Чудо человека и другие рассказы - Андрей Балабуха

«Где были мои глаза», — подумал Олаф…

— Ты хочешь сказать?..

— Да.

— Фанни Флакс? Но зачем, почему?

— Это как раз просто. Даже слишком просто. Но только сейчас нам нужны не психологические изыски. Нам нужны доказательства. Согласен?

— Еще бы.

— А вот с этим дело у нас обстоит худо. Из рук вон худо. Не задевая наших добрых самаритян, доказать существование двойника Дорис Пайк невозможно. А ведь только наличие двойника объясняет все. Пожар нужен был не для того, чтобы замести следы преступления. Ведь его трактовали именно так. И я сначала думал о том же. И еще о том, что преступнику не повезло — пожарные приехали слишком быстро, труп не успел сгореть. Но ведь этого и не требовалось! Преступнику удалось все, чего он добивался: труп стал неузнаваемым, никто не нашел бы сходства в чертах Фанни Флакс и Дорис Пайк. А обгоревшие пальцы не давали возможности установить идентичность отпечатков. И керстограммы в мажордоме были уничтожены как свидетельство полной идентичности их голосов. Так что, положа руку на сердце, я не представляю себе, как пробить стену улик, воздвигнутую Фанни Флакс. Если только нам не поможет чудо…

— Ну, с чудесами в наш век небогато… Если не говорить о чудесах науки.

— Чудеса науки? — Магнус задумался. — Постой-ка… Черт возьми! Слушай, Олаф, что важнее: буква или дух?

— Не понимаю.

— Хорошо, сформулируем иначе: торжество справедливости или способ, которым она восторжествует?

— Справедливость, конечно, — чуть пожал плечами Олаф. — Ради справедливости я могу поступиться совестью. С ней я сговорюсь. Но что ты задумал?

— Подожди немного, — сказал Магнус, — я сейчас.

Он вернулся в кабинет минут через десять-довольный донельзя, улыбающийся, хлопнул Олафа по плечу:

— Ну, давай расплачивайся — и вперед. К чудесам науки и техники.

V

Назвать скорость, с какой примчался Лаверкрист, рекордной — значило ничего не сказать.

— Вы гений, мистер Вестман, клянусь! — чуть ли не закричал Лаверкрист, едва оказавшись на пороге кабинета Олафа.

Олаф улыбнулся.

— То есть?

— Губернатор подписал месячную отсрочку.

— Прекрасно.

— И Айрин утверждает, что пересмотр дела гарантирован и что Дорис будет освобождена за отсутствием состава преступления не позже чем через две недели.

— Что ж, я был бы последним идиотом, если б не согласился с миссис Даблуайт, — снова улыбнулся Олаф. Айрин Даблуайт была адвокатом Дорис Пайк, и не далее как четверть часа назад Олаф имел с ней весьма основательную беседу по телефону, беседу, закончившуюся к обоюдному удовлетворению.

— Мистер Вестман, вы сказали, что полиция обнаружит дневник Фанни Флакс, — и полиция нашла его. Вы сказали, что на этом основании можно будет добиться отсрочки, — и отсрочка подписана. Но…

— Что?

— Что там, в дневнике? Вы знаете?

— На что бы я годился, если б не знал?

— Значит, это вы первым нашли дневник?

— Конечно.

— Тогда при чем здесь полиция?

— Видите ли, мистер Лаверкрист, всегда лучше, если улики находит сама полиция. Правда, иногда ей приходится подсказывать — что ж, для того и существуют такие, как я.

— И спасибо вам за это! Но… Скажите… Айрин еще не видела дневника, она только говорила с инспектором Древерсом, и он заверил ее… Что там, в дневнике?

— Вы хотите знать это? Зачем? Разве не главное для вас — жизнь Дорис Пайк? Какое вам дело, мистер Лаверкрист, зачем и почему решила покончить с собой незнакомая вам больная женщина?

— Но ведь это касается Дорис… И к тому же — я должен знать это. В конце концов, для меня это и профессиональный интерес…

— Ах так, — Олаф постарался виду не подать, несколько ему противен такой поворот. — В сущности, после того как аутентичность текста установлена экспертизой и свидетельскими показаниями…

— Как?

— Видите ли, мистер Лаверкрист, Фанни Флакс уничтожила керстограмму своего голоса, заложенную в мажордом, как, впрочем, и все остальные. Но не бывает идеальных преступлений. Она забыла о своей машине. Знаете, такой специальный «форд-универсал» для инвалидов, куда можно въехать сзади на кресле-каталке и зафиксировать ее на водительском месте. Часть команд в таких машинах подается голосом. Уничтожить керстограмму в машине миссис Флакс забыла, как полиция забыла машину проверить. И мисс Зайак сразу же узнала голос Фанни Флакс. Так вот, поскольку аутентичность текста не вызывает никаких сомнений, инспектор Древерс, я думаю, предоставит в распоряжение адвоката копию. Вы сможете с ней ознакомиться — дня через два-три.

— Только? А раньше?

— Раньше? — Олаф задумался. А черт с ним, решил он вдруг, в конце концов, он немногим рискует. Зато любопытно будет посмотреть… — Что ж, можно и раньше.

Он подошел к маленькому стенному сейфу, достал оттуда коробочку — стандартный сафьянопластовый футляр для кассет кристаллопамяти. Несколько секунд Олаф подержал футляр в ладони, потом повернулся и протянул его Лаверкристу. — Прошу. Только учтите — копию я снимал на свой страх и риск. Так что помалкивайте об этом, идет?

— Конечно! — Лаверкрист схватил футляр, раскрыл. Зеленый кристалл искристо вспыхнул в солнечном луче. — Я могу воспользоваться вашим кристаллофоном?

— Пожалуйста.

— Хотя нет, постойте. Это… Это надо отметить. Нет-нет, по-настоящему мы отметим потом, вместе с Дорис. А сейчас — давайте мысленно выпьем. За ваш успех и за…

— Ну зачем же мысленно, — перебил Олаф, Высокопарные излияния Лаверкриста раздражали, но вместе с тем занимали его. Он подошел к бару, открыл.

— Что вы предпочитаете, мистер Лаверкрист?

— Джин, если не возражаете.

Хоть что-то мужское в этом человеке! Даже странно — он должен бы предпочесть какую-нибудь коктейльную бурду… Олаф плеснул в стаканы на два пальца «гордона», добавил горького индийского тоника.

— Прошу.

— Мистер Вестман, когда я впервые шел к вам, у меня не было даже тени надежды. Все кончено, считал я, и хотел лишь успокоить совесть, чтобы знать, что сделано все, не упущен ни малейший шанс, самая ничтожная вероятность. Мир казался мрачным и безнадежным. Потому что из него уходила — навек, а это страшное слово, клянусь, — Дорис. Ее красота. Ее обаяние. Ее талант. Вы даже представить себе не можете, что это такое — талант Дорис Пайк. Ее дар перевоплощения. Дар понимания… Я писал для нее тринадцать лет. Все лучшее, что я сделал, — было для нее. И теряло без нее смысл. Вы не просто вернули мне Дорис, женщину, которую я люблю, вы вернули мне смысл и цель жизни, мистер Вестман! И я хочу выпить за вас, маг и волшебник!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});