Энергия заблуждения. Книга о сюжете - Виктор Шкловский

Но великие пути литературы и энергии заблуждения святы.

И этот путь для себя, для самого себя и для того, чтобы человек, как говорится, не эксплуатировал человека, чтобы они были своими.

Я не испестрил книгу цитатами из многих книг.

Прекрасными и разноцветными цитатами.

У цитат обветриваются края.

Вырезанная из лабиринта сцеплений художественного произведения цитата может умереть.

Толстой не боялся изобразить смерть.

Смерть коня.

Волки, поедающие мясо убитого старого животного.

Это больше, священнее, чем священные войны.

Толстой не боялся смерти сильного.

Лошади письменности не знают.

Историю свою Холстомер рассказал устно, при полном внимании аудитории. Они верили ему.

Толстой думал, что хоть конь может говорить правду.

Коня надо заставить говорить правду.

Из всех зол человечества Холстомер со спокойной иронией говорил об одном – о собственности.

Холстомер избежал того арзамасского ужаса, который поразил Толстого-собственника, когда он искал выгодных покупок для расширения его собственности для себя и для своих детей.

Конечно, мысли должны иметь точное и ясное сцепление.

Это для мыслей так же важно, как сцепление вагонов для поезда.

Говорящие лошади известны в сказке.

И они говорили обыкновенно доброе.

В сказке говорится: было три брата – два хороших, один дурак.

Но дуростью тут называется своеобычность и отношение как к долгу к своей жизни.

К своей любви.

Дураки, только они всего добиваются в сказках.

Так что они должны быть предметом тщательного изучения умными.

Характер появляется у героев, которые всем жертвуют.

У чудаков, которые не боятся отличаться от других.

Героев, которые не слушают предостережения лошадей.

Как у Гомера.

Говорящие звери не новость в искусстве.

Даже есть целый том индусских рассказов, в которых действуют животные, представляющие разные должности человека, разные его социальные оценки. Причем, читая, забываешь, что они не люди.

Там животные переносят огонь с места на место.

Мир животных знал человека, которого любопытство к колдовству перевело в положение осла.

Это золотой осел Апулея.

У Сервантеса собаки представляют существа, которые презирают мир богатства.

В мире деклассированных они представляют испанский народ со спокойным уважением.

Собаки-реалисты, снимающие романтический налет.

Собаки у Гоголя, в «Записках сумасшедшего».

Они обнаруживают своим поведением, что женщина, в которую влюбляется Поприщин, любит другого и презирает его. Они говорят, что у него на голове вместо волос сено.

Мир Свифта – это мир коней, к которым приходит эмигрант из человеческого мира, путешественник по различным странам, в которых он был и великаном, и карликом; даже летал.

Этот мир нереален, потому что лошади как бы могут работать руками; это как бы не додумано фантастом, который во всем сохраняет отношение большого и маленького.

Но самое великое из существ, которые печалятся о бедах человечества, это Холстомер.

Холстомер – лошадь, безвинно кастрированная.

Лошадь величайших кровей, величайших качеств, – она объединяет всех лошадей и очень хорошо себя ведет как учитель лошадей.

Шкура пегого рысака знаменитых кровей содержит несколько черт жизни гениального дворянина среди дворян-обывателей.

Люди не бог весть какой знатности не хотят с ним разделить стол.

Мир коней лучше.

Кони сперва презирают старого мерина.

Но потом узнают его и слушают его как учителя жизни.

Сам Толстой мечтал когда-то вывести новую породу лошадей. Он хотел это сделать в приволжских степях, желая подарить Башкирии новую породу лошадей.

Холстомер в мире литературы поставлен в положение короля Лира.

Он король, но он потерял все.

Печально можно сказать, что он потерял конскую семью.

Но зато он знает семью людей. И он учит людей не верить людям в хорошем платье.

Людям «ком-иль-фо».

В костюме от хорошего портного.

Холстомер очеловечен так, что не задается вопрос, а как он мог действовать руками или как он мог разговаривать.

Он был другом конюха, которого секли, а конюх плакал, обняв Холстомера; и Холстомер лошадь, которая знает, что человеческие слезы солоны.

Холстомер был в высшем обществе.

Теперь он презираемый коняга, годный только для конюшего. Он в беге обгоняет всех рысаков, он присутствует при жизни и приключениях богатой молодежи, и он видит людей богатых и презрительно рассказывает о том, что человек называет собственностью.

