Танцы на осколках (СИ) - Пасынкова Юлия Александровна

— А ты хитрая змея, ­- служанка подошла ближе, скрестив руки на груди.

Началось.

— Ты о чем? — я выпрямилась, не нравился мне ее настрой.

— Сначала прикинулась этакой невинной овечкой, мол, Брест тебя совсем не волнует: мы же такие дремучие по сравнению с Прежними. Чем деревня может такую как ты заинтересовать… Потом гуторила, что не полезешь к нему, еще и кривилась, что я к тебе с «глупостями» лезу… А сама за моей спиной во всю хвостом крутила!

На меня вдруг разом навалилась усталость. Мне осталось вытерпеть вздорную девицу еще один день, а потом свалить с Герой и никогда ее больше не видеть. С этой мыслью я закончила отмываться, пошла к берегу, бросив через плечо:

— Тебе даже как-то сам Брест говорил, чтобы ты унялась, но я повторю еще раз: «Уймись!». Мне до прошлогоднего снега ты, наемник и весь этот балаган. Все что я хочу, это забиться куда-нибудь в угол, проскрипеть остаток своих дней, или что там у меня будет.

— Ты и в тот раз так же говорила, а потом хихикала с ним, танцевать потащила. А много ли мужику надо? — не отставала служанка.

— А я смотрю, ты высокого мнения о своем любимом, раз считаешь, что ему только хиханьки да танцульки нужны, — я натянула рубаху, — Сказала же: Брест мне ни сват ни брат, как, впрочем, и ты. А вообще знаешь что? Давай закроем эту тему раз и навсегда! Если уж не захотел мужик быть с тобой, то неважно кого он выберет: принцессу Анабель, меня или свинью из хлева — он просто не хочет быть с тобой. И чем быстрее до тебя дойдет, тем быстрее сможешь жить дальше. Насильно мил не будешь.

— Ты паршивая лгунья! — взвизгнула Милка, — Слова заумные баешь, прикрывая свою брехню! А сама задницей виляешь перед ним. Но я выведу тебя на чистую воду, в этом не сумлевайся.

Служанка схватила свои вещи, шумно пролетев мимо меня. Я тяжело вздохнула: словно с деревом поговорила. С мстительным, твердолобым деревом. Надо будет приглядывать за ней, пес её разберет, что может обиженная девка выкинуть. Мои мысли прервал треск сучьев и деликатное покашливание.

— Все нормально, проходи, — откликнулась я.

Гера тихонько выплыл из-под пихтовых веток с другого конца поляны:

— Мы закончили. Искал тебя, хотел поговорить. Освежилась?

— Еще как, — криво ухмыльнулась я.

— Слышал, — отозвался Прежний, спокойно усевшись на траву, — Ваших криков разве что в Триннице не заметили.

Он сорвал травинку и запихал себе в рот, принявшись гонять ее между зубов.

— Наверно не только слышал, — я уселась рядом.

— Не без этого, — отозвался Гера.

Мы замолчали. Прежний наверняка просматривал мои мысли вдоль и поперек.

— Ты знаешь про библиотеку и ученых, почему ты так спокоен? — я первая нарушила тишину.

Парень не торопился отвечать, тщательно подбирая слова. Он что-то прикидывал в уме, не посвящая меня в свои планы. Его лицо бледным пятном выступало из ночного воздуха. Геру что-то угнетало, но я не хотела выдавливать из него это силой. Прошло еще пару минут, прежде чем он заговорил:

— Тебя не устроит то, что скажу, но… Мне нравится эта жизнь, это время. Люди стали проще, честнее. Пропали излишки быта, роскошь, которая только портила нас. Все наносное отвалилось, словно короста от зажившей раны, а взамен мы получили магию, о которой даже не знали.

— Люди не изменились, — процедила я сквозь зубы.

— Ты этого не замечаешь, но так оно и есть. У них пропали нелепые желания о карьере, новой машине или любовнице, хотя мысли о любовницах остались, уж поверь, — Прежний тепло улыбнулся. — Люди стали ценить жизнь, как таковую, и перестали тратить ее на пустое.

— Ага, теперь они заботятся только о том, как бы прожить еще год и не сдохнуть с голоду, как бы бабе выносить и родить, а не умереть от заражения, и еще много подобных прелестей. Гера, ты можешь рассказывать такие басни кому угодно, но не мне.

