул.

– Это хороший вопрос. Теперь я вижу, что мы встретились не напрасно.

Он хлопнул в ладоши, и в комнату вбежал мальчик-слуга, одетый в длинный персидский халат. На блюде, которое он нес, стояли две чаши, наполненные каким-то горячим напитком. От чаш шел ароматный запах свежескошенных трав, мяты, гвоздики, корицы и чего-то еще, что невозможно было уловить. Это был чай – диковинное восточное питье, обладающее невероятными целительными свойствами. Мне уже доводилось пробовать этот напиток во время своего посольства в земли Тимуридов. Однако тогда я был окружен друзьями и не ожидал подвоха, теперь все было иначе.

Заметив мой недоверчивый взгляд, Нефер отпил из обеих чаш.

– Осторожностью никогда не следует пренебрегать, – улыбаясь, произнес он. – Однако меня сочтут последним мерзавцем, если я нарушу законы гостеприимства!

Хозяин дома дружелюбно подмигнул.

«Все это – улыбка, поведение, даже голос – сплошная фальшивка», – думал я, делая несколько глотков поданного мне напитка. Вкус чая был немного терпким, но приятным, подобно хорошему вину он раскрывался постепенно, добавляя к букету пряные нотки.

– Итак, ты задал вопрос – зачем? – промокнув губы салфеткой, продолжил Нефер. – Именно так надо начинать процесс познания, ибо сущность любой категории раскрывается посредством ее функций. Таким образом мы сразу отвечаем на первый твой вопрос: кто и что?

Он сделал паузу, давая мне время обдумать его слова.

– Второй твой вопрос касался моей цели, но я искренне не знаю, как на него ответить. Ведь цель – это итог, который подводит черту всему. Я же продолжаю мыслить, действовать и, в отличие от этих фигур. – Нефер указал на шахматную доску. – Обладаю свободой воли.

Я слушал, ощущая легкое покалывание в кончиках пальцев и небольшое головокружение.

– Но свобода воли ничто, если не знаешь, как распорядиться своей жизнью. Если сам устанавливаешь рамки и барьеры, выдумываешь несуществующие категории вроде добра и зла или находишь себе очередного идола для поклонения.

Головокружение усилилось, и я почувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу, однако старался не придавать этому значения.

– Даже ты, Георгий, – Нефер небрежно махнул рукой в мою сторону, – один из талантливейших людей в империи ромеев, полон предрассудков и лишен ясности суждений.

Он выжидающе посмотрел на меня, я же начинал чувствовать странную эйфорию. Все мое тело переполняла энергия и мне хотелось какого-то действия.

– О каких предрассудках идет речь? – подавляя это странное возбуждение, спросил я.

– Тебе достаточно заглянуть в свою душу, чтобы понять мои слова, – ответил Нефер. – Ведь ты никогда не был свободен в своем выборе. Твою жизнь, как и жизни большинства, определило место рождения и то положение, которое ты вскоре получил при дворе императора. С этого момента, твой уникальный ум, опыт и знания принадлежат не тебе, но породившей тебя цивилизации. Ее религия, законы, прошлое и будущее – все это отныне часть тебя, ты словно растворился в океане всех этих мертвых поколений. И эта пелена мешает тебе понять мои мотивы, но сейчас ты освободишься от нее.

В одно мгновение мир вокруг меня преобразился. Стены будто растворились, а сам я подобно птице воспарил к небесам, но лишь для того, чтобы в следующую секунду провалиться в пучину странных видений, которые напоминали картины и события давно минувших столетий.

Вот, передо мной Константинополь, времен своего основания. Блистающий белоснежным мрамором город завораживает взгляд, но вот небо заволокло дымом от пожарищ, а улицы наводнила обезумившая толпа. Люди крушат статуи, колонны, врываются в дома, убивают богачей. А затем моим глазам предстал заваленный трупами ипподром и солдаты, что шагают по колено в крови и безжалостно добивают раненых.

Еще мгновение и вот я стою в украшенной порфиром комнате. Несколько обритых наголо мужчин держат юношу, облаченного в пурпурный плащ, а перед ними стоит женщина с изумрудной диадемой на челе, и самодовольная улыбка играет на ее жестком лице. «Матушка прошу, не надо» – кричит юноша, но один из евнухов ловко набрасывает петлю ему на шею и спустя несколько секунд мертвое тело императора падает у ног матери.

Видел я и другого императора – избитого, с отрубленными руками и вырванными волосами, он молит истязателей пощадить его, но те лишь хохочут в ответ. Я же, не в силах смотреть за страданиями несчастного пытаюсь закрыть глаза, но вдруг оказываюсь на бескрайнем поле – месте недавнего сражения. Тысячи связанных пленников застыли, в ожидании своей участи:

– Ослепить! – приказывает грозного вида воин в золотой чешуйчатой броне и, следуя его приказу, солдаты словно коршуны налетают на пленных и страшный вой разносится над полем брани.

Картины вновь сменяют одна другу – вот беснующаяся толпа разрывает на куски женщину и ее ребенка, вот вытаскивают на улицу и побивают камнями латинского священника, вот измываются над искалеченным человеком, что в ужасе вопрошает: «Зачем вы ломаете тростник, и так сокрушенный?». С каждой новой сценой душу мою охватывает все большее смятение, ибо то, чему я стал свидетелем, невозможно описывать без содрогания.

Я видел жестокость, предательство, алчность и кровь, кровь, кровь.

Но нет, все это не было иллюзией. Я знал каждое из этих событий, знал все имена. До сих пор они хранились в моей памяти подобно безжизненным фактам, что составляют историю прошлого, но теперь грань между столетиями истончилась и судьбы всех этих людей вдруг