От Руси к России. Очерки этнической истории - Лев Гумилёв

О том, что Минин и Пожарский спасли Россию, знают все, но что им для этого пришлось сделать — мало кому известно.

Действительно, Минин и Пожарский были горячими сторонниками национального восстания против поляков и шведов. Собравшийся Земский собор единогласно принял решение, предложенное Мининым и Пожарским, суть которого состояла в том, что Отчизну надо спасать. Для спасения требовались всего две вещи: люди — в войско и деньги — на организацию похода. Людей было достаточно, и деньги у жителей богатого Нижнего Новгорода водились. Казалось бы, оставалось лишь собрать средства и сформировать полки, но не тут-то было. Когда нижегородцам было предложено сделать раскладку средств по населению, население сказало: «А у нас денег нет». Один божился, что его товары ушли на Каспий, другой клялся, что казна его в Архангельске, у третьего приказчики уехали в Сибирь — и денег не давали.

Тогда Козьма Минин, великолепно зная сограждан, бросил свой знаменитый клич: «Заложим жен и детей наших, но спасем Русскую землю!» И снова никто не был против. А раз так, то Минин с выборными людьми взял силой и выставил на продажу в холопы жен и детей всех состоятельных граждан города. Главам семейств ничего не оставалось делать, как идти на огороды, выкапывать кубышки с запрятанными деньгами и выкупать собственные семьи. Так была спасена Мать-Россия.

Здесь мы отвлечемся и, пользуясь приведенным примером, скажем несколько слов о механизме «работы» пассионарности в общем процессе этногенеза. Не стоит думать, что пассионарный человек обязательно стоит на высоких ступенях социальной иерархии и его имя остается в истории. Те же выборные люди, которые поддерживали Козьму Минина, были пассионариями. Но имен многих из них мы не знаем, поскольку они были не «вождями масс», а частью народа; не возглавляли, а скорее «раскачивали» людей, толкая их к действию. Именно такие безымянные пассионарии представляют собой самый важный элемент в этногенезе. Действуя не столько силой, сколько личным примером, воодушевлением, а не подчинением, они являют окружающим новые стереотипы поведения, понуждают массу людей выполнять совершенно необходимую, насущную работу.

Именно эти «безымянные» пассионарии, заставляя соотечественников забывать лень и трусость, обеспечивали жизнь им, их семьям и потомству. Действовали они часто не столько жестоко, сколько жестко, но ведь каждому не объяснишь, что ему выгодно, чтобы Россия существовала независимо и не превращалась в колонию Польши и Швеции. Дискуссии же — дело длительное, дорогое и бесперспективное: всех не переспоришь. Кроме того, всегда предпочтительнее не спорить, а действовать. Но действовать становится можно лишь тогда, когда пассионарность системы после достижения максимума начинает падать, что позволяет хоть как-то организовать людей.

Те же сторонники Минина и Пожарского имели каждый свое мнение, но говорили: «Ладно, Козьма, ты лучше нас знаешь, и ежели князь Дмитрий нас поведет, так мы пойдем», брали рогатины и шли против поляков. Князь Дмитрий Михайлович Пожарский справился со своей миссией: привел ополчение под Москву, осадил Кремль, потому что сама Москва уже была сожжена, взял приступом Китай-город и заставил поляков сдаться, несмотря на то что гетман Ходкевич — хороший полководец, ветеран турецкой войны — пытался послать помощь сидевшим в Кремле полякам.

После победы второго ополчения, которое пришло в Москву, уже лишенное всех традиций опричнины и всех людей, которые были так или иначе с опричниной связаны, сложилось довольно трудное положение. Представители национальной партии одолели иностранных интервентов: поляков и шведов, — опираясь на объединенные силы дворянского ополчения, руководимого Мининым и Пожарским, и казачьего войска, руководимого князем Дмитрием Тимофеевичем Трубецким. Однако среди казаков произошел раскол, ибо у части казачества сохранились традиции антисистемы, поддерживавшей когда-то Тушинского вора. Главой этих казаков стал атаман Иван Мартынович Заруцкий, который женился на Марине Мнишек после гибели ее очередного мужа — Лжедмитрия II. Связи Заруцкого с деятелями Смуты были очень крепки, именно поэтому он со своими казаками оказался в изоляции. Оставшись без всякой поддержки и хорошо понимая ситуацию, атаман отступил на Дон, но Дон его тоже не поддержал. Заруцкому ничего не оставалось, как отступить еще дальше, на самую окраину тогдашней Русской земли — в Астрахань.