Парень поднял руки в примирительном жесте, дескать «не стану спорить». Он грустно улыбался, словно при прощании. Мне стало не по себе. Убедившись, что я не собираюсь дальше доказывать свою правоту, Прежний обнял меня, заправив мокрую прядь за ухо:

— Ты же знаешь, что споры — это пустое. Не буду тебя отговаривать от того, что ты задумала, но и помогать не стану, прости. Восстановление нашего мира — это плохая идея.

Он отстранился, уставившись на спокойную водную гладь. Я не была удивлена его сообщением, о чем-то подобном давно подозревала. Горечь волной начала подниматься внутри, от чего хотелось засунуть голову в песок или отмотать время назад: единственный человек, на которого могла рассчитывать, отказывает в помощи.

— И еще, — внезапно повернулся парень, — Раз пошла такая пьянка… Относительно камня я передумал. Если по прежнему хочешь свистнуть его у Бреста, то не стану тебя разубеждать в этом, но… В общем, с тобой на зимник я не пойду, останусь с бабой Ежной.

Я уставилась на друга, который не хотел смотреть мне в глаза. Он молча глядел себе под ноги, выдергивая травинки и выкидывая их в воду.

— Ты издеваешься? — вырвалось у меня, — Я же о нас забочусь, дурья твоя башка!

— Может быть… Но я остаюсь с ведьмой, — заключил Гера. — Так будет лучше для всех.

Он, наконец, поднял на меня взгляд. В темноте его глаза были угольно черными. Мне хватило долей секунд, чтобы оценить предательство:

— Ах ты сукин ты сын! — взорвалась я, — Послал бы сразу лесом, а не играл бы в благородство! Да ты с самого начала не собирался со мной уходить!

Прежний молчал, опустив голову. Я подскочила, принявшись ходить кругами.

— Нет-нет-нет, так просто ты от меня не отделаешься! Объясняй! Сейчас же!

Гера поднялся. Он закинул руки за голову, шумно выдохнув. Открыл рот, помолчал и захлопнул обратно. Я стояла, нетерпеливо притопывая ногой. Руки пришлось сцепить в замок, чтобы не надавать по этой виноватой роже.

— Ну?

— Не могу, — наконец ответил парень.

— А?! Повтори в другое ухо, а то видимо в это вода попала. Ты что, только что послал меня лесом и даже объяснения не дашь?

— Да черт тебя дери! Не могу я с тобой рядом находиться! Поняла, дура? В кои то веки, мне стало интересно жить, и не хочу опять утонуть в душевном дерьме из-за тебя!

Я стояла огорошенная:

— Да о чем ты вообще?

— Сама вспомнишь, когда придет время, — отрезал Гера.

— Нет, ты…

Договорить он не дал:

— Я сказал, сама вспомнишь!

Парень развернулся и зашагал к избушке, по пути обернувшись:

— И еще. Баба Ежна зашептала заразу в крови Бреста, но надолго этого не хватит. Рано или поздно плотину прорвет…

Я стояла, обхватив себя за плечи, старалась унять дрожь. Меня трясло от холода и предательства, а беспокойство за наемника змеей заползло в нутро.

— Что потом?

Гера отвернулся, бросив через плечо:

— Он умрет.

Прежний скрылся в черных кустах. Я смотрела в удаляющуюся спину и как никогда остро осознала, что осталась одна. Раньше было привычно, странствовать в одиночестве, ни с кем не сближаясь, но в который раз снова наступаю на те же грабли. Только к кому-то привыкаешь, кому-то начинаешь доверять, как обязательно случается подобное дерьмо. Устало опустившись на траву — сил не осталось — я уставилась на спокойное зеркало ночного пруда. Где-то плеснула рыба, в лесу проухала сова, рядом жужжали комары, но мне было наплевать на всю пастораль. Ночной воздух отдавал прохладой, и мысли постепенно стали приходить в спокойное русло. Что ж, если Гера не хочет мне помогать — хозяин-барин, но от своих планов я не отступлюсь, все сделаю сама, благо у меня есть время. Время.

***

Брест сонно потирал глаза. На удивление он хорошо себя чувствовал: не знобило, и как будто рана стала меньше болеть. Ночью бабка выгнала девок из дому, собрала пахучие травы из своих припасов, сделала припарки и объяснила Гере, что и как надо смешивать, какие слова говорить. Наемник не сопротивлялся — сил не было. Он просто смотрел на все словно со стороны, позволяя старухе плясать вокруг него. Ведьма наложила повязку, прикрыв глаза, зашептала что-то над раной. Постепенно боль перестала пульсировать, и Брест завороженный шипяще-свистящим шепотом забылся спокойным сном. Утром мужчину насилу разбудила Милка.