Смерть и любовь в Гонконге - Хайнц Конзалик

Вскоре маленькая и хрупкая Лян Чанмао торговала цветами не только на набережной. С большой плетеной корзиной в руках она обходила кафе и пивные, бары и секс-клубы, ночные клубы и салоны интимного массажа. И так как она была слепой, ничего не видела и, значит, никого не могла выдать, ее запросто во все эти места допускали и она довольно удачно продавали розы и хризантемы, орхидеи и пестрые ароматные палочки. Но вот о чем никто не думал: она все-все слышала. За эти годы она услышала так много, что, знай об этом полицейские, их сердца забились бы от радости. Слышала о миллионных сделках и крупных подлогах, о заговорах с целью разорить конкурентов, о переводе денег в заграничные банки и открываемых фиктивных счетах в своих, о подпольной торговле наркотиками и девушками, ей стало известно если не все, то многое из самых грязных дел, на которые способны люди.

Она знала – но никому ничего не говорила.

Голоса, распространявшиеся о всевозможных низостях и подлостях, она слышала довольно регулярно и могла сказать, кто из их обладателей куда заглядывает – ведь они принадлежат к числу ее самых щедрых клиентов. Почти каждый их этих господ ходил в определенное место: в шикарные публичные и тайные игорные дома, в бары и клубы. Многие принадлежали к числу завсегдатаев какого-то одного заведения, некоторых можно было найти и в других местах. Но их голоса она различала безошибочно и сразу, хотя и не знала, как они выглядят и ведут себя, ведь они не обращали на нее, слепую, ни малейшего внимания.

Она угадывала на слух, кто из них захихикал, а кто расхохотался, застонал или громко зевнул. Знала, что один из них, занимаясь любовью, всегда орет что-то бессвязное, а другой любит, чтобы его стегали плетью; что третий требует обращения «господин генерал» и заставляет девушек маршировать перед собой, пока не начнет швырять их одну за другой на постель; что есть женщина, которая мажет своего любовника малиновым вареньем, а потом облизывает.

Всем им она продавала цветы. Кто в такой ситуации не купит цветочки у маленькой, жалкого вида девочки? А розу или орхидею – не все ли равно? Владельцы заведений тоже были довольны. Они получали от Лян свои десять процентов. Слепая, зрячая – какая разница? Дело прежде всего. Разве стали бы они водить эту девчонку в интимные кабинеты, где доллары достаются попроще?

Сейчас, в девятнадцать лет, Лян было известно больше, чем зрячим удается узнать за всю жизнь. У нее постоянные клиенты, и она отлично помнит, какие у кого из них привычки и когда они обычно появляются в клубах или публичных домах; помнит, кто какие цветы предпочитает. Если бы она могла представить, как выглядят люди, то живо вообразила бы, как выглядит каждый из них, – но как раз это ей было недоступно.

Нет, кое-что, и не так уж мало, она со временем усвоила, ощупывая себя и некоторых своих соседей. Ей, например, открылось, что люди с возрастом изменяются, растут. Еще раньше она сообразила, что существует два пола, а доктор Мэй объяснил ей, как люди размножаются, как тело способно по-разному реагировать на прикосновения и что расти оно прекращает примерно в восемнадцать лет, что есть люди высокие и худые, а есть маленькие и толстые, вроде него самого. Лян ощупывала близких ей людей и пыталась по-своему представить их, какие же они с виду.

Она просила, чтобы ей рассказывали об окружающем ее мире, что такое земля, вода, джонка, рикша, дом, автомобиль, катер. В девятнадцать лет она прекрасно отдавала себе отчет в том, что мир этот многолик и разнороден, знала даже, что он пестрый – ей растолковали значение этого слова. А ведь в ней самой – да и вокруг нее – было темным-темно. Одного она никогда не могла понять: почему в таком прекрасном пестром мире живут такие злые люди. С голосами, от которых она часто приходила в ужас…

Лян Чанмао обратила свои незрячие глаза к двери. Она сразу сообразила, что пришли двое. Явственно ощутив запах виски, она улыбнулась своим мыслям.

– О достойный доктор Мэй, – проговорила Лян. – Что привело вас, многоуважаемый, на мою жалкую лодку?

– Вот кто нам сейчас нужен! – сказал Мэй доктору Меркеру. – Мы при ней ничего не сказали, а она узнала меня по запаху. Она как животное… Для животных мы, люди, превонючие существа! – Он обратился к девушке на диалекте «водных китайцев»: – Это я, Лян. Я к тебе с другим доктором, он немец. Помоги нам, – и, согнувшись в три погибели, вошел в ее каморку, где сразу сел на мат. Доктор Меркер последовал его примеру. – У тебя нет лампы?

– Зачем мне лампа, досточтимый господин?

– Ты права. – Доктор Мэй перевел взгляд в тот угол, откуда доносился голос Лян.

– Вы просите о помощи? Вы – меня? – спросила она.

– Да. Ты помнишь Лу Фэйдуна?

– Лу? – Лян ненадолго задумалась. – О да, доктор Мэй. Он был другом Мэйтин. Его сестра продает овощи и фрукты. А сам Лу Фэйдун куда-то пропал.

– Все верно. Ты больше ничего о нем не слышала?

– Ничего.

– А о Ли Ханхинь?

– О-о, она умерла.

– Откуда ты знаешь?

– Слышала, как один из завсегдатаев миссис Ио сказал: «Господин Чао очень доволен тем, как умерла Ли. Все прошло по плану…»

Доктор Мэй со вздохом прислонился к плечу Меркера.

– Вот оно, Фриц, – проговорил он дрожащим голосом. – Теперь у меня прямой путь к мести.

11

Утренние газеты Гонконга и Коулуна вышли со снимком, на котором Тинь сердечно обнимал доктора Меркера. Подпись под ней была неопределенной и заставляла теряться в догадках.

Некоторые издания намекали, что им, дескать, известно, о какой именно помощи идет речь. Тинь Дзедун оставался непреклонным.

– Никаких комментариев, – отбивался он от журналистов. – Довольно и того, что сказано. Радуйтесь, что хотя бы такая информация прошла.

– Чем же немецкий врач способен помочь полиции Коулуна?

– А вы пораскиньте умишком!

Собственно говоря, на фотографию внимания почти не обратили. Миллионам читателей она ничего особенного не говорила. Какие-то местные дела-делишки, только и всего.

Зато достойнейший господин Чао взглянул на эту публикацию по-иному. Перед ним лежало девять газет с совершенно идентичными снимками и подтекстовками. Четверо из девяти главных редакторов были ему обязаны. Обзвонив их всех, он потребовал уточнить информацию. И от всех услышал один и тот же ответ. Тинь Дзедун отмалчивается. Доверенное лицо господина Чао в ведомстве генерал-губернатора никакой ясности в вопрос не внесло, а надежные люди из клиники «Куин Элизабет» передали, что доктор Меркер почти двое суток пробыл в спецлаборатории под охраной полиции. Но чем он за этой закрытой дверью занимался – тайна.

– Выясните во что бы то ни стало! – строго проговорил господин Чао. – Вы от меня получаете деньги или нет? В мире нет ничего запертого на все сто замков. Отыщите незапертый! Если лицо Тиня сияет как у торжествующего дракона – на то есть свои причины! Выясните какие! Не то вам несдобровать…