Милая девочка - Мэри Кубика

В доме я нахожу распростертый на полу труп Колина Тэтчера. Будучи патрульным, я несколько раз помогал вытаскивать пострадавших при авариях. На свете нет ничего похожего на это.

Нет ничего, что может сравниться с тем чувством, что охватывает при виде мертвого тела, ставшего твердым и холодным в ту долю секунды, когда душа его покидает. Распахнутые глаза становятся безжизненными. Глаза Тэтчера открыты. Плоть холодна. Я никогда не видел столько крови. Опускаю его веки и произношу:

– Хорошо, что мы все-таки встретились с тобой, Колин Тэтчер.

Мысли мои обращаются к Кэтрин Тэтчер, коротающей дни в этом чертовом доме для инвалидов. Вижу, каким станет выражение ее лица, когда я сообщу ей страшную новость.

Хэммил дает команду эксперту приступать к работе: фотографии, отпечатки пальцев, вещественные доказательства.

Не представляю, что можно здесь найти. Точно ничего, на что они рассчитывали. Пахнет здесь отвратительно. Впрочем, что я ожидал увидеть? Орудия пыток? Цепи и щипцы? Наручники, на худой конец? Передо мной грязная комната с дурацкой елкой. Даже моя квартира и та уютнее.

– Проверьте это, – произносит чей-то голос, и человек бросает на пол куртку-парку.

У меня задрожали колени. На столе из дешевого пластика нацарапано: «Здесь были мы».

– Что думаете об этом?

Провожу пальцами по буквам.

– Не знаю, – честно признаюсь я.

В доме появляется Хэммил, его зычный голос заставит прийти в себя и мертвого.

– Можешь ее забирать, – говорит он мне и слегка пинает носком тело Тэтчера.

– Что она рассказала? – спрашиваю я, скорее для того, чтобы создать видимость нормального разговора. На самом деле мне плевать, что она ему сказала.

– Сам услышишь.

Что-то в его интонациях вызывает мой интерес. Он ухмыляется, давая понять, что знает нечто такое, что неизвестно мне, и добавляет:

– Все нормально.

Склоняюсь над Колином Тэтчером. Деревенеющее тело на дощатом полу.

– Что ты наделал, – произношу я и выхожу на улицу.

Она сидит в машине скорой помощи, вокруг нее крутятся врачи, пытаясь убедиться, что кровь на теле не ее. На плечи накинут шерстяной плед. К счастью, здесь уже тихо, сирены выключены, слышны лишь негромкие голоса переговаривающихся людей.

Подхожу ближе. Мия сидит, безразлично уставившись в пространство, будто не замечая, что с ней делают, лишь изредка вздрагивает от прикосновений.

– Здесь очень холодно, – произношу я, чтобы привлечь ее внимание.

Волосы падают ей на лицо. Взгляд кажется мне странным и необъяснимым, не понимаю, что он означает.

Она шмыгает носом, и я достаю носовой платок и вкладываю ей в руку. Я в жизни не волновался так за незнакомого человека.

– Вы, должно быть, устали. Так много пришлось вынести. Вас скоро доставят домой. Очень скоро. Я обещаю. Я знаю одного человека, который мечтает вас увидеть. – Выдержав паузу и не дождавшись реакции, я продолжаю: – Меня зовут детектив Хоффман. Я занимался вашими поисками.

Мне кажется, я и сам не верю, что мы видимся впервые в жизни. Мия мне ближе и дороже многих моих друзей. Она поднимает на меня глаза и переводит взгляд на мешок на носилках, которые выносят из дома санитары.

– Вам лучше не смотреть.

Впрочем, она смотрит не на черный мешок, а будто бы куда-то в сторону, безразлично скользя взглядом по людям, машинам, деревьям. Большинство полицейских мужчины, среди них лишь одна женщина. Они мимоходом обсуждают предстоящее Рождество: служба в церкви, обед с родственниками; придется сегодня допоздна собирать игрушку, которую жена заказала по Интернету.

Каждый из них лишь выполняет свои служебные обязанности.

В любом другом случае я бы поставил себе пятерку за успешно выполненную работу.

Но это не рядовое дело.

– Детектив Хэммил уже говорил с вами, но у меня есть несколько вопросов. Впрочем, это может и подождать. Понимаю, вам нелегко пришлось…

У меня возникает желание погладить ее по голове или по руке, возможно, такое проявление внимания вернет ее к жизни. Вид у нее потерянный. Она кладет голову на колени и молчит. Она сидит тихо, даже не плачет. Это меня не удивляет, у нее шок.

– Я понимаю, все произошедшее стало для вас кошмаром. И для вашей семьи тоже. Они так волновались за вас. Обещаю, это Рождество вы проведете дома. Я лично вас доставлю.

