Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR] - Василий Звягинцев

— Плагиат, — буркнул себе под нос Шульгин, а вслух спросил, не было ли речи, частная организация, государственная или интернациональная.

— Скорее интернациональная, глубоко законспирированная, что понятно. Страшно вообразить, что началось бы в мире, заяви одна из держав, будто собирается учинить межвременную интервенцию. Куда там иракской или югославской проблемам. А тут нечто вроде «Союза озабоченных гуманистов», имеющих возможность избавить мир от гибели, не привлекая внимания общественности, не требуя ни славы, ни награды…

— Весьма возвышенно. И как?

— Да совершенно так же, как в упомянутых мной произведениях. Направить в тот мир достаточное количество подготовленных людей, которые точечными воздействиями изменят вектор его развития настолько, что он больше не сможет вредно влиять на наш. Обе Вселенные заживут каждая своей, независимой жизнью. Способы перемещаться через межвременной барьер у них есть. Программа необходимых изменений — тоже. Не хватает исполнителей. Невозможно в исторически короткий срок найти сотни людей, способных понять и правильно воспринять суть задачи, с должным интеллектуальным развитием и профессиональными качествами, пригодных к ювелирной работе в чужой реальности…

— Очень мудро сказано, — согласился Шульгин. — А случайно такого сравнения не промелькнуло, с двумя поездами, несущимися навстречу? Что остается последний шанс развести стрелки и сделать это можете только вы? Организация в целом, я хочу сказать…

— Знаете, Александр Иванович, — слегка удивленно сказал Затевахин, — промелькнуло нечто подобное. Не ручаюсь за дословность, но, кажется, было. Не помню даже, сам ли Медведев такой пример привел или директор, время от времени вступавший в разговор. Вы сейчас сказали, и я вспомнил… Но вас ведь там не было…

— Дедукция. Или индукция, вечно путаю. Одним словом, теперь мне ясно почти все. Дальше говорилось, что ваше изобретение — тот самый шанс и есть. Что с вашей помощью они подготовят необходимый контингент количественно и качественно, переправят их сюда. «Волонтеры» создадут плацдарм, на него примут вас с помощниками и оборудованием. И так далее. Правильно?

— Совершенно правильно, Александр Иванович. В самую точку… Но из ваших слов, действий, мимики даже — я делаю вывод, что на самом деле все обстоит иначе, чем излагалось мне?

— Настолько иначе, что совсем наоборот. Налицо акт агрессии из еще более потустороннего мира, чем вы увидели здесь. Сначала вашими руками и руками вам подобных намечено нанести парализующий удар (как оса-наездник втыкает жало в нервный узел жертвы, оставляя ее живой, но беспомощной) по реальности «2005». Затем, «приведя ее к покорности», колонизировав в определенном смысле, сместив вектор развития в нужную сторону, развернуть фронт на сто восемьдесят градусов, обрушиться на нас. Очень похоже, кстати, на гитлеровскую стратегию в тридцать девятом — сорок первом. До последнего пользоваться нашими ресурсами, а потом — «блицкриг».

— Не вижу смысла. Если они уже у нас успешно освоились…

— Разные вещи. Вообще, ликбезом займемся в другой раз. Сейчас вопрос ребром — согласен перейти на нашу сторону, не за страх, а за совесть? Или?..

— Как будто у меня есть выбор…

— Верно замечено. Тогда пойдем.

— Далеко ли?

— В соседнюю комнату. И начинай вспоминать, когда, где, сколько людей обработали, кому какие схемы всаживали. Сможешь?

— Тут мочь нечего, на хардах все записано.

— На тех машинах, что мы взяли?

— И на тех, и на других, в нашей Москве.

— Держи телефон, сейчас я тебя с нашим инженером соединю, объяснишь, как данные скачать.

Глава 18

Отпущенные Олегом Константиновичем после ужина офицеры спустились вниз и присели на скамейке недалеко от главных ворот. Чекменев остался при начальстве.

Как положено, закурили, присматриваясь друг к другу. Вернее, присматривались к Уварову, остальные так или иначе были знакомы. Старшим по чину да и по должности был Миллер, войсковой старшина[37] и с недавнего времени — флигель-адъютант. Еще не удостоенный титула «царский спаситель», вроде пресловутого Комиссарова[38], но это как бы подразумевалось.

— Удачно выступили, капитан, — сказал он. — За кресты и погоны полагалось бы с вас…

— С удовольствием. А погон-то новых нет еще…

По распоряжению князя он звездочки сковырнул немедленно, но дырки выглядели неопрятно.

