Сессия: Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский

Вот почему находки Даниэля Готлиба Мессершмидта остались без внимания. Этот естествоиспытатель из Данцига первым среди европейцев в 1719–1727 годах путешествовал по Сибири…

Примечание: есть мнение, что первым был все-таки пленный шведский офицер Ф.Стралленберг. Он увидел загадочные наскальные знаки в 1713–1722 годах, проживая в Сибири, и назвал их руническими из-за внешнего сходства с германскими рунами»…

Ну, наконец! Проблема разрешилась. А то – ангелы, ангелы! Сведенборг просто пообщался с этим – как его? – Стралленбергом (кстати: кто его оттуда вытащил обратно в Швецию – из Сибири-то?). И потом всё приписал духам. Или ангелам. Да какая разница? Нет, всё-таки про это нужно будет доложить на Культурологическом Конгрессе в Питере. И плевать на реакцию уважаемого академического сообщества!

Настроение у меня заметно улучшается. Я уже почти не думаю о результатах сегодняшнего экзамена у группы ЭПП-1. И вновь, как и вчера перед сном, задаю себе вопрос: а правильное ли решение я принял в том памятном две тысячи пятом – не заниматься больше серьезно наукой, не копаться днями напролет в библиотеках и не корпеть вечерами и ночами над компьютером, занося в его память пришедшие по прочтении мысли, а заниматься сравнительно честным отъемом денег у подросткового населения? Может быть, мне просто надо было продолжать идти тем путем, на который меня наставляли еще в годы существования Советского Союза – путем Декарта и Планка? Может быть, давно бы уже докопался до чего-нибудь такого, что даже официальная наука не смогла бы игнорировать?

Нет, не надо было. Жить тогда на что?

ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ: 25 ИЮНЯ 2009 ГОДА, ЧЕТВЕРГ

(4-24 ИЮНЯ ПРОПУЩЕНЫ ПО БОЛЕЗНИ. ДИАГНОЗ: КОНЪЮНКТИВИТ. ВСТРЕЧАЛСЯ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО С ГАЛОЙ

И ДИПЛОМНИКАМИ)

Пол-десятого утра. Я только что отдал больничный Кейсане, взял у нее ведомость и теперь отправляюсь отрабатывать свои дополнительные четверть ставки на дружественной кафедре философии. Иначе говоря, принимать экзамен по концепциям современного естествознания у будущих знатоков германского права: есть и такая группа в нашем разностороннем университете. В ней всего десять человек, причем пять уже досрочно разъехались на практику по немецким городам-побратимам. Проводить занятия почти не требовалось, так как все равно на них никто не ходил. Точнее, появлялись два человека, и те нерегулярно – две девчонки, одна из которых работает у нас в универе. Естественно, чтобы не мучить их и не мучиться самому, я пообещал всем им поставить хорошие оценки просто так, без всякого «взимания налогов» с моей стороны в обмен на то, что в случае проверки посещаемости занятий вину за их отсутствие они должны взять на себя. Так, я знаю, многие делают. В общем, сплошная красота и благодать. Картину портит только то, что сейчас присутствие второго человека на моем экзамене гарантировано, и этот человек – Гусейнов. Старик (ему далеко за шестьдесят), мужик спокойный, но плохо то, что он может быть и упрямым. А еще хуже, что я ни разу не слышал, чтобы он брал – один раз, правда, двоечницу из МП-1-03 попросил купить учебники за тройку, но это не считается. И, наконец, он физик по образованию, поэтому будет довольно трудно навешать ему лапшу на уши и объяснить, почему я собираюсь поставить четверки-пятерки людям, которые не могут сказать, чем отличаются кванты от кварков. Он-то ведь будет думать, что я с них предварительно сколько-нибудь да слупил!

Иду в корпус «Б» и, пройдя почти до конца коридора, захожу в незапиравшуюся с прошлого вечера сто пятнадцатую комнату. Не сажусь за стол – все равно скоро придется провести в сидячей позе как минимум полчаса, – а, заложив руки за спину, начинаю расхаживать взад-вперед, пытаясь успокоиться. Немного погодя в аудиторию забегает Ира Донскова со своей подругой, рослой симпатичной брюнеткой.

– Здравствуйте, Игорь Владиславович! – говорят они мне почти одновременно. В глазах – смесь сомнений и надежды.

– Здравствуйте, девочки! Проходите к столу, – приглашаю я. – Хотите узнать, можно ли решить вопрос?

– Да… – на правах «старшей» кивает за двоих Донскова.

– Ещё сам не знаю. Сегодня, надеюсь, отвечу вам. Мне надо сначала увидеть кое-кого.

– Но шансов больше за то, что удастся?

– Скорее всего.

– Ну, мы тогда вам пока оставим, а вы нам потом эсэмэску сбросите, если что.