Получив разрешение, мы уезжаем, и вскоре уже стоим на крыльце дома Деннетов, и Ева взволнованно распахивает дочери свои объятия. Правда, прежде нам приходится заехать в больницу для осмотра. К счастью, журналисты об этом не пронюхали и на стоянке нас не встречает взбудораженная толпа с камерами и микрофонами.

Мия по-прежнему молчит.

Решаю позвонить Еве и передать трубку Мии, чтобы она сама сообщила матери о радостном освобождении. Черт, где же мой телефон? Впрочем, может, для нее это слишком тяжело, все произошло так быстро. Она не готова. Но ведь Ева ждет моего звонка, она сейчас как на иголках.

– Что случилось? – спрашивает Мия.

Я прав. Все произошло слишком быстро. Ей потребуется время, чтобы осознать.

– Его взяли. Все кончено, – говорю я.

– Все кончено, – повторяет она, и каждое слово будто слетает с губ и падает на пушистый снег под ногами.

Она оглядывается с таким видом, будто видит это место впервые. Возможно ли, чтобы она никогда не выходила из дома?

– Где я?

Я вопросительно смотрю на врачей, но они лишь пожимают плечами. «Черт, – думаю я. – Это скорее по вашей части. Моя работа – поймать плохого человека, а ваш долг – позаботиться о хорошем».

– Мия, – обращаюсь я к девушке и тут слышу, как вдалеке звонит мобильный. Похоже, мой. – Мия, – повторяю я.

Она выглядит озадаченной тем, что я так ее называю. Я повторяю ее имя в третий раз, просто потому, что не могу подобрать слова, чтобы продолжить. Все, о чем спрашивает она, – где я? что произошло? – все эти вопросы я планировал задать ей.

– Меня зовут совсем не так, – раздается ее голос.

Врачи начинают собирать вещи. Разумеется, ей нужен детальный осмотр, но на данный момент они сделали все, что смогли. У пациентки признаки истощения и резкой потери веса, но ничего того, что требует срочного вмешательства.

– Конечно так. Вы Мия Деннет. Разве не помните?

– Нет. – Она качает головой. Это не означает, что она не помнит, скорее то, что я ошибаюсь. Склонившись ко мне, она шепчет тихо, словно раскрывает секрет: – Мое имя Хлоя.

Проходящий мимо детектив Хэммил довольно усмехается.

– Я же говорил тебе, что все нормально. – Расплывшись в улыбке, он поворачивается к коллегам: – Давайте, ребята, собирайтесь. Будем считать, рабочий день окончен.

Гейб. После

В Гранд-Марей мы останавливаемся в гостинице – типичный для этих мест небольшой отель на берегу озера Верхнее с включенным в стоимость завтраком, о чем извещает бросающаяся в глаза табличка. До следующего утра обратных рейсов не будет.

Доктор Родос дает Мии транквилизатор, который мгновенно валит ее с ног. Приходится на руках нести ее в их с Евой номер. Мы же устраиваемся в соседней комнате, выполняющей роль гостиной, чтобы все обсудить.

Ева сама не своя. Она страшно нервничает и постоянно твердит, что все задуманное было ошибкой. Она близка к тому, чтобы обвинить меня, но в последнее мгновение все же останавливается.

– Рано или поздно Мия бы все вспомнила, – рассуждает она вслух.

Невозможно понять, действительно ли она так думает или пытается меня оправдать.

Позже я вернусь к этому разговору и напомню ей, что Колин Тэтчер не сам организовал похищение, его наняли. Возможно, эти люди по-прежнему следят за Мией, поджидая удобного момента. Наверняка ее дочь все знает. Колин рассказал ей, кто за этим стоит.

Ева прислоняется головой к стене, оклеенной обоями в пастельных тонах. Я перевожу взгляд на врача, она уже переоделась в спортивные брюки и тряпичные тапочки. Волосы убраны в строгий пучок. Невольно отмечаю, что такая прическа открывает непропорционально высокий лоб.

– Это называется стокгольмский синдром, – сообщает доктор Родос, усаживаясь удобнее и скрестив руки на груди. – Жертва испытывает чувства к похитителю. Она настолько привязывается к нему, что после поимки защищает его, воспринимает полицейских, которые ее освобождают, как угрозу для себя. Это происходит довольно часто и повсеместно. Вспомните о случае домашнего насилия, инцесте, избиении детей. Я уверена, детектив, вы нередко с этим сталкивались. Например, женщина вызывает полицию, потому что ее избил муж, а потом, когда они приезжают, умоляет не забирать мужа в участок. Но существует ряд условий, которые способствуют развитию стокгольмского синдрома. Мия должна была чувствовать исходящую от мужчины угрозу, что, как мы знаем, имело место. Ей необходимо было ощущать себя бессильной что-либо изменить. Это само собой разумеется. И наконец, мистер Тэтчер должен был проявить к Мии некоторую гуманность. Хотя бы в самой малой степени.