Астрахань Заруцкий занял и стал вынашивать план создания особого самостоятельного государства. Но как только астраханцы увидели, с кем имеют дело, они стали бить казаков и осадили самого Заруцкого в астраханском кремле. Тем временем к Астрахани подошли московские войска, которые население встречало с восторгом и ликованием. Заруцкий вместе с Мариной и сыном от нее, прозванным «воренком», бежали на Яик, но по дороге были пойманы и привезены в Москву.

Сына повесили, Марина умерла в тюрьме при неизвестных обстоятельствах, а сам Заруцкий был посажен на кол.

Казнь Заруцкого и его семьи стала последним кровавым эпизодом Смутного времени, но война с Польшей продолжалась. Польский король Сигизмунд, начавший ее, к тому времени уже умер, и поляки выбрали на престол его сына — неудавшегося «царя московского» Владислава. Большинство польских магнатов и шляхтичей считали, что война с Москвой им совершенно не нужна, и наотрез отказались давать королю людей и деньги. На скромные средства короны Владислав смог набрать небольшое количество немецких рейтар, с ними двинулся на Москву и потерпел поражение. По Деулинскому перемирию 1618 г. поляки отступили, оставив за собой русские города Смоленск и Чернигов, а также Запорожье (ранее запорожские казаки сражались в польском войске). Шведы очистили Новгород, но сохранили за собой устье Невы и все побережье Финского залива, надежно закрыв России доступ к Балтийскому морю.

Таким образом, Смутное время завершилось, и итоги его были для России крайне неутешительны: европейская территория страны заметно сократилась.

Устроение

После изгнания иноземцев и окончания Смуты самым насущным вопросом для русских людей стало восстановление своей государственности — выборы нового царя. У пассионарных людей акматической фазы принцип личной ответственности ценился очень высоко. Люди того времени полагали (и не без основания), что для уверенности в завтрашнем дне мало безликого правительства, а нужен один государь, который был бы символом власти и к которому можно было бы обращаться как к человеку. Поэтому выборы нового царя касались всех и каждого.

Победители — казацко-дворянское ополчение — долго не могли сойтись во мнениях: все кандидатуры отметались. Дмитрия Трубецкого не хотели видеть на престоле дворяне, ибо он, хотя и был князем, командовал казаками. Князя Дмитрия Пожарского не хотели иметь государем казаки: ведь он был вождем дворянского ополчения. Но был еще один кандидат — тихий и совершенно бесцветный человек, шестнадцатилетний Михаил Федорович Романов. Отец Михаила, Федор Никитич Романов, интриговал в свое время против Бориса Годунова и был пострижен в монахи (под именем Филарета). По поручению боярской Думы, после того как 27 августа 1610 г. Москва целовала крест на верность Владиславу, Филарет отправился с посольством к Сигизмунду III Ваза, но потерпел неудачу: поляки арестовали его и довольно плохо обращались с послом в заключении. В тяжелые времена Смуты Романов-старший был связан с тушинцами, но никакой заметной роли там не играл.

Теперь же оказалось, что фамилия Романовых именно в силу того, что она никак не проявила себя в прежние времена и, соответственно, не имела никакой поддержки, всех устраивает. Казаки были настроены в пользу Михаила, поскольку его отец, друживший с тушинцами, не был врагом казачеству. Бояре помнили о том, что отец претендента происходит из знатного боярского рода и к тому же состоит в родстве с Федором Ивановичем, последним царем из рода Ивана Калиты. Иерархи церкви высказались в поддержку Романова, так как отец его был монахом, причем в сане митрополита. А для дворян Романовы были хороши как противники опричнины. Итак, все сошлись на «нейтральном» и тихом царе.

Против высказалась лишь одна мать юного Михаила Федоровича, инокиня Марфа. Зная историю, эта женщина не пускала своего сына на царство, говоря, что это дело хлопотное и что она не хочет, чтобы ее Мишеньку прикончили, как Отрепьева и Тушинского вора. Но поскольку все обещали «блюсти государя», то ей ничего не оставалось делать, как стать матерью московского царя. Будущий же «великий государь» сидел в Костроме и знать ничего не знал: судьба юноши была решена без его участия. В феврале 1613 г. народ на Красной площади назвал своим государем Михаила Федоровича Романова.