Третий удар. «Зверобои» из будущего - Федор Вихрев

Мы почти успели! Почти потому, что наш авангард вошел в городок одновременно с авангардом шестой танковой дивизии. Завязался встречный бой на улицах, в котором новые немецкие танки со «старыми», частично еще до войны подготовленными экипажами, одержали победу — наш передовой отряд отступил, не сумев даже зацепиться за окраину. А потом в игру вступили основные силы — этакая мини-Прохоровка. Немецкая пехота закрепилась в застройке (вернее, попыталась это сделать), а танки ударили во фланг наступавшим бригадам. У них могло получиться, если бы они в свою очередь не подставились под удар Т-42…

— Сергеев, твои дрова куда лезут?!

— Виноват. «Тройка», заснул, что ли?

Ничего не скажу, было страшно, хоть и наблюдали со стороны. А может быть, именно поэтому — в горячке боя многого не замечаешь. Когда медленно, как в кошмаре, кувыркаясь, летит башня, когда горящие люди катаются по земле, стараясь сбить пламя, когда… Впрочем, рассказывать все равно бессмысленно.

— Чисто.

— Добро. Идем дальше.

Танкистов мы уполовинили, и они отошли. А потом, охватив городок с трех сторон, начали штурм при поддержке артиллерии и «сухих». Почти по мемуарам с хронородины: «сотни трассирующих снарядов летели вверх и вниз ежеминутно. Противотанковые пушки били по танкам третьего батальона, катившимся вниз с холмов. Но с каждой секундой снизу прилетало все меньше и меньше снарядов. Дым и пламя скрыли конец храброго гарнизона, и лишь отдельные выстрелы противотанковых орудий встретили входящие войска».

Не все так драматично — немцы отошли, оставив заслон, но сейчас это уже неважно. Сейчас важно правильно разместить технику, людей и орудия. Занимаем круговую оборону — сейчас в нас полетят тапки, утюги, сковородки и прочие тяжелые предметы — «шверпункт» захвачен.

Партизанский отряд

Выход на железку намечался как всегда сложный. Хотя и была громко именуемая «железка» всего лишь узкоколейкой. Но в этих болотистых лесах даже такая транспортная артерия представляла интерес для партизанского отряда, который регулярно проводил на ней диверсии. К сожалению, вреда от них было больше для самих партизан, чем для немцев. Виной тому и слабая подготовка бойцов, бывших деревенских парубков или прошлогодних окруженцев, сумевших отсидеться в лесах или у добросердечных селян. И дурь командира, «партизанского помещика», как называл его про себя Алик Нефедов, ведший группу на очередной подрыв и прикидывавший, как бы избежать больших потерь в предстоящем бою.

Алик не был в немецком плену, не был он и местным жителем. Провоевав добровольцем-пулеметчиком полгода, был ранен, а после госпиталя попал в ШМАС — школу младших авиационных специалистов. Где, учтя его увлечение радиоделом и пулеметный опыт, обучили специальности стрелка-радиста. Две недели назад его эскадрилья ночных дальних бомбардировщиков выполняла очередное задание. Ил-4, в котором Алик был стрелком-радистом, подбили над целью, вышел из строя один мотор, но командир упрямо тянул на восток, понемногу теряя высоту. А когда стало ясно, что упадут они явно до передка, — приказал экипажу покинуть самолет. Алику повезло, он упал в болото, а не к немцам, и, проблуждав в этих гиблых местах три дня, был встречен партизанским дозором. После поверхностной проверки, проведенной лично командиром отряда, полноватым мужиком с явно не армейскими замашками и вечно «слегка выпившим», был отправлен в этот рейд. Его удивило назначение старшим, но ребята, жившие с ним в одной землянке, просветили, что все это от потерь, понесенных группой в предыдущем выходе.

«Сам „командир“ не ходит, а только отправляет. Ну а кому повезет вернуться живым, те или раненые или уходят», — так говорил бывший военнопленный Яков Глыба, шедший сейчас следом за Аликом. «Куда уходят? Как?» Не понял его Алик. «Куда подальше от этого… — сплюнул Яков, — лишь бы немцев с толком бить, а не здесь дурью маяться. А мне идти не с руки. Потому что зазноба у меня на кухне есть. Лиза, еврейка она. С ней мы здесь далеко не уйдем», — добавил Яков, предвосхищая невысказанный вопрос Алика.

Сейчас они вместе лежали на пригорке и внимательно смотрели на немцев, расположившихся на привал.

— Старшина, егеря это. По нашу душу явно. Хана отряду. Что делать-то будем?

