Снег - Орхан Памук

Ка, решив, что в библиотеке не сможет забрать удостоверение у агента, вышел из библиотеки. Увидев красоту заснеженных улиц и радость детей, воодушевленно игравших в снежки, он оставил все свои страхи позади. Ему захотелось побежать. На площади Правительства он увидел толпу грустных мужчин с матерчатыми сумками и с пакетами из газетной бумаги, перевязанными веревкой, замерзая, стоявших в очереди. Это были осторожные жители Карса, которые всерьез восприняли объявление чрезвычайного правительства и покорно пришли сдать оружие, которое было у них дома. Но власть им совершенно не доверяла, и поэтому хвост очереди не впускали в здание областной администрации, и они все мерзли на улице. Большая часть жителей города после этого объявления, открыв в полночь двери своих домов, закопали оружие в заледеневшую землю, туда, где искать никому не придет в голову.

Шагая по проспекту Фаик-бея, он встретил Калифе и густо покраснел. Он только что думал об Ипек, и Калифе ему показалась кем-то невероятно близким и прекрасным, связанным с Ипек. Если бы он не сдержал себя, то обнял бы девушку в платке и расцеловал.

— Мне нужно с вами очень срочно поговорить, — сказала Кадифе. — Но за вами идет тот человек, а говорить я хочу не тогда, когда он смотрит. Можете в два часа прийти в отеле в 217-й номер? Это последняя комната в конце того коридора, где находится ваша комната.

— Мы сможем там спокойно поговорить?

— Никому ни слова, — широко раскрыла глаза Кадифе, — если вы не скажете никому, даже Ипек, никто не будет знать о нашем разговоре. — И пожала руку Ка официальным жестом, чтобы это увидели люди, внимательно смотревшие на нее. — А сейчас осторожно посмотрите мне вслед, сколько за мной шпиков, один или два, потом скажете.

Ка, улыбнувшись краем губ, кивком головы ответил «да» и сам удивился хладнокровию, которое напустил на себя. Между тем его на какое-то мгновение ошеломила мысль встретиться с Калифе в какой-нибудь комнате, втайне от ее сестры.

Он сразу понял, что не хочет, пусть даже случайно, встретить в отеле Ипек до встречи с Кадифе. Поэтому он побрел по улицам, чтобы убить время до встречи. Казалось, никто не жаловался на военный переворот; точно так же, как было в его детстве, царила атмосфера перемен в жизни и начала чего-то нового. Женщины держали сумки и детей и принялись щупать и выбирать фрукты в бакалейных и фруктовых лавках, торговаться, а множество усатых мужчин встали на углах улиц и, куря сигареты без фильтра, стали рассматривать прохожих и сплетничать. Не было на своем месте попрошайки, прикидывавшегося слепым, которого Ка видел вчера два раза под карнизом пустого здания между базаром и гаражами. Ка не увидел и легких грузовых автомобилей, которые парковались на близлежащих улицах и торговали яблоками и апельсинами. Движение транспорта, и так редкого, сильно сократилось, но было трудно понять, из-за военного переворота или из-за снега. В городе было увеличено число полицейских в штатском (один из них был поставлен в ворота детьми, игравшими в футбол в нижней части проспекта Халит-паши), а также на неопределенное время была запрещена темная деятельность двух отелей рядом с гаражами, которые были публичными домами (Отель «Пан» и гостиница "Свобода"), было запрещено устраивать петушиные бои и незаконный забой скота. Жители Карса уже привыкли к звукам взрывов, то и дело доносившимся из кварталов, застроенных лачугами, и это никого не смущало. И поскольку Ка остро ощущал в себе чувство свободы, которое придавала эта музыка безразличия, он купил в "Современном буфете" на углу проспекта Казыма Карабекира и Малого проспекта Казым-бея горячий шербет с корицей и с удовольствием выпил.

25

Единственное время свободы в Карсе

Кадифе и Ка в комнате отеля

Через шестнадцать минут Ка вошел в комнату отеля номер 217, он боялся, что кто-нибудь его увидит, и, чтобы начать веселый и непринужденный разговор, рассказал Кадифе о шербете, слегка терпкий привкус которого еще чувствовал во рту.

— Одно время говорили, что в этот шербет разгневанные курды бросали яд, чтобы отравить личный состав армии, — сказала Кадифе. — А чтобы расследовать это дело, государство прислало секретных инспекторов.

— Вы верите в эти рассказы? — спросил Ка.

— Все образованные и европеизированные приезжие люди, попавшие в Карс, — проговорила Кадифе, — как только слышат эти рассказы, желая доказать, что они не верят в эти сплетни, идут в буфет и пьют немного шербета — и травятся самым глупым образом. Потому что то, что говорят, — это правда. Некоторые курды настолько страдают, что даже забыли Аллаха.

