Гильотина в подарок - Анатолий Ковалев

– Как у любого обычного человека.

– Но не у каждого человека папа – коллекционер редкого антиквариата.

– На что намекаете?

– Злоумышленник боялся разоблачения с вашей стороны и решил избавиться от вас.

– С чего вы взяли?

– А разве не так? Разве не вы привезли своему папе грабителей из Москвы?

– Вы с ума сошли!

– Это, конечно, аллегория. Но коллекция-то теперь в Москве. А ваш папа ни разу здесь не был. Волей-неволей приходится думать, что вы или ваша дочь случайно оказались в роли наводчиц.

– Не может быть! – прошептала Катрин, обращаясь, казалось, к пяти дубовым головам, мрачно взирающим на происходящее.

– Попытайтесь вспомнить, – настаивал Еремин, – а я с вашего позволения проветрюсь. Где у вас туалет?

– На первом этаже. Спросите у Татьяны Аркадьевны, если заблудитесь.

Следователь вышел.

– Я не рассчитывала, Антон, что вы приедете ко мне с сыщиком, – укоризненно заметила будущая теща.

– Человек хочет, а Бог хохочет, – замысловато ответил будущий зять. – О чем вы со мной хотели поговорить?

– Разумеется, о Патрисии. Девочка очень взбалмошна. И это неудивительно. Потеря отца всегда очень сильно сказывается на детях, особенно на девочках. Они стремятся к замене. Хотят как можно скорее найти похожего человека и отыграться на нем. Ведь вам тридцать пять, верно? Ровно столько было ее отцу, когда он нас бросил.

– Вы слишком вольно трактуете Фрейда, – заметил Антон.

– Вы человек умный, опытный, должны понимать, что девчонка играет в любовь, что замужество для нее – только игра.

– В прошлый раз мне показалось, что вы заодно с дочерью.

– Не могла же я это говорить при ней. Не торопитесь, Антон. Выслушайте совет! Чтобы потом не раскаиваться. Патя – загадка даже для меня, ее матери. И никто не ведает, что она замышляет. А уж замышляет она что-то как пить дать! Только не подумайте, что я так говорю потому, что вы мне не нравитесь. Наоборот. Я пришла в восторг от ее выбора. Но та поспешность, с какой она стремится замуж, меня настораживает.

– Меня тоже…

– Вот видите. Не надо торопиться, – повторила она и уже другим тоном добавила: – Ваш друг, кажется, заблудился.

Еремин и в самом деле «заблудился»: вместо того чтобы спуститься на первый этаж, он поднялся на третий…

Картину Шагала опознал с ходу по кувыркающимся при луне бородатым талмудистам и не менее бородатым козам. В двери спальни Катрин торчал ключ, и детектив дважды повернул его, предварительно оглядевшись – нет ли поблизости старой служанки.

Да, тут было чему удивляться! Небесно-голубая комната в атласе и бархате с золотом, будто королевская опочивальня, восстановленная в каком-то музее. Старинные канделябры, барельефный оклад зеркала, ангелоподобные существа на спинке кровати. Не зря писатель вернулся с горящим взором, но «железного Еремина» этим не проймешь! Он знает цену каждой вещи! И самая ценная, на его взгляд, стояла на маленьком туалетном столике, находившемся в изголовье кровати. Эту находку не мог затмить даже блеск золота.

Это была фотография в черной рамке. На фоне собора Парижской Богоматери (его он тоже опознал сразу по уродливым химерам) стояли двое. Мужчина и женщина. Их счастливые лица, озаренные солнцем, говорили о многом. Так выглядят влюбленные на заре своего необъятного чувства. Мужчина нежно обнимал женщину за талию. В ней нельзя было не узнать Катрин, моложавую, красивую, еще на здоровых ногах. А в нем…

– Но почему в черной рамке? – по привычке вслух произнес Еремин. – В честь погибшей любви? Ведь с Элвисом я разговаривал только вчера. И он вроде не смахивал на призрака!

– Что вы здесь делаете? – раздался за его спиной грубый голос служанки.

– А, Татьяна Аркадьевна! – приветствовал ее не растерявшийся следователь. – Как хорошо, что вы появились, а то уже нет мочи терпеть! Хочу в туалет, а попадаю черт знает куда! Прямо лабиринт, а не дом!

– Где вы видели, чтобы туалет находился на третьем этаже? – недоверчиво пробубнила она.

– Да я и домов таких никогда не видел! Откуда мне знать? А потом, что только новому русскому в голову не взбредет? Может устроить сортир и на крыше! Пусть все стекает вниз по водосточным трубам! А?

– Фу! – поморщилась старая грымза. – Понахватались где-то анекдотов! Что за похабщина!

– Извиняйте, Татьяна Аркадьевна, извиняйте! Не знал, что у вас такой тонкий вкус! Так, говорите, на первом этаже?

