Мертвая зыбь - Юхан Теорин

— Я тебя слышу, — ответила Джулия.

— Хорошо, — сказал Леннарт устало, без намека на раздражение. — Тогда доброе утро.

— Я сюда вошла и здесь… упала с лестницы, — начала объяснять Джулия слабым голосом и приподняла голову. — Это было глупо.

— Йерлоф сказал, что ты уехала домой, — начал объяснять Леннарт, — а я подумал, что ты могла пойти сюда.

Джулия лежала на веранде. Ночью она смогла доползти до нее после того, как очнулась на полу кухни среди обломков мобильника и лампы. Ей повезло: горючее из разбитой лампы растеклось и загорелось, но попало на каменную плиту, и пожар не начался.

Когда она попробовала подняться, у нее ничего не получилось: правая нога болела так, как будто бы кто-то воткнул в нее раскаленную спицу. Тогда она начала медленно ползти к двери, хотя бы лишь для того, чтобы выбраться из кухни. Она доползла до темной веранды и еще раз попробовала подняться; она слышала, как снаружи шелестит ветер, но у нее не было сил выбраться из дома. Она осталась лежать у двери, до смерти боясь услышать шаги, приближающиеся к ней из глубины дома.

— Глупо, — повторила Джулия, — очень глупо.

— Не думай сейчас об этом, мне надо было сюда приехать вечером, но заседание…

Леннарт замолчал, и Джулия почувствовала его руки под своими плечами, он осторожно пробовал ее приподнять.

— Ты можешь встать? — спросил Леннарт.

Джулия надеялась, что он не заметит, что она вчера пила. Она чувствовала во рту омерзительный привкус, какой бывает после похмелья.

— Я не знаю… Я, кажется, сломала… ногу.

— Ты уверена?

Джулия коротко кивнула:

— Я ведь медсестра.

Будучи медсестрой, Джулия смогла поставить себе диагноз еще до того, как поползла к выходу из кухни: перелом или трещина в запястье, сломанная ключица и, возможно, также перелом правой ноги.

Что касается ноги, то она не совсем была уверена: сильный ушиб, трещина или перелом. Джулии несколько раз попадались пациенты, которые по нескольку недель хромали и пребывали в полной уверенности, что скоро с ними все будет в порядке, несмотря на перелом.

Джулии стало интересно, на что сейчас похоже ее лицо: трудно было судить, но наверняка что-то ужасное. Наверное, крови еще из носа натекло, потому что носом она тоже ударилась.

— Попробуй приподняться, Джулия, — сказал Леннарт.

Джулии нравилось то, что он спокоен.

— Прости меня, — благодарно ответила она.

— За что «прости»?

Леннарт держал ее, приподняв над полом.

— Извини, что я сюда без тебя пошла.

— Не думай об этом, — опять повторил Леннарт.

Но Джулия не хотела молчать, она должна была все сейчас объяснить.

— Я искала Йенса, потому что видела вечером свет в окне. И я подумала… что он здесь живет.

— Живет? Кто живет?

— Нильс… — сказала Джулия, — Нильс Кант, сын Веры. У него на втором этаже спальный мешок лежит, я это видела, и старые вырезки.

— Ты идти можешь? — перебил ее Леннарт.

— Он еще в погребе копал… Я только не знаю зачем. А вдруг он там Йенса зарыл? А ты что думаешь, Леннарт, он его там спрятал?

— Ну-ка, давай теперь двигаться.

И Леннарт медленно повел ее к двери, потом наружу, на холодный ветер, и дальше вниз по ступенькам. Это было нелегко, Джулия не могла ступить на правую ногу, но Леннарт все время ее поддерживал.

Когда они вышли на выложенную плитами дорожку, Джулия увидела темно-зеленый автомобиль, стоявший возле калитки.

— Это твой, Леннарт? — спросила она.

— Да.

— А у тебя разве нет служебной машины?

— Это моя собственная… Я сегодня был на похоронах.

— А… ну конечно.

«Похороны Эрнста», — только сейчас вспомнила Джулия.

Старую проржавевшую калитку было так же трудно открыть, как и накануне вечером. Так что Леннарту пришлось на время оставить Джулию постоять на одной ноге, пока он достаточно широко не сдвинул дверцу, чтобы они могли пройти вдвоем. Джулия с большим трудом забралась в машину, как будто она была девяностолетней старухой.

— Леннарт, — быстро сказала она, прежде чем он закрыл дверцу машины, — может быть, ты все же зайдешь в дом и посмотришь? Я должна быть уверена, что… что я все это действительно видела. Я хочу сказать, на втором этаже и в погребе.

Он посмотрел на нее несколько секунд, потом кивнул.

— Я полагаю, что ты остаешься здесь? — спросил он.

Она кивнула.

— А у тебя… у тебя есть пистолет?

— Пистолет?

