Кровное дело шевалье - Мишель Зевако

— Как тот, другой… — заметила служанка, вороша угли кочергой.

— Да, как и тот, другой. Ведь я свободна только по понедельникам и пятницам… Ты знаешь, как надо себя вести?

— Конечно, Алиса. Я опять превращаюсь в вашу родственницу… скажем, в престарелую кузину…

— Нет, я сказала, что ты — моя тетушка.

— Прекрасно. Меня повысили в звании. А ваш новый возлюбленный, видно, пташка поважней, чем бедный маршал де Данвиль.

— Замолчи, Лаура! Анри де Монморанси был лишь моим любовником.

— А этот?

— Я люблю его!

— А еще один, не маршал, а тот… первый… Разве его вы не любили?

— Маркиз де Пани-Гарола?

— Ну да, очаровательный маркиз. Знаете, что с ним случилось? Постригся в монахи! Представьте себе, в двадцать четыре года стал монахом! Он теперь отец Панигарола. Чудны дела твои, Господи! Вчера дьяволу служил, сегодня Богу! А этот-то что за птица? Как хоть его зовут?

Алиса не ответила. Она размышляла.

«Может, попробовать, вдруг получится… и тогда я свободна!» — думала девушка, а вслух она спросила Лауру:

— Так маркиз стал монахом? Какого ордена и в каком монастыре?

— Он теперь кармелит монастыря, что на холме Святой Женевьевы. А проповеди читает в церкви Сен-Жермен-л'Озеруа.

— Лаура, помоги мне. Ты можешь спасти мою жизнь…

— А что я должна делать?

— Попроси маркиза… отца Панигаролу принять мою исповедь.

Старуха проницательно посмотрела на девушку и прочла на лице ее невыразимое страдание и затаенную надежду.

«Так-так, что-то тут кроется… — подумала Лаура. — Надо бы разузнать».

— Не просто выполнить вашу просьбу, — ответила она Алисе. — Прихожанки так и осаждают отца Панигаролу… Но если я скажу, что именно вы хотите прийти к нему на исповедь…

— Ни в коем случае! — возразила девушка. — Имени моего не называй. Ты знаешь, Лаура, как я тебе доверяю, ты мне уже спасла жизнь один раз…

— Доверять-то доверяете, а вот имени вашего молодого человека так и не назвали.

— Потом, Лаура, потом! Это тайна… Я лучше умру, чем признаюсь, кто он такой. Любовь к этому человеку очистила мою душу. Я и предположить не могла, что мне будет дано испытать такое чистое, воистину святое чувство! Господи, а ведь он считает меня невинным целомудренным созданием! А я… я могу подарить ему лишь мое покрытое позором тело и мою падшую душу…

Ты знаешь, как я страдаю, я ненавижу сама себя. Ведь я уже пыталась покончить с собой, и ты спасла и выходила меня. А сегодня мне нужно одно — вырваться из-под гнета этой ужасной женщины, безжалостной королевы Екатерины!

Я больше не могу… не могу отдаваться тому, кого укажет мне королева! Не могу выпытывать тайны у любовников в постели! Я ломала комедию, изображала любовь, когда этого желала Екатерина! Боже мой, ведь я предавала тех, кого целовала! А теперь… теперь я люблю… Представь, как мне страшно и как я страдаю! Королева сделала меня вещью, у меня даже и имени-то нет!..

Алиса глухо разрыдалась.

— Ну перестаньте, перестаньте! — покачала головой Лаура. — Вы разнервничались, устали. Немного отдохните, и все пройдет. Гоните прочь эти черные мысли!

— Да, ты права, я так устала! — вздохнула Алиса и вытерла слезы. — И если ничего не получится, если я не обрету покой, мне останется только умереть!

— Да что это за разговоры о смерти! В вашем-то возрасте… Гоните прочь такие мысли, а то я решу, что вы вздумали последовать примеру красавчика-маркиза, ведь монашество — та же смерть!

При этих словах Алиса вздрогнула.

— Монах… — задумчиво произнесла она.

— Не волнуйтесь, я сделаю так, что он выслушает вашу исповедь. Сегодня у нас вторник, думаю, он примет вас не позднее чем в субботу вечером. А когда вы собираетесь в Лувр?

— В субботу утром. А теперь оставь меня, я хочу отдохнуть.

Алиса де Люс замолчала и, казалось, глубоко задумалась. Лаура не стала ей мешать.

А вечером, часов в десять, когда все огни в доме погасли, зеленая калитка бесшумно распахнулась, и на улицу де Ла Аш выскользнула женщина. Быстрым неслышным шагом пошла она к башне дворца королевы. В башне были пробиты узкие окна, освещавшие внутреннюю лестницу. Нижнее окно, забранное прочной решеткой, находилось как раз на высоте человеческого роста.

Женщина остановилась около этого окна и, приподнявшись на цыпочки, протянула руку сквозь прутья решетки и бросила внутрь записку. Эта женщина была старая Лаура!

XXIV

ПИПО

Эта глава нашего повествования будет короткой, но чрезвычайно важной. Заметим, что она названа именем собаки. А почему, спрашивается, пес не имеет права на собственную главу, как и любой другой персонаж нашего рассказа? Как бы то ни было, одно из деяний Пипо, скажем прямо, изменило участь его хозяина и косвенно повлияло на судьбу других героев этой истории.

Именно об этом подвиге Пипо мы и поведаем сейчас нашим читателям.

В то утро, когда арестовали шевалье де Пардальяна, Пипо, движимый братскими чувствами, сделал все, чтобы защитить своего хозяина и друга. Во время этого знаменательного сражения Пипо усердно поработал своими железными клыками, сопровождая драку грозным рычанием и звонким лаем: одного солдата он уложил насмерть, сомкнув у него на горле мощные челюсти, остальные отделались окровавленными, исцарапанными лодыжками и в клочья изодранными штанами.

Однако Пардальян был побежден, и Пипо, потерпев поражение, бежал с поля брани.

Численно превосходящий противник застал пса и хозяина врасплох и нанес им, как мы уже сказали, мощный удар.

Солдаты, взвалив на плечи связанного Пардальяна, вынесли его из комнаты, а Пипо помчался за ними вниз по лестнице. От него отбивались ногами и даже рассекли шпагой ухо. Но, оказавшись на улице, пес ринулся за каретой, увозившей шевалье. Наш герой (мы имеем в виду Пипо) стрелой помчался к Бастилии и по простоте душевной решил проникнуть внутрь.

Пипо не ведал запретов, стражники же, напротив, очень хорошо знали, что и кому запрещено. Результатом неведения Пипо и прекрасной выучки солдат явилось то, что пес получил по морде концом алебарды.

Несчастное животное было вынуждено ретироваться. Вслед Пипо полетели камни и огрызки. А когда пес вернулся, он обнаружил, что ворота закрыты.

Усевшись у ворот, Пипо издал долгий, мрачный вой, за которым последовал короткий, злобный лай. Жалобный вой адресовался пропавшему хозяину, а лаем пес угрожал стражникам. Однако шевалье не отозвался на жалобы Пипо, солдаты не стали ввязываться с ним в драку, и пес бестолковым галопом помчался вокруг Бастилии.

Он обежал тюрьму, но так и не нашел того, что надеялся обнаружить: какой-нибудь выход, откуда мог появиться его дорогой хозяин.