Дневник немецкого солдата - Пауль Кёрнер-Шрадер

По дорогам опасно ходить строем. Бывалые солдаты идут стороной, под прикрытием деревьев.

Вооруженные мальчишки из «Гитлерюгенда», направляясь в Фалькенштейн, шли по шоссе строем и навлекли на себя огонь американских истребителей. Летчики прочесали пулеметами всю дорогу, перебив не только этих юнцов, но и многих из мирного населения.

Мы прибыли туда на госпитальной машине. Между уцелевшими мальчишками и пожилыми, опытными солдатами-санитарами вспыхнула перебранка. Один старший солдат, упрекая мальчишек за то, что они своей бравадой навлекли беду и на мирных жителей, выговаривал безусому лейтенанту:

— Нельзя так рисковать, молодой человек. В будущем шагайте в тени деревьев, если вам дорога жизнь.

— Я не нуждаюсь в твоих поучениях! — заорал юный лейтенантик.

— Ах ты, шпингалет! От горшка два вершка, а так разговариваешь, — укоризненно произнес старый солдат.

Лейтенантик остановил машину летучего военно-полевого суда, которая патрулировала на шоссе, и обвинил старого солдата в оскорблении Гитлера. Еще двое из «Гитлерюгенда» подтвердили клевету. У солдата потребовали документы, нашли, что они не в порядке, в одно мгновение составили протокол и оформили приговор.

Ошеломленный солдат автоматически выполнял все, что ему приказывали. Он безропотно влез в кузов грузовика и просунул голову в петлю веревки, привязанной к придорожному дереву. Водитель «судейской машины» дал газ, машина рванулась вперед…

…Вокруг повешенного молча стояли ребятишки из Фалькенштейна. Подъехал какой-то велосипедист, постоял немного и елейно, по-поповски, произнес:

— Какая бесчеловечность! Великий боже, прости этим грешникам.

— А ну, заткни глотку! — заорал юнец из «Гитлер югенда», оставшийся со своими ранеными дружками, которых мы перевязывали. — А то я быстро залью ее помоями.

— Милый мальчик, если бы ты знал библию, ты не стал бы убийцей, — прогнусавил святоша. — Когда всевышний призовет тебя к себе, ты умрешь в страшных мучениях.

Юнец стал угрожать велосипедисту револьвером. Я не выдержал:

— А ну, убери-ка эту штуку! На перевязочном пункте не стреляют! С каких это пор школьник имеет право поднимать руку на человека, который годится ему в отцы!

Шольц, человек огромного роста, здоровяк, скрутил юнцу руки, втолкнул его в санитарную машину и захлопнул дверцы со словами:

— Он ненормальный. Мы отвезем его в госпиталь.

Тогда с велосипедистом сцепился другой юнец.

Мальчишка, запертый в машине, орал, требуя, чтобы его выпустили.

— Послушайте-ка, убирайтесь отсюда поскорее, — сказал я штатскому, на которого наседал юнец. — Мы сейчас уедем, и он вас прикончит.

Но человек этот упорствовал. А когда на шоссе показалась колонна стрелков на велосипедах, юнцы из «Гитлерюгенда» расхрабрились и пристрелили его.

Забыв о своем товарище, который сидел в санитарной машине, двое юнцов забрались на велосипед убитого и помчались догонять свой отряд.

Мы поехали в госпиталь. Я сказал Шольцу:

— Этого молокососа надо бы как следует выпороть и выкинуть.

Остановив машину, мы высадили юнца и посоветовали ему живее катиться домой, чтобы его не поймал на дороге летучий военно-полевой суд, а то повесят на дереве, как того солдата. Шольц дал ему пинка под зад. Мальчишка заплакал, но потом снял военную форму и побрел в город в трусах и рубашке. Это для него лучший выход: солдат, бредущих в одиночку, подвозить запрещено, а шагай он по шоссе в форме, его наверняка подцепили бы жандармы.

* * *

По извилистым горным дорогам Ашберга в долину спустилась целая армия, отступившая с Восточного фронта. Она сближалась с американскими войсками. С Западного фронта отступали части связи и тылы. Эти, наоборот, приближались к советским войскам.

Такое же встречное движение возникло и среди беженцев: один поток спускается с Ашберга, другой стремится на гору. Все смешалось и бурлит в этом гигантском котле: люди, автомашины, военная техника. Слышны раскаты грома, словно со всех сторон надвигается гроза.

Мой главный шеф, старый доктор Банке, теперь уже майор медицинской службы, вызвал меня к телефону.

— Приезжай ко мне, — сказал он. — Или у вас там жарко?

— Достаточно жарко, господин майор медицинской службы. Но если у вас горит, я немедленно приеду.