Холстомер – длинный разговор.

Это длинная проповедь о том, что собственность не только кража, но собственность понятие, в котором не заключено удовлетворение желаний человека.

Он может не иметь ничего хорошего, хоть он и богатый. Холстомер, рассказывая свою историю, переходит к мыслям, которые как будто прочтены в книгах Фурье, Прудона, в тех книгах, которые читал и писал Герцен. Которые читал Толстой и хотел найти другой путь. Зная, что запрещенный Герцен не прочитан. Герцен, по мнению Толстого, – сорок процентов всей русской литературы.

Сам Толстой не помещался в русскую литературу. Он оказался много шире.

«Холстомером» гордится Толстой.

Если стремится знаменитый человек получить памятник, то это построение иронично к самому понятию посмертной славы.

Холстомер нужен и по смерти.

Когда его убили и разрубили на куски, то волчица похитила куски и накормила ими детей, и это нас привлекает.

А человек, фамилию которого я опять забыл, похоронен в нарядном мундире, а этот мундир соответствует шкуре лошади, по которой узнают его породу.

Его приносят в какое-то место, где раскапывают кости других ненужных людей, и именно туда зарывают бывшего богача и аристократа, вместе с кисточками на углах его гроба.

В «Холстомере» Толстой прощается с дворянскими представлениями о породе, о положении, о костюмах.

«Холстомер» – я сейчас скажу другую вещь – и «Дьявол» самые печальные вещи постаревшего человека.

Человек, в смысле отдельный человек из человеческого общества, он несчастен.

Жене читать, что она оскопила своего мужа, очень неприятно. Она не его хотя. Есть такое слово на юге России.

А он не имеет права любить.

Если у него есть любовь, то миллионы его раздавливают при помощи паровоза, или они охаивают любовь, за то, что предмет любви социально неполноценен, вернее, не ровен любящему.

Их жизнь, их стремление в этом, а не в том, чтобы быть счастливыми.

И это точка зрения Толстого. Он живет в этом мире.

У него похитили жизнь любви – как у Анны Карениной.

У самого Толстого неважная лошадь, и каждое лето он ездит по лесу; его упрекают, что он имеет лошадь, он отказывается от нее, ее расковывают, он возвращает ее, не в силах отказаться.

Лошадь похоронена, по решению бывших учеников Льва Николаевича, в ногах Толстого.

Это был старый богатырский обычай, лошадь остается при хозяине.

Толстой создал один из самых больших яблоневых садов в Европе.

Был страшный холод. Яблони все замерзли.

Он посадил антоновку. Это порода дочеловеческая, корневая.

Деревья стояли черные, это была черная смерть.

Их срубили. Некоторые оставили; год, два, десять они стояли черные.

И вдруг зацвели.

Сейчас они хорошо себя чувствуют.

Я рассказал вам образ человеческой культуры.

Она оживает, рассказывая о воскрешении.

Самое жизненное в Толстом – это то, что он выше того, что мы называем человеческой культурой.

Не художественные достижения, а его умение.

* * *

Но дело не просто.

И я не могу так оставить «Холстомера».

Свифтовский текст о государстве лошадей замешан на презрении к людям.

«Холстомер» написан на попытке презрения.

Оно не удалось.

Лошади Толстого жалеют людей.

Холстомер, как объясняется в тексте у Толстого, это размашистый бег рысака орловской, русской породы.

Этот аристократ – изгой, но он самых высоких кровей и возможностей.

Но лошади на ответ Холстомера, что он, Холстомер, производитель нового лошадинства, говорят, что он не может этого сделать. Он мерин.

В который раз скажу, что когда братья Левины ссорились, спорили о наследстве, брат Левина говорил Левину: твой план трудовой коммуны хорош, но ты пропустил самый главный вопрос (вопрос о собственности), – Холстомер будет говорить то же, что и брат-нигилист; не сказано о жизни главное – вопрос о собственности.

Толстой это понимал.

Он купил землю и записал: вот, купил землю, а соловьи поют по-прежнему и не знают, что они теперь мои, а не казенные.

Холстомер говорил, что счастье людей не в том, что считают за счастье лошади, а в том, чтобы как можно больше вещей назвать своими.

Холстомер говорил о необходимости изменения психологии.

Этой темы не было у Свифта.

И в то же время здесь вопрос о половой жизни, потому что «мерин» – это, по мнению людей, неприличное состояние.