Мертвые хризантемы - Марина Крамер

мной, я была моложе на два года. Но постепенно, стоя в паре на «Орешках», мы стали общаться. Дина с удивлением выслушала историю о том, что Мария Семеновна возит меня на своей машине в соседний город, что мы познакомились в автобусе – о том, почему оказалась в нем, я, конечно же, умолчала. Дина не сразу поверила в эту историю, но постепенно убедилась, что я не вру. Она стала помогать мне учить те связки и танцы, которых я не знала, и я очень быстро догнала группу. Способности у меня действительно были, и Мария Семеновна вскоре решила поставить танец, где я буду солировать. Это, к моему удивлению, очень разозлило Дину – оказывается, до моего появления местной «звездой» была она. Мне стоило больших трудов убедить ее в том, что я ни о чем не просила Марию Семеновну, я даже пробовала отказаться от сольного номера – настолько важны были для меня отношения с Диной, только-только начавшие налаживаться.

На первый концерт мама приехать не смогла, зато Динкины родители сидели в первом ряду. От волнения я едва не забыла все движения – с первого ряда на меня смотрел мой отец. Я узнала его сразу, Динка была очень на него похожа…

Когда в самом конце мы все вышли на общий поклон, я не могла заставить себя не глазеть на того, кто даже не подозревал о моем существовании. Отец был выше среднего роста, темноволосый, с густыми бровями, сходившимися к переносице, когда он хмурился. В руке он постоянно крутил небольшой браслет из бусин, украшенный красной кисточкой. Мать Динки я не рассматривала – она меня совершенно не интересовала, как будто была каким-то побочным продуктом.

Когда концерт закончился, Дина потянула меня за руку:

– Идем, я тебя с родителями познакомлю, – но я, поняв, что не смогу произнести ни слова и буду выглядеть дурочкой в глазах отца, замотала головой, вырвала руку и убежала в туалет, где, запершись в кабинке, рыдала до тех пор, пока меня там не обнаружила уборщица.

Домой меня отвезла Мария Семеновна. Она уже знала, что никакого отца у меня нет, что я все выдумала про его командировку в тот день, когда мы познакомились. Знала, что мама так устает на работе, что крайне редко заглядывает в мой дневник, но при этом учусь я хорошо, почти на одни пятерки. Познакомилась я и с ее матерью, которая оказалась врачом и работала в родильном отделении нашей небольшой больницы. Я стала часто бывать в ее квартирке, помогать по хозяйству, ходить за хлебом и молоком, а взамен получила доступ к библиотеке, где, помимо медицинской литературы, оказалось еще множество прекрасных интересных книг.

Отношения с Диной становились все более дружескими, но я наотрез отказывалась от всех ее предложений зайти в гости – это казалось мне чем-то немыслимым, я почему-то была уверена, что отец непременно меня узнает, и неизвестно, чем это закончится. Мне даже в голову не приходило, что он понятия не имеет о том, что я существую.

В их квартире я оказалась в тот день, когда отравилась Динкина мать. К этому времени моя мама устроилась на цементный завод, и мы, обменяв свою квартиру на меньшую, перебрались в Осинск, что, конечно же, облегчило мою жизнь. Мы с Диной стали практически неразлучны, я пошла в ту же школу, где училась она, и на переменах мы непременно секретничали в уголке, вызывая недоуменные взгляды моих и Динкиных одноклассников. Два изгоя сошлись и вцепились друг в друга, чтобы как-то выжить среди сверстников, не прощавших мне то, что я новенькая и пришла в середине года, а Динке – ее характер и странность. Но нам никто и не был нужен.

В тот мартовский день со мной случился неприятный казус – в школьном дворе меня толкнул в растаявшую снежную кашу одноклассник, здоровенный второгодник Гавриков. Я растянулась во весь рост, намочила и пальто, и колготки, и даже шапку. Пока дойду до дома – простыну, и Динка, жившая через дорогу, предложила зайти к ней и все быстренько почистить и высушить.

– Моих все равно дома до вечера не будет, – объяснила она, когда я в очередной раз заупрямилась. – Мама на работе, а папа куда-то с утра уехал, сказал, что будет поздно. А ты в таком виде еще и насморк подхватишь, а то и похуже чего, а у нас концерт через две недели.

Словом, выбора у меня не осталось, пришлось идти…

Впустив меня в квартиру, Динка небрежно сбросила прямо на пол у вешалки дорогую белую дубленку – страшную редкость в нашем городке – и пошла куда-то вглубь квартиры, велев мне раздеваться и проходить. Я замешкалась, пытаясь расстегнуть верхнюю пуговицу на пальто, но петля-резинка закрутилась намертво и не поддавалась. Я крутила ее во все стороны и вдруг услышала истошный визг Динки. Мгновенно сбросив сапоги, я побежала на голос и замерла на пороге спальни, пораженная увиденным. Динка стояла на коленях перед кроватью и, закрыв ладонями лицо, раскачивалась из стороны в сторону и выла, а на кровати, аккуратно заправленной красивым красно-коричневым покрывалом с кистями, лежала ее мать, одетая в странную одежду, и, казалось, спала. Рядом на тумбочке лежало несколько пустых упаковок от таблеток. Мне было всего двенадцать, но я в ту же минуту поняла, что мать Динки мертва и причиной наверняка стали таблетки.

Динка выла все громче, я зажала уши, совершенно не понимая, что делать, и в этот момент в дверь позвонили. Я вышла в коридор и, подойдя к глазку, спросила:

– Кто там?

– Это соседка. Что там у тебя происходит, чего ты орешь, как дурная?

– Это не я…

Я с трудом отперла замок и впустила женщину в теплом длинном халате. Она удивленно оглядела меня с ног до головы и спросила:

– Ты кто?

– Я Люся…

– А Динка где?

– Она там… в спальне… мне кажется, что ее мама умерла…

Тетка секунду смотрела на меня, приоткрыв рот, а потом ринулась в комнату, откуда заорала не хуже Динки. Мне стало так страшно, что я забыла о своем мокром насквозь и грязном пальто, о захлестнувшейся петле, о промокших колготках… Сунув ноги в сапоги и подхватив портфель, я кинулась вон из квартиры, даже забыв закрыть за собой дверь. Я бежала, не разбирая дороги, не понимая, куда вообще мчу, и абсолютно потом не помнила, как попала домой, открыла квартиру… Меня долго рвало в туалете, потом я, как могла, застирывала пальто, пришивала разорванную петлю и все время чувствовала себя предательницей. Я убежала и бросила Динку в тот момент, когда, наверное, была ей нужна…

На следующий