— Приезжай-ка, брат, сюда. Есть одно дело. По телефону его не решишь.

Когда я переступил порог кабинета шефа, мне показалось, что он постарел за неделю лет на десять.

— Присаживайся, старый книжный червь…

Я сел. Доктор заговорил в своем обычном тоне:

— Послушай, брат, вот какое дело. Я ведь тебя, хитрую лису, знаю лучше, чем ты предполагаешь. Я начальник здешнего гарнизона, и у меня появилось много забот. Как думаешь, так уж необходимо разрушать этот маленький город?

— Ни в коем случае, господин майор медицинской службы. Тысячи раненых, десятки тысяч гражданских и дети, детей очень много.

— Верно, не стоит. Но кто знает, кто из них первый придет — Иван или ами? Населенные пункты, в которых расположены госпитали, я намерен объявить открытыми городами. Для этой цели мне нужны парламентеры. Все не так просто. Вот я и подумал… А может, ты трусишь?

— Не беспокойтесь, господин майор медицинской службы.

— Было бы недурно, если бы ты и еще двое вышли навстречу русским. Кого бы ты хотел взять с собой?

— Пожалуй, обер-ефрейтора Шольца и ефрейтора Траутвейна.

— Хорошо. Сделайте из простыней белые флаги и, как только на горизонте покажутся русские, начинайте размахивать ими. Ты передай им, что здесь они не встретят никакого сопротивления. Я, как начальник гарнизона, конечно, дам тебе соответствующий письменный документ. Ясно, Рогге?

— Ясно, господин майор медицинской службы.

Доктор Банке извлек из ящика стола уже готовый документ и вручил его мне, предупредив, что об этом пока никто не должен знать.

— Думаю, ты сам сообразишь, как надо действовать. Не промахнись, братец. Какой смысл в том, что и этот чудесный уголок земли будет изуродован?

А через какой-нибудь час доктора вызвал на срочное совещание в гостинице «Черный орел» в Клингентале гауптштурмфюрер Моосманн. В гостинице разместился штаб эсэсовских войск. Помимо доктора Банке, вызвали бургомистра, представителей гражданских властей и партийных руководителей местных нацистов. Хауптштурмфюрер заявил:

— Господа! Мы должны отстоять город.

— От кого? — резко спросил доктор Банке, являющийся, как старший офицер, начальником местного гарнизона.

— От противника, конечно, господин майор медицинской службы, — ответил эсэсовец.

— Что вы собираетесь защищать тут, господин гауптштурмфюрер? — сердито спросил доктор Банке. — Продовольствия у нас на один день. Только на один. Я, как врач, обязан спасти жизнь тысячам раненых. Или вы хотите того, чтобы артиллерия противника открыла огонь по госпиталям?! Я предлагаю: разослать по всем направлениям парламентеров и объявить данный район открытым. Если кому-нибудь еще хочется испытать свои силы в бою, пусть делает это не там, где столько госпиталей.

Моосманн грубо оборвал Банке:

— Видимо, господин майор медицинской службы еще не наблюдал ночных действий фау-два! Это поворотный момент в войне, решающий контрудар. А кроме того, имейте в виду, господин майор медицинской службы: капитуляция — незнакомое мне слово. Мы будем бороться до последней капли крови.

Стукнув кулаком по столу, доктор Банке горячо заговорил о мальчишеских выходках, о бессмысленности происходящего, о самоубийстве. Но гауптштурмфюрер заранее знал, что все участники совещания поддержат его, не из храбрости, конечно, а как представители войск СС.

И вот Банке снова позвонил мне и сообщил, что эти крысоловы отменили то, что мы задумали. Госпитали отдаются под обстрел. Им недостаточно того, что люди остались без рук и без ног. Им надо угробить их окончательно.

— Теперь ты тоже ничего не сможешь придумать,— многозначительно сказал доктор.

— Почему же, господин майор…

— Словом, поговорим лично, — перебил меня доктор.— А пока держи язык за зубами.

* * *

Я начал разыскивать среди местных жителей коммунистов. Это не так-то просто сделать. Наконец, мне удалось познакомиться с Альфредом Зюссом, старым коммунистом. Он знает еще нескольких коммунистов. Мы договорились подготовить для Красной Армии список активных нацистов и военных преступников, чтобы они не могли улизнуть.

Но кто придет сюда первым, русские или американцы?

До сих пор казалось, что первыми придут советские войска. Но внезапно их продвижение приостановилось.

А вообще трудно что-либо разобрать, когда кругом, отовсюду стреляют и со всех сторон поступают раненые. Да и можно ли разобраться во всем этом, если уж свои начали стрелять в своих?!