– Как спуститесь, направо пойдете.

В дверях спальни он оглянулся.

– Миленько тут! Не так ли?

Последние слова остались за ним.

Катрин улыбалась. Ее открытое, светлое лицо поднимало собеседнику настроение. Антон тоже все время улыбался. Сегодня он был не так задумчив, как в прошлый раз. А вот Еремин вернулся из своего «путешествия» с невеселым лицом.

– Вы вспомнили? – обратился он к хозяйке дома, усаживаясь на прежнее место.

Продолжая улыбаться, она покачала головой.

– Тогда я вам помогу. Фамилия Старцев вам ни о чем не говорит?

Улыбка исчезла. Катрин выпрямила спину, расправила плечи, приподняла подбородок, прищурила глаза. Что-то хищное появилось в ее лице и осанке. Следователь не спускал с нее глаз.

– Вы ведь знакомы с Вадимом Игоревичем? И вместе проводили время в Париже и в Антибе. Разве не так?

– Это глубоко личное! – отчеканила она. – И мне бы не хотелось…

– Придется, Катрин, – перебил ее сыщик. – Придется коснуться. Я понимаю, что вам нелегко, но ведь именно Старцев ограбил вашего отца!

– Вы с ума сошли? – В вопросительной интонации и в широко раскрытых глазах чувствовались полная растерянность и недоумение. – Как вам не стыдно?

– Вот как? – Настала очередь Еремина удивляться. – Давайте обо всем по порядку. В вашем рассказе явно не хватало одного персонажа. Теперь мы знаем, кто он. Нет смысла дальше скрывать.

– Вадик тут ни при чем! – отрезала женщина.

– А мы попутно разберемся. Хорошо?

– Как знаете, – пожала она плечами и начала: – Да, Вадик был моим любовником на протяжении нескольких лет. Мы познакомились здесь, в Москве, на вечеринке у общих знакомых. Он мне сразу признался в любви. Меня смущала большая разница в возрасте. Но вскоре я поняла, что мой страх искусственный, придуманный ханжами. Между нами не было не только пропасти, но даже самой незначительной расщелины. Поверьте, я никогда никого так не любила. С бывшим мужем мы жили, как говорится, по соседству. А с Вадиком я поняла, что такое настоящая любовь – африканское кипение страстей! Это продолжалось целый год. Я будто пребывала в ином мире. Как-то он приехал ко мне поздно ночью встревоженный. Я бы даже сказала, затравленный. Его преследовали – и необходимо было уехать как можно дальше.

– Он объяснил вам причину, по которой его преследовали?

– Да, но очень туманно. Некогда было вдаваться в подробности. Сказал, что это связано с каким-то карточным долгом, что он давно расплатился, но его продолжают преследовать и даже хотят убить. Я нашла для него надежное убежище. Догадываетесь, какое? – Катрин заметно преобразилась, вспоминая о любовнике. – Старый дом моего отца в предместье Парижа. Вадик прожил там два года. Они здорово ладили с отцом. Когда я приехала его навестить в первый раз, то просто диву далась. Папа даже к родственникам не относился с такой любовью. Они жили душа в душу. Отец всегда мечтал о сыне. Вадик уже свободно изъяснялся по-французски. Он не сидел там сложа руки. Занимался коммерцией. У него сохранились кое-какие связи с Россией, и он поставлял сюда товар. Кончилось все одновременно. Будто кто-то взрывчатку подложил под мое счастье. В течение нескольких дней я потеряла сразу обоих. Я говорила, что целый год прожила вместе с ними. Летом мы поехали с Вадиком на юг. Он неожиданно оставил меня на несколько дней, сославшись на срочные дела. Должен был проследить за погрузкой своего товара в марсельском порту. Я не особо вникала в его дела. Надо так надо. И тогда же пришла телеграмма из Парижа. Я, разумеется, уехала к отцу, оставив у портье записку для Вадима. Он не приехал на похороны и даже не позвонил. Я не знала, что думать. Каждый день набирала телефон гостиницы в Антибе, и каждый раз мне отвечали: «Не появлялся». Все разъяснилось, когда я уже лежала в больнице. В моей палате оказалась марсельская газета…

Катрин неожиданно прервала свой рассказ. Развернулась в своей инвалидной коляске спиной к гостям и неслышно покатила в глубь зала, где возвышался авангардный сервант непонятной геометрической формы. Она вернулась к ним не с пустыми руками.

– Вот эта газета.

Женщина протянула ее следователю, но тот кивнул на Антона.

– Здесь говорится о каком-то Измоденове, русском коммерсанте, погибшем в автокатастрофе, – перевел Полежаев.

– Вадик жил во Франции по поддельным документам, – ничуть не смутившись, объяснила Катрин. – Там его знали как Измоденова.