— Ну да… если сейчас там… там, в доме. Я, конечно, так не думаю, но…

Леннарт выдавил улыбку:

— Пистолета у меня с собой нет, только карманный фонарь. Да ничего страшного, Джулия, я справлюсь. Подожди, я скоро вернусь.

Потом он захлопнул дверцу и достал из багажника фонарь. Джулия видела, как он идет по двору и исчезает за разваливающимся дровяным сараем.

В машине было тихо. Она вздохнула и осторожно откинулась на спинку сиденья, рассеянно глядя на дорогу и серое море за ней.

Леннарт вернулся довольно быстро. Он отсутствовал минут пять, от силы, может быть, десять.

Джулия начала беспокоиться в ту же самую секунду, как он ушел, и почувствовала большое облегчение, когда увидела, что Леннарт подходит к калитке. Он открыл дверь водителя, сел, посмотрел на Джулию, кивнул и сказал:

— Ты была совершенно права — там кто-то был, причем совсем недавно.

— Да, — начала Джулия, — и я думаю, что…

Леннарт быстро поднял руку.

— Но не Нильс Кант, — перебил он ее. Потом он положил перед ней на приборную доску что-то маленькое. — Я это нашел в погребе, там их на полу несколько штук было.

Это была доза снуса,[62] самая обычная, одноразовая.

— Значит, там кто-то снус жевал, — сказала она.

— Да, кто бы там ни был, это снусач, — констатировал Леннарт и повернул ключ зажигания. — Ну а сейчас поехали в Боргхольм.

В Боргхольмской больнице с Джулии ножницами срезали одежду и тут же вкололи обезболивающее. Пришел молодой врач и спросил, что с ней случилось.

— Случайное падение ночью, в темноте, — объяснил Леннарт, который стоял в дверях смотровой комнаты и уже собирался уходить. — Все случилось в Стэнвике.

— На берегу?

Леннарт едва заметно помедлил с ответом, потом кивнул и сказал:

— Да, на берегу.

Леннарт вышел, и врач начал прощупывать ее спину, живот, руки и ноги, потом медсестра сделала рентген. А после ей наложили холодный мокрый гипс. Джулия не протестовала, она была хорошо знакома с этой процедурой и хотела только одного: чтобы вся эта канитель поскорее закончилась.

Ее занимали более важные вещи, Джулии было над чем подумать. Она не сомневалась, что увиденное в доме Веры Кант являлось очень важным.

Нильс Кант был жив. Он не умер, а жил в старом доме своей матери, в точности как в жутком фильме Хичкока.[63] Он там прятался, и, когда Йенс вошел в дом, Канту пришлось его убить. Если только они не встретились в тумане на пустоши — Нильс Кант всегда любил там бродить.

Джулия не хотела оставаться в больнице. Ее мобильник разбился, и ей пришлось попросить телефон. Она позвонила в Стэнвик Астрид. Джулия рассказала о том, что с ней случилось, и попросила ее об одолжении.

Астрид сказала, что Джулия может пожить у нее и что она будет только рада компании.

Примерно через час вернулся Леннарт, чтобы забрать ее.

Молодой врач еще раз осмотрел гипс и сказал:

— На берегу надо быть очень осторожной, особенно ночью, когда темно, там полно камней, — и пожал ей на прощание руку.

— У тебя что, дела в городе были? — спросила Джулия, когда они ехали обратно в Стэнвик.

— Я заезжал в полицейское управление, — ответил Леннарт. — У меня в Марнессе слабенький компьютер, а у них мощные, так что я поехал туда, посмотрел старые дела и ввел информацию в базу данных. — Он оторвался от дороги и посмотрел на Джулию. — Помимо всего прочего насчет взлома в Стэнвике.

— Ой, — испугалась Джулия.

— Да нет, это не про тебя, — быстро успокоил ее Леннарт. — Я сообщил только о том, что кто-то взломал виллу Кантов и спал там. Ты там вообще никогда не была, пожалуйста, постарайся это запомнить. Теперь послушай, как было дело. Ночью ты увидела там свет, а на следующий день позвонила мне и заявила об этом. Понятно?

Джулия посмотрела на Леннарта.

— О'кей, — сказала она, — а потом я споткнулась и упала на берегу.

— Точно, — подтвердил Леннарт.

Он подъехал к повороту на Стэнвик.

— Но я по-прежнему считаю, что Нильс Кант был там, — тихо произнесла Джулия, — я не верю, что он умер.

— Ты можешь думать все, что угодно, — сказал Леннарт. — Кант мертв.

Но Джулия заметила — или ей показалось — тревогу в глазах Леннарта.

Пуэрто-Лимон, март 1960 года

Солнце спряталось, и на восточный берег Коста-Рики надвинулась темнота. В сумеречных тенях на берегу у подножия веранды бара «Каса Гранде» кто-то глухо закашлялся, а потом засвистел что-то себе под нос — радостную, веселую мелодию. Она звучала то громче, то тише, почти в такт плеску волн прибоя, ритмично накатывающегося на берег. Из бара слышался смех и звон посуды.