Ледяной смех - Павел Северный

— Именно понять и воспользоваться советом. До сих пор вы мне доверяли. Не так ли?

— Значит, уверен, что должен следовать сразу до Маньчжурии.

— До той самой нашей Полосы отчуждения, на которой рельсы Китайской Восточной железной дороги. Спасибо, что Витте вовремя о нас позаботился. Что ж, счастливый путь. Лихом меня не вспоминайте.

— О таком, дорогуша, молчи. Но обещай и мне, старику, себя сберегать, чтобы еще раз с тобой встретиться. Знаю тебя. Иной раз очертя голову в опасность лезешь.

— А поэтому и живу до сих пор, правда, уже без руки. Убежден, что людской страх — магнит для любой пули. Когда пожелаете сдать полк?

— Он давно в твоих руках. Построй его хотя бы завтра, а я, попрощавшись с ним, в путь на паре гнедых. А сейчас, дорогуша, нам предстоит нанести визит к «Злому».

— Зачем к нему?

— Вчера потребовал меня к себе. Он теперь важная птица. Особо уполномоченный Ставки на магистрали по всем вопросам эвакуации союзных и своих эшелонов.

— Может быть, лучше будет, если я один повидаюсь с ним.

— Спасибо. Резонное решение, ибо ты теперь законный командир. По правде сказать, просто не выношу «Злого». Только обещай, дорогуша, держать себя в руках. Он весь пропитан наглостью.

— Разве не знаете, что мы, беседуя, уже теребили друг другу нервы?

— Когда?

— Под Курганом. Вы тогда лежали в госпитале.

— Что скажешь, если спросит, почему я не явился на свидание?

— Покажу приказ. Ему понадобился командир полка, он перед ним. Кроме того, он для меня не начальство.

— Ну, с богом. Бери мою лошадь, и на станцию. Всего каких-нибудь четыре версты. Может, побреешься?

— Не подумаю.

***

На станции Обь, вблизи города Новониколаевска, поодаль от товарных пакгаузов на запасном пути, неделю назад встал бронепоезд с двумя комфортабельными служебными вагонами.

В них помещался штаб генерал-лейтенанта Генриха Генриховича Лимница с новым званием Особого Уполномоченного по чрезвычайным вопросам военной эвакуации на магистрали Великого Сибирского пути.

Свою военную карьеру капитан Лимниц начал в русско-японскую войну в штабе генерала Куропаткина.

С театра военных действий в Петербург Лимниц вернулся в свите опального командующего, но с орденом «Владимира с мечами» и погонами подполковника.

О существовании Лимница прогрессивная общественность России с возмущением узнала в тысяча девятьсот шестом году, когда он, командуя карательным отрядом, искоренял последствия революционной крамолы в городах Поволжья.

Газеты тогда немало писали о его ревностной преданности престолу, а главное, не забывали упоминать о чинимых им зверствах при расправах с арестованными революционерами.

Неприглядная деятельность палача с офицерскими погонами вынудила правительство отозвать его с этого поста, даже обвинить в превышении власти, но кличка «Злой» со страниц газет запомнилась и особенно крепко теми, кто так или иначе был причастен к первой русской революции.

В августовские дни тысяча девятьсот четырнадцатого года, когда Россия вступила в войну с немцами, генерал Куропаткин, формируя свой штаб, не забыл вспомнить о приятном офицере Лимнице, не покинувшем его в тяжелые минуты опалы на полях Маньчжурии, и Лимниц вновь отбывает на театр военных действий в штабе генерала.

Февральская революция застает Лимница в чине генерал-майора. Но Лимниц хорошо помнит о своей деятельности в Поволжье. Опасаясь, что и о нем помнят революционеры, Лимниц отбывает с фронта спешно: сначала в командировку в Петербург, а из него на Южный Урал. В Катав-Ивановском заводе находит приют в качестве инженера и доживает в нем до счастливых дней чешского мятежа, когда Ян Сыровый со своим начальником штаба полковником Войцеховским в Челябинске свергают Советскую власть. Лимниц появляется в Челябинске, заводит знакомство с Войцеховским, быстро находит с ним общий язык и, с согласия Сырового, остается при его штабе.

И наконец, при появлении в Омске адмирала Колчака, Лимниц сначала на скромной должности при Совете министров, а после встречи с генералом Сахаровым, найдя в памяти общих знакомых по двум войнам, Лимниц почти всегда около генерала в той или иной должности по наведению порядка в борьбе с подпольными организациями большевиков.

