Ястреб халифа - К. Медведевич

Еще ему было совестно: хотя Тарег Полдореа принадлежал к другому княжескому дому, причем враждовавшему с домом принимавших его князей, он все-таки был нерегилем. Получалось, что Яхья злоупотребил гостеприимством: гостил в домах — а потом увез пленником родича хозяев. Старого астронома утешало то, что, во-первых, Тарега при упоминании соседей начинало трясти от ненависти, а во-вторых, Яхья все-таки, как ни крути, спас самийа от страшных пыток и не менее страшной смерти. Когда слуги Владыки Севера выволокли сумеречника из подвалов, Яхью предупредили: с пленником только начали… забавляться. На самийа было страшно смотреть. Правда, ибн Саид не думал, что Тарег ему за это благодарен. Подавляя одну из многочисленных попыток бунта — а за время пути нерегиль предпринял их достаточно, — Яхья, прихватив отросшую черную гриву, повозил самийа лицом по земле и прочел проповедь о пользе благодарности и вреде злопамятства. Так вот, нерегиль в ответ плюнул ему в лицо и сказал, что, будь у него выбор, он бы предпочел пыточный застенок его, Яхьи, обществу. Самое печальное было в том, что Тарег не врал.

Так или иначе, но за те два года, пока Яхья гостил у нерегилей, он сумел узнать об этой породе сумеречников немало такого, о чем никогда бы не узнал, расспрашивая кого-то другого. Более того, если бы ему рассказали малую толику того, что он собственными глазами увидел и собственными ушами услышал, он бы рассмеялся тому человеку или самийа в лицо — свидетелем настолько невероятных вещей ему приходилось бывать.

И вот сейчас, заглянув в посеревшее лицо с запавшими глазами и оценив заплетающуюся походку нерегиля, Яхья понял — дело плохо. У Тарега, как выражались его соплеменники, «перерасход». После битвы при Фейсале все обошлось недельным сном. Однако сейчас Яхья был больше чем уверен — никакой сон нерегилю не поможет. Видимо, безумец воистину считал, что сегодняшний день будет его последним днем, и растранжирил силы больше, чем имел.

Поэтому когда Тарег увидел печать Дауда над дверями и уперся на пороге, как строптивый верблюд, Яхья скорее пожалел его, чем рассердился. Наплевав на почтительность и вежливость, ибн Саид с силой толкнул нерегиля в спину — и тот, коротко вскрикнув, влетел в комнаты. Выпрямился, огляделся мутными, заволоченными дымкой страдания глазами, — и упал, как подкошенный, на ковры.

Про перерасход Яхье рассказывали, что самое страшное — это не головная боль, не ломота в теле, не слабость и не отвратительная судорожная дрожь, бегающая по позвоночнику. Самое страшное — это не телесная боль, а боль в неких, скажем так, жилах, по которым через самийа течет сила. Если ее окажется слишком много, эти нетелесные протоки терзает боль, как от ожога. Поэтому нерегили очень боялись перерасхода — а если получали его, то окружали страждущего всевозможными заботами. Не давали царапать грудь в тщетных попытках добраться до источника боли. Не позволяли ломать и сдирать ногти, царапая в агонии мебель. Поили какими-то странными отварами — до рецептов Яхью, конечно, не допустили. Впрочем, нерегили, видимо, полагали, что человека просто мучает праздное любопытство. Когда день на третий-четвертый прекращали ныть жилы и связки духовного тела, тело видимое начинало страдать с удвоенной силой: подступал жестокий голод, но желудок отказывался принимать пищу, несчастных тошнило — а они как раз остро нуждались в еде. Телесная слабость могла обернуться серьезным увечьем и даже смертью — не получавшая пищи плотская оболочка начинала тогда пожирать сама себя, и несчастный мог умереть от истощения. Так тело мстило магу за непозволительное насилие над собой — и гордыню.

Поэтому Яхья и запер двери в комнаты ибн Бадиса на четыре дня — все равно нерегиль не позволит к себе притронуться. Стража, которую он поставил у дверей и даже посадил на лестнице, клялась, что ничего такого не слышала — ни днем, ни ночью.

Утром четвертого дня ибн Саид отпер двери и обнаружил Тарега живым. Рубашка на нерегиле вымокла от пота, его колотила крупная дрожь, костяшки пальцев были искусаны в кровь, губы тоже — но упрямец был жив.

Яхья преклонил колена и сотворил дуа, благодаря Всевышнего за явленную к неверному милость. Заслышав слова молитвы, Тарег аж вскочил — точнее, попытался подняться и сесть. Старый астроном поставил перед ним чашку айрана — другую пищу желудок все равно бы отверг. Этим кислым напитком отпаивали тех, кто пережил длительный голод и находился на грани голодной смерти. Сил запустить чашкой в Яхью у Тарега не хватило. Зато вылить — на себя и на ковер — получилось прекрасно.

Яхья вздохнул и сделал знак войти своим вольноотпущенникам. Джафар ибн Масуди и Сабит ибн Зайдун сопровождали его в путешествии на запад, и на обратном пути им пришлось немало претерпеть от свирепого создания. Зато они знали, чего ждать от сумеречника — и как с ним управляться.

— Закройте двери, — со вздохом приказал Яхья.

А когда два здоровенных амбала исполнили, что было велено, приказал:

— Держите его.

Нерегиля следовало напоить айраном — даже если его сиятельство князь Тарег Полдореа не выказывали такого желания.

Через мгновение сидевшие за дверями стражники услышали злобные страшные вопли на странном чужеземном языке. Тарег протестовал всеми доступными ему способами, проклиная на нерегильском Яхью, Джафара, Сабита, их родителей, потомство и всю родню и призывая на них мучительную смерть от холеры. Когда нерегиль исчерпал запас ругательств, дойдя до заключительного и всенепременного лелья хаканна, «иди в задницу», — надо сказать, Яхье чаще всего приходилось слышать от Тарега именно эту фразу, — ибн Саид спокойно поинтересовался у повисшего в крепких руках громил нерегиля:

— О самийа! Зачем ты бесплодно тратишь силы?

Тарег рванулся — но Джафар и Сабит, зарабатывающие на жизнь ремеслом молотобойца, крепко держали его за локти. Яхья твердо сказал:

— Вот перед тобой чашка. Вот перед тобой кувшин. До заката тебе нужно выпить два таких кувшина. И если Всевышний захочет, съесть чего-нибудь еще. У тебя есть выбор: либо ты сделаешь это сам, либо нам придется напоить тебя против твоей воли. Мне будет очень неприятно применять к тебе насилие, но я это сделаю. Мы ведь уже через все это проходили, правда? И ты знаешь, что к закату айран так или иначе окажется у тебя в брюхе.

Тарег поднял голову и сказал:

— Я хочу видеть смотрителя архивов здешнего дворца.

Опешивший Яхья решил, что ослышался:

— Что?..

— Мне нужен старший катиб, старый филин! Ты что, оглох?!

— Сначала айран, потом катиб, — быстро взял себя в руки ибн Саид. — И посмотри на себя, на кого ты похож. В таком виде людям не показываются.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});