Миллер тут же достал из кармана пару новеньких капитанских. И где только успел взять?

— Искренне благодарю. За нами тоже не ржавеет. — В полевой сумке Уварова оказалась плоская пол-литровая фляжка спирта. Какой смысл занимать половину объема водой?

Брызнули на тканый шелк гвардейских погон, на орденские кресты, отхлебнули, новые товарищи тут же с двух сторон пристегнули ему на плечи переводящие в иной разряд знаки различия.

— Теперь — к делу, — предложил Миллер. — Я — начальник гарнизона. С диспозицией капитана полностью согласен. Предлагаю к передислокации приступать немедленно. С боеприпасами как?

Хуже всех были вооружены казаки. Наганы, шашки, карабины тридцать восьмого года, по сорок патронов на ствол. Два конно-вьючных пулемета Максима-Дегтярева. Воевать не собирались, выезжали на обычные полевые сборы, где больше стипль-чез да вольтижировка.

Гренадеры имели длинные винтовки для несения парадно-караульной службы, но еще и автоматы, как раз на подобные случаи, и четыре ротных пулемета.

— Казакам шашки снять, пулеметы — на отсечную позицию, — распоряжался Миллер. — Метров за пятьсот перед воротами. Поотделенно: цепью отсюда досюда, — показал на карте. — При появлении противника в зоне действительного огня — отходить к ограде, отстреливаясь, отнюдь не подставляясь и нанося врагу максимальный ущерб.

Есаул Недожогин кивнул, не вставая. Если впереди него будут диверсанты Уварова, успеет сориентироваться по месту.

— Тебе, Матвей, и думать особо не надо, — сказал Миллер ротному гренадеров. — Копайте окопы поглубже, ходы сообщения, гранатометы расставь. «Печенеги» вам две трети дела сделали. Углубляйтесь. Под Верденом немцы французскую пехоту из траншей двенадцатидюймовками год выбивали. Все, пожалуй. Местность ты лучше меня знаешь. Я буду со всем, что соберу, внутри ограды. Кой-какие опорные пункты имеются. Вы, капитан, — обратился он к Уварову, — представьте мне своего подпоручика. Правда, стоящий офицер?

— Вы даже не представляете насколько. Если в конце на поле боя уцелеет только один человек, это наверняка будет именно Константинов. Закон природы.

— Любопытно будет посмотреть. И хватит рассиживаться. По местам. Выводите, капитан Уваров, своих орлов на передний край. На вас вся надежда.

Валерию почудилось, что в голосе Миллера вдруг прозвучала плохо скрытая неприязнь. Зависть царедворца или просто не показались друг другу. Плевать, нам с тобой детей не крестить. Поглядим, кто себя как в деле покажет.

Уваров успел поднять «печенегов» из напрасно (в том смысле, что не для себя) вырытых окопов, разъяснить им новое задание и во главе с Рощиным направить десять боевых групп (по числу гранатометов) широким веером поперек проезжих дорог и пешеходных троп.

Получил от Константинова очередную гримасу неудовольствия за не устроивший подпоручика приказ.

— Не нарывайся, Митя! Пока ты меня слушал, все было хорошо. Завтра выживем — поручиком будешь, а то и с «Георгием». Без меня — через свой характер и эти звездочки потеряешь…

— Идите к черту, капитан. Накаркаете, не одно, так другое…

— Не дрейфь. Главное, все время перед глазами Его Императорского Величества крутись и стреляй погромче. В люди выйдешь…

Уже сильно стемнело, ноябрь на дворе, хочешь не хочешь. Лучше бы сейчас, конечно, выслать вперед дозор с рацией, а самому устроиться в гостевом доме у громадного, словно в замке Бриана де Буагильбера какого-то, камина, поболтать с господами офицерами о придворной и прочей жизни, а потом завалиться спать под пышное верблюжье одеяло. Даже и в одиночку, хотя девчонки из княжьей прислуги мелькали по коридорам и по двору довольно-таки привлекательные.

Ежели не заговоренные, вполне можно было хоть одну соблазнить на чашку глинтвейна с настоящим графом.

Но — «Наш путь степной, наш путь в тоске безбрежной, в твоей тоске, о, Русь! И даже мглы, ночной и зарубежной, я не боюсь! Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя. И ханской сабли сталь!»

Была бы рядом милая девушка, любящая старинные стихи, Валерий мог бы и продолжить: «И вечный бой! Покой нам только снится. Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица и мнет ковыль…»

Нет, господа, что же вы хотите? Капитану только-только исполнилось двадцать пять, и вдруг пошла служба, покатилась… Дай бог, чтоб не закружилась голова.