В Челябинске, Уфе и Омске Лимниц любил вспоминать свою родословную. Особенно похвалялся преданностью монархии, упоминая при этом, что это у него родовая черта, ибо его предок при Николае Первом был среди офицеров, доставивших в Петербург декабриста Пестеля.

Любил он рассказывать и о своих расправах с революционерами, за что и заслужил от них кличку «Злой». Так эта кличка стала известна в колчаковской армии и утвердилась за генералом после того, как Лимниц расстреливал всякого заподозренного в симпатиях к большевикам.

***

Когда полковник Несмелов с вестовым подъехали к вокзалу станции Обь, светило яркое, но не греющее солнце, а от блесток на снегу ломило глаза. На площади на трех столбах с телеграфными проводами трое повешенных.

Узнав от дежурного по станции место стоянки бронепоезда с вагонами Лимница, Несмелов, спешившись, приказал вестовому ожидать его, сам направился к бронепоезду.

Из-за безветрия дым из труб паровозов столбами поднимался ввысь. Возле эшелонов толпы людей и солдат. Ревут гармошки. Подойдя к бронепоезду, Несмелов увидел часовых. Из вагона вышел Дутов, Несмелов отдал честь, но Дутов в ответ только кивнул.

Войдя в вагон, Несмелов разделся. Попросил надушенного адъютанта о себе доложить. Через минуту адъютант пригласил его пройти к генералу. Несмелов сошел в уютный салон, обитый синим бархатом.

— Ваше превосходительство, командир Третьего Особого полка полковник Несмелов явился по вашему вызову.

Лимниц стоял у окна спиной и, не оборачиваясь, спросил:

— Почему явились? Я вызывал генерала Ломтикова.

— Вы вызывали командира полка. Он перед вами.

Лимниц повернулся. Оглядев Несмелова, достал из кармана френча портсигар, закурил папиросу, положил портсигар на столик, на котором стояла бутылка вина и два фужера.

Генерал был высокого роста и, несмотря на годы, сохранил спортивность фигуры. Его характерное, волевое лицо даже красиво. Седые волосы в завитках. Холодные глаза пытливы, но спокойны, зато руки в постоянном движении. Их кисти то утопают в карманах, то, заложенные за спину, сжимаются в кулаки.

Сев в кресло возле столика, Лимниц, не глядя на Несмелова, заговорил:

— Позавчера у меня был разговор с Ломтиковым, но он ничего не сказал о своей отставке. Оказывается, обходительный, но не искренний старик. Себе на уме.

Несмелов, не дождавшись приглашения сесть, сел в кресло без приглашения.

Лимниц вынужден был исправить свою нетактичность.

— Прошу простить. Бардак, творящийся на железной дороге, совершенно издергал нервы. Мы с вами уже встречались.

— Даже совсем недавно.

— Помню. Тогда я не смог убедить вас.

— Да, не смогли.

— И вы оказались правы, Ринову с его казачками красные намяли бока. Надеюсь, что сегодня поймем друг друга. Итак Третий Особый в ваших руках. Дельная боевая часть. Нужно признать, что в этом ваша заслуга.

— Заслуга генерала Ломтикова.

— Не скромничайте. Вам это не к лицу. Я принял решение сблизиться с вами, несмотря на различность наших характеров. Но мы оба злы на большевиков, и уже это должно нас сближать. У вас так же, как у меня, есть кличка. Для своих башкир вы «безрукий». Итак полковник. Постойте, почему полковник? Еще в Кургане читал приказ правительства о производстве вас в генерал-майоры.

— Знаю об этом, но считаю, что сибирское правительство неполномочно присваивать воинские звания.

— Но даже адмирал Колчак признал это право за своим правительством, когда оно присвоило ему звание полного адмирала.

— Разрешите мне остаться при своем мнении на этот счет. Чин полковника получил, когда русская армия была императорской.

— Ну, батенька, империи теперь и след простыл.

— Значит, быть мне полковником.

— Дурацкая блажь.

— Прошу не забываться, ваше превосходительство.

Лимниц даже вздрогнул от сказанного Несмеловым, но увидев в его глазах злость, поднялся. Несмелов продолжал сидеть.

— Ставлю вас в известность, что мне даны на железнодорожной магистрали неограниченные права, включительно до права изменять маршруты любых воинских частей.

— Мой полк не на магистрали.

— Но около нее. Я решил, что он должен быть у меня всегда под рукой. Знаете, необходимость в боевой части у меня может появиться в любой момент. Поэтому вам придется в Новониколаевске занять эшелон.

— К сожалению, ваше превосходительство, у моего полка есть четкая директива Ставки, не подлежащая изменению.