– Хорошо. С учетом того, что в чистом виде приобрести то, что вам надо, теперь нельзя, вы можете оставить вот так… – я беру со стола чистый лист бумаги, приготовленный для записи номеров билетов у правоведов, и выписываю равенства «5=750», «4=500», тут же зарисовывая их клубами «дыма». – Это только поддержка, девочки. Учить всё равно нужно…

– Мы понимаем! – вновь за двоих отвечает Донскова.

– А вы, Ира, не могли бы взять на себя оставшихся товарищей из вашей группы?

– Не знаю… Мне бы не хотелось – там столько всяких ненадежных…

– Вот, Баграмову, например? У нее вроде всегда пятерки были – наверное, и в этот раз надо…

– Ой! Она мутная!

– Мутная?

– Да!

– Как насчет Рахимбаевой тогда?

– Фу! Какашка!

– А парни ваши, которые на тройку согласны?

– Это вообще вода в унитазе!

– Прямо вот так? – улыбаюсь я. От сантехнического ассоциативного ряда Донсковой мне становится весело.

– Да! Давайте уж лучше мы вдвоем, а остальные пускай сами, если что.

– Ладно, хорошо. А вас как зовут, кстати? – спрашиваю я у ее подруги.

– Оля Пензова.

– Очень приятно, Оля. Ладно, девочки – тогда вперёд!

Знакомый звук открывающихся женских сумочек и шелеста купюр меня теперь не радует. Почти в ту же секунду в коридоре раздаются приближающиеся шаги. «Быстрей!» – шепчу я. Едва успеваю спрятать деньги в карман, как в комнату на полном ходу врывается Бочков с торопящимся за ним Трофимовым. Я делаю девчонкам глазами знак, чтобы они как можно быстрее исчезли (впрочем, они понимают это и без меня), протягиваю руку Бочкову, которую он едва пожимает, и дожидаюсь, пока такое же формальное приветствие мне соизволит продемонстрировать Трофимов. Секунду спустя становится понятным, чем еще, кроме снобизма, объясняется вялость их реакции: в комнату входит Гусейнов.

– А где народ? – со страшно недовольной миной на лице спрашивает меня Бочков, располагаясь за партой напротив окна.

– Я им велел подходить к Б-203, – оправдываюсь я. – Мне на вахте сказали, что ключ от сто пятнадцатой не сдавали. Я не знал, что она открыта, и поэтому сразу взял от Б-203…

– Да мне чихать, кто и что сказал! – неожиданно взрывается мой партайгеноссе. – Сейчас сюда может комиссия прийти и проверить, здесь ли мы проводим экзамен.

Рявкание Бочкова едва не подбрасывает меня на месте от приступа гнева. У меня возникает сильнейшее желание подойти к своему дорогому шефу и прямо здесь отвесить ему несколько тумаков по роже. Я понимаю, конечно: маскировка перед Гусейновым должна быть, но не в такой же степени!

– Сейчас позвоню их старосте, – нехотя отвечаю я.

Нахожу в списке последних вызовов номер Татьяны Лащинской – приятной девочки, которая работает у нас в управлении БЖД, – и нажимаю на кнопку вызова:

– Алло, Татьяна? Да, добрый день еще раз. Подходите не в двести третью, как я вначале сказал, а в сто пятнадцатую, по расписанию. Да, она открыта. Всё. Только как можно быстрей давайте.

Через минуту стук каблуков оглашает комнату. Друг за другом входят Лащинская, ее подруга Яузова – девица поистине топ-модельного роста, и один незнакомый мне парень (на занятиях он не появлялся ни разу).

– Здрассте! – говорят мне все трое.

– Здрасте. Тяните билеты!

Я занимаю свое место за столом и фиксирую на листочке номера, которые они мне называют. Дождавшись, пока они рассядутся, кому где удобнее списывать, встаю со стула и делаю вид, что тщательно смотрю за тем, как бы они не достали свои шпаргалки. Двое не пришли, думаю я. Нет, уже только один – товарищ с забавной фамилией Сорвабашний. Вечно хитрящая и здоровающаяся только перед экзаменами Бакунина с лебезящим «здраасте!» прошмыгивает в аудиторию и показывает мне какую-то липовую справку. Из ее содержания следует, что сейчас ввиду состояния здоровья сдавать экзамен юрист Бакунина никак не может. Я отпускаю эту лисицу на все четыре стороны и говорю оставшимся бедолагам:

– У вас тридцать минут.

Будущие светила юриспруденции вздыхают так, как будто им было сказано про три минуты. Перевожу взгляд на Бочкова и Трофимова: они ухмыляются, чем вызывают у меня очередной приступ ненависти. Ладненько! Придёт время – я вам отомщу, уроды!

Гусейнов заискивающе спрашивает у Бочкова:

– Виталий Владимирович! Можно мне тоже вопросы задавать?

«И ты туда же, старик?! Надеешься подлизаться? Это бесполезно! Тебя все равно уволят сразу после аттестации!»

– Конечно, можно! Даже нужно! – мой шеф говорит с видом прокурора, требующего не просто большого, а максимального срока для преступника.