В группе старшины Нефедова было 16 человек, считая вместе с ним. Пулемет, немецкий МГ, который бывший пулеметчик и бывший стрелок-радист взял себе, поглядев, как мучится с ним здоровый, но нескладный Мыкола Торбач, два автомата и винтовки. Шансы при внезапном нападении вроде как были неплохие, а позади был отряд, не ожидавший неприятностей. Помолчав, Алик тихо сказал:

— Передай по цепи. Разобрать цели, стрелять после моей очереди, через две минуты начнем.

Вот только подготовки ранее не видавший егерей летун не учел. Первой очередью ему удалось срезать двоих, явно расчет пулемета. Это был практически единственный его успех. Впрочем, то, что своим огнем не подпускал немцев к пулемету этого несчастливого расчета, дало его ребятам пожить еще несколько минут. Но старшина понимал, что это только отсрочка. Ловкие егеря экономно, но метко отвечали на суматошный огонь начинавших паниковать партизан. Потихоньку они растянутой цепью, перебежками, прикрывая друг друга, подобрались на гранатный бросок, но почему-то не пускали в ход карманную артиллерию.

— Живыми взять хотят, — сказал Яков, лежащий рядом с Аликом, загоняя в винтовку обойму. — Последняя. Вот только хрен у них чего получится. Я снова в плен не пойду.

Он воткнул рядом с собой финку.

И на мгновенье обернувшийся старшина увидел, как за спиной Якова выросла фигура здорового немца, в мокрой форме. Он выстрелил в Якова, перевел ствол на менее опасного сейчас пулеметчика. В этот момент их обоих отвлекла внезапно вспыхнувшая в тылу редкой немецкой цепи перестрелка. И Алик взметнулся с земли, вцепляясь в воткнутый рядом нож, отбивая в сторону ствол немецкого карабина и понимая, что этот здоровяк его сейчас заломает.

…Когда Самурай, внимательно глядя вокруг себя, подошел к партизанскому пулемету, он увидел тихо стонущего парня в пробитой на спине пулей телогрейке и лежащего здоровенного немца в мокром камуфляже. Егерь был явно мертв, слишком много крови вокруг неподвижного тела, но из-под него доносились какие-то невнятные звуки. Перевернув его, Самурай удивленно присвистнул. Партизан в летном подшлемнике перегрыз немцу горло, когда ему егерь сжал руку, держащую нож. И не смог выбраться из-под этой туши.

— Чего это делаешь? Как ты его? — спросил его ошарашенный Самурай.

— Давно здесь лежу, — невпопад ответил ему Алик, отплевываясь от крови, и вдруг согнулся в приступе рвоты, еще раз глянув на немца.

Степан

«Три брата с фашистомДерутся жестоко».

Ну и дальше про пехотинца, летчика и танкиста. Хорошая песенка, ни фига не жизненная, но хорошая. Настроение поднимает…

…Когда бой за городок закончился, на разбитых улицах появились люди. Обычные люди из тех, кого зовут «мирным населением». И которое мы вообще-то защищаем, ага. Защитили, как же, — немцы проскочили быстро и почти без боя, а потом мы пришли, освободители. Городок-то больше пострадал от наших снарядов и бомб, чем от немцев. Да, все я понимаю, что надо. Что иначе погибнут гораздо больше, тоже понимаю. Но, как и многие из нас, стараюсь в глаза лишний раз не смотреть… Вывезти, говорите? Куда, и так проводка каждой колонны только по ночам, целая операция.

«Враги навалилисьИ справа, и слева».

Угу, а еще спереди, сзади, сверху и хрен знает откуда еще — твердого фронта в тылу ударной группировки быть не может, бои идут на значительном пространстве вокруг города и на его окраинах. Наша группа, как еж посередь… гм, дороги. Хороший такой, большой и очень кусачий еж. И немцы всеми силами стремятся разорвать его или, на худой конец, выбить, вытолкать, сбить с дорог, открывая их снабженцам. Хрена вам, повисите-ка на одном воздушном мосте, который истребители рвут всеми силами. И немцы понимают всю шаткость положения и потому

«Фашистские гадыКладут все усилья,Все жарче и жарчеСтановится бой».

Грохот выстрелов, методичное перестукивание «максимов», рычание «Вязов», полосующих атакующую пехоту, смешалось в памяти в кашу, изрядно сдобренную выматывающей болью в располосованной руке. Немцы лезут упорно и грамотно, забрасывая нас снарядами. Летчики давят гаубицы, но получается пока не особо — за первые двое суток операции потери уже превысили двадцать процентов от первоначального состава группы, а будет еще больше — немцы тормознулись, но положение будут выправлять всеми силами.

Ника