— Как же власть позволяет подобное?

— Как и все европеизированные интеллигенты, вы, сами того не замечая, больше всего полагаетесь на наше государство. НРУ знает и об этом деле, так же как оно знает обо всем, но не вмешивается.

— Хорошо, а они знают, что мы находимся здесь?

— Не бойтесь, сейчас совершенно точно не знают, — улыбнувшись, сказала Кадифе. — Но однажды непременно узнают, а до этого времени мы здесь свободны в своих действиях. Единственное время свободы в Карсе — это время, которое длится недолго. Цените его, пожалуйста, снимите ваше пальто.

— Это пальто спасает меня от неприятностей, — сказал Ка. Он увидел выражение страха на лице Кадифе. — К тому же здесь холодно, — добавил он. Это была половина маленькой комнаты, которая когда-то использовалась как кладовая, с узким окошком, выходившим во внутренний двор, в комнате была маленькая постель, на которую они сели, стесняясь, и стоял душный запах влажной пыли, свойственный плохо проветриваемым гостиничным номерам. Кадифе потянулась и попыталась повернуть кран батареи, но он был сильно закручен, и она бросила это занятие. Увидев, что Ка нервно встал на ноги, она попыталась улыбнуться.

Внезапно он понял, что Кадифе получает удовольствие от того, что находится здесь вместе с ним. Ему и самому было приятно после долгих лет одиночества находиться в одной комнате с красивой девушкой, но для Кадифе эта встреча не была "легким." развлечением, а чем-то более глубоким и разрушительным, он видел это по ее лицу.

— Не бойтесь, потому что за вами не было другого полицейского, кроме того бедолаги с сумкой апельсинов. А это говорит о том, что власти вас не боятся, а хотят только немного попугать. А кто был у меня за спиной?

— Я забыл посмотреть вам вслед, — сказал Ка стыдливо.

— Как это? — Кадифе внезапно с иронией посмотрела на него. — Вы влюблены, ужасно влюблены! — сказала она. И сразу же взяла себя в руки. — Извините, мы все очень боимся, — проговорила она, и лицо ее опять приняло совершенно другое выражение. — Сделайте счастливой мою сестру, она очень хороший человек.

— По-вашему, она меня любит? — спросил Ка почти шепотом.

— Любит, должна любить; вы очень приятный человек, — сказала Кадифе.

Увидев, что Ка вздрогнул от этих слов, он сказала:

— Потому что вы по гороскопу Близнецы. — Она стала вслух рассуждать о том, почему мужчина-Близнецы и женщина-Дева должны подходить друг другу. У Близнецов, наряду с двойственностью личности, есть своеобразная легкость и поверхностность, а женщина-Дева, которая все воспринимает всерьез, может быть и счастлива с таким мужчиной, и питать к нему отвращение. Вы оба заслуживаете счастливой любви, — добавила она утешительным тоном.

— Сложилось у вас впечатление из разговоров с вашей сестрой, что она сможет поехать со мной в Германию?

— Она считает вас очень симпатичным, — сказала Кадифе. — Но она не может вам полностью доверять. Для этого нужно время. Потому что такие нетерпеливые, как вы, думают не о том, чтобы полюбить женщину, а о том, чтобы заполучить ее.

— Она так вам сказала? — спросил Ка и удивленно поднял брови. — В этом городе у нас нет времени.

Кадифе бросила взгляд на часы.

— Прежде я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли сюда. Л позвала вас из-за очень важного дела. Есть обращение, которое Ладживерт отдаст вам.

— На этот раз они сразу найдут его, проследив за мной, — сказал Ка. — И всех нас будут пытать. Тот дом, где мы были, захватили. Полиция все прослушала.

— Ладживерт знал, что его прослушивают, — сказала Кадифе. — До этого переворота это было философское послание, предназначенное вам и через вас — Западу. Оно предупреждало: не суйте нос в наши самоубийства. А сейчас все изменилось. Поэтому он хочет отменить прежнее заявление. Но еще важнее вот что: есть совершенно новое обращение.

Кадифе настаивала, Ка сомневался.

— В этом городе невозможно пройти незамеченным из одного места в другое, — сказал он позже.

— Есть лошадиная повозка. Каждый день она подъезжает к кухонной двери во дворе, чтобы оставить воду в бутылках, уголь, баллоны «Айгаз». В ней развозят все это и по другим местам и, чтобы спрятать все, что в повозке, от снега, сверху набрасывают брезент. Возничему можно доверять.