Таганский дневник. Кн. 2 - Валерий Золотухин

Приехали домой — квартира на цепочке. Позвонили, покричали: «Мама!» Я понял, что это кража. Побежал за дом к окну кабинета-спальни — окно настежь. Пошел в милицию напротив. Много приехало милиции, старшина залез в окно, впустил в квартиру — видео на полу, в шубный шкаф не лазили. Собака довела до Профсоюзной. Мы выложили грабителям все на блюдечке, оставив фрамугу в кабинете открытой — свежий воздух нужен. Взяли магнитофон, кассеты, деньги, где обычно они у нас лежат, злато-серебро, магнитофон «Тошиба», адаптеры. Не так жалко, как мерзко и противно на душе. Мы их, очевидно, спугнули. Ничего, конечно, у нас не застраховано — Тамаре все некогда домом заниматься. Хорошо, я днями отнес 2000 в кассу. А на душе осадок от Гуана, от разговора с Тамарой, Таней Гармаш. «Ваня понравился, Лена очень понравилась, очень понравилась ваша сцена с Лаурой, очень». После первого акта меня хвалила Галина: «Лихо работаешь!»

22 июня 1989

Четверг. Цюрих

И над постелью висит Ирбис. Ну надо же, а?! Судьба. Леопард? Господи, спаси и сохрани!

23 июня 1989

Пятница, отель «Флорида», № 409

18-го я отменил премьеру «МТ» — шел «Борис» без меня, я гулял. День рождения встретил в самолете, между Любимовым и Губенко. Год сумасшедшей жизни и в театре, и в личной ситуации, и в стране. Грядет мой апокалипсис. «Годунов» — самый трудный спектакль для меня. Как-то незаметно мне исполнилось 48 лет. Как-то так незаметно, что обидно, черт возьми.

Накануне отъезда звонил мне из санатория Дупак. До того жалко мне мужика и нас, пешек в этой ситуации.

Привычки. Дурные они или хорошие, мне жаль с ними расставаться. Я люблю женщин, люблю остроту обладания, свидания, риска, преодоления страха, стеснения и пр. Я люблю пить портвейн и растворимый кофе. Люблю дерзить начальству и люблю смирение. И болтаюсь между тем, кто я есть, в кого играю и кем хочу казаться.

Ирбис — это снежный барс. Над кроватью висит леопард или гепард. Но это, в общем, неважно — из той же породы.

Маслов! Ну… смешно! Появился сбежавший в Мадриде Леша Маслов! Прилетел или приехал посмотреть спектакль. Похвально. Ностальгия? Или показать нам: мол, ребята, я в полном порядке.

Костя высказал забавную версию: сын полковника КГБ просто заброшен таким образом внедряться в Европу. Талантливый актер, выучит языки и лет через 5 выйдет на связь.

24 июня 1989

Суббота, утро. Цюрих

— Вы хорошо играли, — сказал Любимов на поклонах. Прием был ошеломительный. Зал огромный, битком набитый. Это бред какой-то, а не жизнь. Хороший бред. Принесли книжки, в том числе Алешковского и Оруэлла. А читать мне некогда, мне надо проехать весь путь от гостиницы «Заря» до Загорска, потом обратно и проснуться 19 июня 1988 г. Я плачу, потому что покупаю то, что у меня украли 14 июня, в день премьеры «МТ».

На пресс-конференции Любимов ни словом не заикнулся о своей труппе, которая, как бы там ни было, служит ему раболепно. Другого слова не скажешь. Разве при другом была бы такая безропотность со стороны всего театра во время расправы над Дупаком. Это что же такое… В том числе и с моей стороны. Только в спорах с ними я защищаю Дупака, а практически… Сказал ли я открыто на худсовете, что заявление Дупака об уходе вызвано возмутительным к нему отношением со стороны руководства и приближенных к нему?

Ну вот и кончен бал. «Хорошо играл», — сказал мне Любимов и хлопнул по плечу. Вот ради этих слов и подобных живешь, и смысл твоего подвига — в них. Говорят, будто бы сегодня спектакль прошел лучше, хотя голос мой слабо звучал, не было вчерашнего металла. «Das ist fontan» — эта шутка мне удалась, и шефу понравилось. Наши выпивают прощальный стакан вина. Я попросил воды, налили из-под крана. Но здесь такая роскошная, вкусная холодная вода из-под крана, что… хорошо. Ванька весь спектакль торчал в театре — вот манера, ждать халявного стакана. Нет, я не хочу с ним ездить, назойливая муха. А сегодня, говорят, он опять в 4 утра поднял весь отель, матерился и орал в номере. Что же это за наказание! И потом выясняет, почему одним сходит с рук, а другим…

25 июня 1989

Воскресенье — отдай Богу

Губенко записал Ванькину матерщину в автобусе на пленку. Это документ зверский, в любой момент можно дать любому послушать (Жанне), и для Ивана это может скверно кончиться. Ванька говорит, что он и меня записал, но я в самолете объяснялся ему в любви (а ты меня любишь, Коля?) и говорил, что ему нужно уходить. Обсуждал и Любимова, впрочем, все это…

Господи, дай нам мягкой посадки в Москве! Первый раз из-за границы не везу никаких подарков. Мысли радостные путаются с тревожными, неопределенными. Болтаюсь я по жизни и изменить себя не могу. Все думаю теперь о большой удаче, что предрекла мне Полицеймако как компенсацию за ограбление. И подумал; а может быть, это моя повесть «21-й километр»? Если так — я согласен. Надо думать, отрешиться от всего и писать, писать, пока острота чувств не исчезла. Я сильно звенел, проходя через магнитный контроль на таможне. Девушкам нашим я объяснил это явление так: «Это завсегда я звеню… потому что я больной, больной, больной, яйца медны, х… стальной». Это объяснение пришлось им вполне по душе, было видно по их довольным красивым, молодым, «малышевским» лицам.

Я был поражен и сражен первым Алкиным спектаклем — злая, крепкая, крикливая, резкая. Но я не мог видеть этого со стороны и не знал, хорошо ли это. Вчера она играла обычно, и я услышал реплику Любимова: «По направлению это вернее» — ему эта энергетика по душе пришлась. Теперь она читает «Русскую мысль» от листа до листа.

26 июня 1989

Понедельник

Кстати, в аэропорту дали мне газету «Московский комсомолец», где сообщалось о краже в квартире Золотухина. «У таких людей нельзя воровать дважды», «он любим народом» и просьба к ворам: все мне вернуть. Трогательно. Теперь отбою нет от сочувствующих звонков.

27 июня 1989

Вторник. Поезд

Я боюсь за безнадзорный почтовый ящик сегодня. Наделать он может непоправимое. Хотя вчера состоялась резкая беседа: «Не читай письма, не адресованные тебе, не слушай чужие телефонное разговоры, не читай чужие дневники, и беда минует тебя. «Ты с Шацкой разошелся, потому что она много знала о тебе». Очень может быть. Ах, так? Ну, ловите в другом месте. Это, конечно, не оправдание моих преступных действий против семьи, но и семья, как сказал Заратустра или Магомет, первый враг человека.

18 июля 1989

Воскресенье

Что же это такое? Не едет Распутин, не едет Астафьев, Белова не отпускают с сессии. А все из-за Егора Исаева, который возглавляет всю шайку. Бондарчук опять с семьей. Коля Бурляев — автор «Современника». Это мне на хвосте сорока Ащеулов принес с утра. Ищу Крутова, чтоб вручить наше корявое, безграмотное письмо. Звоню в Электросталь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});